Три дня из жизни отдыхающих

     - Лизавета, приезжай немедленно, - сказала бабушка Лика, тяжело дыша в трубку.
- А что случилось? К чему такая срочность?
- Ты ждёшь, что должно УЖЕ случиться, или хочешь повидать свою бабушку, пока ничего ЕЩЁ не случилось?
- Бабуля, не пугай меня. Я все твои фокусы изучила. Больше не попадусь.
- Тю, дурнЭ. Какие фокусы? Мне сколько лет? Приезжай меня хоронить, а то смертельное уже поплесневело. Пора...

Тю, дурнэ, относилось ко мне и прямо указывало на мои умственные способности. Я хотела возмутиться и припомнить бабушке все  прошлые ухищрения, но её возраст как бы намекал, поэтому примиряюще сказала:
- Бабуля, всё нормуль. Не нагнетай. Я вчера разговаривала с дядей Лёней, он сказал, что ты у нас - ого-го.
- Много твой Лёня понимает... Дурак-дураком.

Леонид Георгиевич был неплохим врачом и когда бабушка заболевала, он её всегда "пользовал" и довольно успешно, потому что она благополучно дожила до 83 лет и ничего не предвещало, что что-то помешает ей дожить и до более почтенного возраста. Но он также был её зятем, поэтому бабушка его слегка недолюбливала и не упускала случая подчеркнуть недостатки, которыми, по её мнению, обладали  человеческие особи, связавшие свою судьбу с её замечательными, умными, красивыми, добрыми, просто необыкновенными детьми.

Внуков она тоже недолюбливала, так как в их зачатии, рождении и воспитании, волею судеб, участвовали "пришлые", которых она, ввиду многочисленности родни, попросту не успевала контролировать и поправлять. Поэтому у внуков тоже были определённые проблемы, которые бабушка с глубокой печалью диагностировала, как "порченность" и "рукожопость".

- Ну, как знаешь, - сказала бабушка. - Потом жалеть будешь, когда меня не станет.
- Бабуль, не начинай, - жалобно взмолилась я, но в трубке уже пиликал отбой.
На календаре была средина июня, в Сочи  было жарко, да и море уже прогрелось достаточно...

     С утра я побежала к Главному.
- Олег Николаевич, дайте три дня за свой счёт!
Он вздёрнул очки на лоб и пробурчал:
- С ума все посходили. Тому три дня, этой три дня...  Работать кто будет?
- Я отработаю!
- Отработает она... Зачем тебе три дня?
- Бабушке плохо.
- Твоей бабушке каждый квартал плохеет. А особенно летом. А почему? Потому что живет в Сочи. Жила бы в Заполярье и была бы здоровее...
- Олег Николаевич!

Я умоляюще сложила руки на груди и посмотрела на него самым жалобным взглядом, из имеющихся в арсенале, и он сломался:
- Хорошо! Один день. Плюс выходные. Вот тебе и три дня.
- Олег Николаевич! Вы что, смееётесь? Один день! Дайте три дня!
- Чтобы повидаться с бабушкой и полдня хватит. А у тебя целых три будет. Успеешь и на море, и позагорать. Отдохнёшь, в общем...
- Как же, отдохнёшь... Вы мою бабушку не знаете!
- Хватит с меня и того, что тебя знаю. Или соглашайся на один день или вообще ничего не получишь. Надо в Северодвинск ехать на сдачу-приёмку, а некому. Кругом одни отдыхающие...
Я поняла, что надо брать, что дают и  кивнула головой в знак согласия.

- Вот и хорошо! - обрадовался Главный. - А по приезду намыливай лыжи в Северодвинск.
- Почему я? Там же Бахтин куратор!
- Бахтин, Бахтин... Он же с языком не дружит. Опять такого наговорит, что потом не разберёшься. А ты им лапши навешаешь...
Он посмотрел на меня и смущённо поправился: - Ты им приведёшь железные аргументы, подпишешь акты и - домой. Делов-то...
А бабушку надо навестить. А то вдруг что, жалеть потом будешь.

     После работы я забежала в магазин и купила два новых купальника. Один буду с утра одевать, а второй - во второй половине дня, пока тот сохнет.
- Девушка, - позвала меня продавщица из отдела напротив выхода из ТЦ, - заходите. Такие купальники вчера получили!
- Да, я уже купила.
- Нет, вы только посмотрите! Писк сезона! Вы такая красотка будете!

Она так заманчиво трясла этими разноцветными лоскутками, что я зашла просто, чтоб поглазеть, но почему-то необъяснимым образом оказалась в примерочной. Купальник и впрямь был на загляденье.
- У меня глаз - алмаз, - бахвалилась продавщица. - Я сразу поняла, что эта вещь просто создана для вас. Ну и скажите, что я не права! Вы в нём настоящая королева красоты.
Конечно, она врала, как, впрочем, и я в некоторых случаях, но делала это так вдохновенно, что я сломалась.

- Целых три купальника, - грустно думала я, уныло шлёпая под холодным дождём. - Зачем? Куда мне их одевать? Разве, что в Заполярье... И самое главное, если бабушка узнает... Она же меня запилит, что я не умею "по-хозяйски" деньгами распоряжаться.

***
     - Здравствуй, жопа, новый год приходи на ёлочку, - встретила мой приезд бабушка.
Что означала сия загадочная фраза, никто из нас до конца не понимал, как и  сама бабушка, но она произносилась всегда, когда нужно было обозначить некое событие, которое не очень-то ждали, которому не всегда радовались, но которое являлось с календарной неотвратимостью, поэтому его приходилось принимать со смирением, присущим истинному христианину.

- Я не поняла. Кто-то сам звонил. Звал. Можно сказать шантажировал...  Ты что не рада?
-  Рада, - ухмыльнулась бабушка. - Слава Богу, что есть ещё силёнки... А то пока дождёшься, то и окочуриться успеешь.
- Ба, сезон. Билеты еле-еле добыла.
- Да, да. Рассказывай. То билеты, то работа. Такая занятая. Просто герой труда. Все такие занятые. А как тут бабушка одна мается - никому дела нет.

Бабушка маялась в огромной комнате, меблированной мебелью натурального дерева в стиле Людовика ХХIY и шестнадцатиметровой лоджией с видом на горы.
- Чур, я сплю на лоджии! - забила я царское местечко и метнула сумку с купальниками на диван.
- Дай-ка я посмотрю, что питерские теперь носят, - заинтересовалась бабушка, протягивая руки к сумке, и я трусливо заорала:
- Есть дадут в этом доме или нет?
- Ох ти, Господи! - засуетилась она и я быстренько спрятала сумку от греха подальше.

     Стол ломился. Борщ с отварной говядиной, зелень, чахохбили из кур, моё любимое лобио, сырники, долма, прозрачные ломтики тоненько нарезанной бастурмы...
- Бабуля, ты ещё кого-то ждёшь?
- Тю, дурнэ... Тебя ждала. Думала уже не увидимся.
Бабушка всхлипнула и скомандовала:
- Всё должно быть съедено! Посмотри на кого похожа - кожа да кости. Чем ты там в своей северной столице питаешься?

Объевшись до состояния "нестояния", я позорно уснула. Сквозь дрёму доносилось бабушкино ворчание, что я ем как воробей, что не в коня корм, и что для меня готовить, только напрасно переводить продукты, а это не по-хозяйски... И сплю я так много исключительно от бескормицы. И что пора уже опять поесть, не то всё пропадёт, а это, опять же, не по-хозяйски...
- Мам, - уговаривала её тётя Зоя, - дай ты ей выспаться хотя бы. Не приставай. Ты ведь кого хочешь замучаешь своей заботой.

     На следующий день я только-только собрала сумку, чтобы сбегать на море, как бабушка скомандовала:
- Пошли смертельное сушить.
- Бабуль, так сушили же.
- Тю, дурнэ. Это когда  было? 
- Да, пару месяцев назад, вроде.
- Вроде... Склероз у тебя. Уже полгода прошло.
- Разве?
- Разве? - передразнила бабушка. - Ты, Лизавета, как с Луны упавши. И головой ударившись. Ты когда у меня последний раз была?
- Так Инка же приезжала, - попробовала я привести "железный аргумент" в виде моей двоюродной сестры, посетившей бабушку в прошлом или позапрошлом месяце.
- Тю, дурнэ. У твоей Инки руки из жопы растут. Она же вся в Верку.
Верка была женой бабушкиного необыкновенного, но не понятого и неприспособленного к жизни сына, поэтому возразить было нечего и я молча подчинилась.

Из тёмных глубин гардеробной  было извлечено неисчислимое количество платьев, кофт и прочих нарядов, приобретённых в течение жизни и бережно сохранённых бабушкой, которые необходимо было развесить на просушку на лоджии. Бабушка уселась в кресло и удовлетворённо наблюдала как я, обливаясь потом, таскаю это всё добро.
- Бабуль, всё!
- Как это всё? А с рукавами?
- Бабуль, я не поняла. Ты же хотела смертельное... А то тёплое, с длинными рукавами.
- Тю, дурнэ. Откуда я знаю, когда умру. Вдруг зима будет, холодно.
- Правда, - подумала я, - кто может знать когда и кто вперёд. Может это я буду. А у меня ничегошеньки... Только купальники... Три... Хотя и одного достаточно...

- Спинжак не забудь! - перебила бабушка мои подсчёты.
- А пиджак-то зачем? - уже разозлилась я. - Если боишься , что мороз будет, тогда шубу сразу надо.
- А это ты правильно говоришь, - не обиделась бабушка. - Тащи и шубейку. Кто знает, как оно жизнь повернётся. Может не помру, так будет в чём на улицу выйти.
 
     Когда мы закончили, с работы вернулась тетя Зоя с Леонидом Георгиевичем.
- Зойка, - закричала бабушка, - наконец-то хоть один человек нашёлся, чтобы смертельное в порядок привести.
- Мама, ты уже замучила всех со своим смертельным. Лиза приехала на три дня и сидит с тобой, как привязанная. Дай человеку на море выйти.
- А я, что? Не пускаю? Пусть идёт. Смертельное посушили. Правда, жёлтое платье забыли... А оно такое удобное. Пуговицы до самого низа расстёгиваются. А то разрежут и мучайся потом ТАМ.
- Мама, не волнуйся. Купим мы тебе ещё платье, если понадобится.
- Знаю я вас. Купят они. Лишь бы деньги транжирить. У меня всё есть, на ВСЕ случаи.

     На улице уже темнело, когда мы с дядей Лёней пришли на море.
- Ты меньше бабушку слушай, - наставлял он меня по дороге. - У неё сил побольше твоих будет. Только ей некуда приложить их. Вот и тиранит всех. Завтра вставай пораньше и быстренько сматывайся. Я тебе бутербродов  перед работой наготовлю, на море перекусишь. А то опять что-то выдумает и будешь смертельное сушить дотемна, как сегодня...
- Да, ладно. Ночью даже лучше. Море такое тихое... И вода тёплая... И отдыхающих нет.

Мы поплавали, полежали в едва плещущейся морской воде, полюбовались на звёздное небо и пошли домой. Почти у самой парадной  вспомнила, что забыла купальник в кабинке для переодевания. Возвращаться не хотелось и я махнула рукой. Ведь у меня было ещё два.

     Утром  проснулась оттого, что бабушка трясла  за плечо как грушу.
- Ба, дай поспать!
- Сколько можно спать!
- Мы же смертельное посушили, вроде.
- Вот именно, что вроде. Жёлтое платье забыли...
- Ба, одно платье... Успеется, - ныла я, пытаясь укрыться с головой.
- Конечно, успеется, - соглашалась бабушка, железной рукой сдирая с меня одеяло. - Только надо ещё успеть суприз подготовить...
- Какой ещё сюрприз. Не надо мне твоих сюрпризов.
- Да не тебе! Лёне...
- Дядя Лёня не любит сюрпризы. Особенно твои, - отбивалась я из последних сил.
- Много ты понимаешь в супризах, - сердилась бабушка. - Или встаёшь или сейчас водой плескану!
Зная бабушкин характер я предпочла встать.

- Смотри!
На кухне бабушка театральным жестом откинула крышку от хлебницы и ткнула туда рукой. Там, в прозрачном полиэтиленовом пакете лежала гора бутербродов.
- Видишь!? Ну, что это такое?
- Бутерброды.
- Тю, дурнэ. Я и сама знаю, что бутерброды. Ты вот скажи, для чего их столько?
Мне не хотелось выдавать бабушке нашу с Леонидом Георгиевичем маленькую военную тайну, поэтому пришлось неопределённо пожать плечами.
- А я тебе скажу.

Бабушка  оглядела кухню на предмет посторонних лиц и, не обнаружив никого, торжествующе сказала: - Это Лёнины бутерброды! Он их целое утро тайком от меня нарезал. Наверное, хотел на работу взять, да забыл. У него же голова дырявая. Даром, что врач. А я всё вижу!
- Ну и Бог с ними, с бутербродами. Взрослый человек, найдёт где перекусить.
- Бутербродами? У него же желудок... И, главное, всё тышком-мышком. Думает, что я не вижу. Вот куда теперь бутерброды? Пусть пропадают? Не по-хозяйски...
- Я могу съесть.
- Ещё чего! У себя дома будешь бутербродами питаться. А у бабушки будешь питаться как полагается. Иди завтракай и будем суприз готовить.
- Бабуль, я на море хочу, - решилась я заявить о СВОИХ желаниях.
- А я тебя, что держу? Сейчас суприз по быренькому забацаем и иди, куда твоя душенька пожелает.

     Пока я завтракала, бабушка поведала о "супризе".  Её так удручила эта гора бутербродов, что она решила "сменить гнев", как перманентное состояние по отношению в Леониду Георгиевичу, на "милость" и налепить ему вареников с картошкой.
Дело в том, что он обожал бабушкины вареники и мог их съесть, по его же выражению, "хоть ведро", но бабушка всегда прерывала это горячее желание коротким: - " Да кто ж тебе даст".
- А то похороните меня, - вещала бабушка, подсовывая мне блинчики  с мёдом, - Зойка пропадёт. Он хоть и бестолочь, но другого уже не будет, может поможет ей чем-нибудь. Пожалеет. Поэтому надо его побаловать, пока жива.

     В общем, мы стали готовить "суприз". Бабушка чистила картошку, а я, под её чутким руководством месила тесто.
- Так, теперь водички. Яйцо. Нет, два... Может три? - рассуждала она.
Я, радуясь, что не надо напрягать извилины, тупо лила, добавляла, замешивала. Бабушке, видимо, тоже было хорошо, что никто не оспаривает её решения, поэтому она даже стала напевать.

Мы лепили вареники и я уже предвкушала, что скоро эта мУка закончится и можно будет идти на море, как оказалось, что не хватает начинки.
- Не по-хозяйски тесто оставлять... Надо ещё картошки сварить. И лук не забудь, - выдала бабушка указание, и пошла к себе полежать.
Я приготовила начинку и стала быстро долепливать вареники, мысленно упрашивая Бога, чтобы бабушка не явилась раньше времени.

- Не надо так толсто тесто раскатывать, - указала она, вырастая за моей спиной.
И хоть тесто раскатывали тоньше, оно всё равно закончилось раньше, чем начинка.
- Вмеси теста немного, - распорядилась бабушка. - Не по-хозяйски начинку оставлять...
- Бабуль, я её съем.
- Тю, дурнэ. У бабушки что, есть нечего? Это в своих столицах будешь картошку есть.
Я покорно "вмесила" теста но, видимо, не рассчитала. Начинка закончилась, а оно осталось.
- Не по-хозяйски, - укоризненно покачала головой бабушка. - Давай ещё картошки сварим...
 
Мы ещё несколько раз то "вмешивали" то варили, пока, каким-то волшебным образом, тесто и начинка  не закончились одновременно, как и полагалось у "порядочной" хозяйки.
Готовые вареники мы сложили в эмалированное ведро, потому что в доме больше не нашлось подходящей по вместимости тары.
- Вот теперь, наверное, наестся, - удовлетворённо заключила бабушка, хлопнув ладонью по ведру. - Он ведь всегда мечтал о целом ведре вареников.

     Пришли с работы тётя Зоя и дядя Лёня.
- А я на море, - обрадовалась я, что можно сдать бабушку с рук на руки.
- А вареники, кто будет есть? - удивилась бабушка.
- Дяде Лёне и одному маловато будет!
Но меня не отпустили. Пришлось сесть за стол и давиться варениками, которые уже одним своим видом вызывали изжогу и я поняла, что просто-напросто ненавижу их, поэтому больше не съем ни одного вареника, пока живу на этом свете.

Дядя Лёня благополучно объелся ими, поэтому  остался дома мыть посуду, а мы с тётей Зоей пошли на море.
По дороге она жаловалась на бабушку и её страсть к бережливости.
- Она же хранит всё ещё с незапамятных времён. От её тряпок скоро задохнёмся.
- Так выбросите, а то и впрямь сдуреть можно от её "богатств".
- С ума сошла! Да она нас заест, если узнает. Лёня иногда что-нибудь тайком вынесет на помойку так она нам такое устроит...
Тётя Зоя шмыгнула носом.
- Нет уж. Пусть копит. Нам с Лёней и на работе неприятностей хватает.

     Пока дошли, стало почти темно. Море сердито нагоняло волны на галечный берег.
- Может сегодня не стоит? - заробела тётя Зоя. - Как-то негостеприимно... Я ведь плаваю не очень...
- Как хочешь, - отмахнулась я. - Полезу. Завтра вечером уже обратно улетать, а я толком и не искупалась.
- А ты, Лизавета, чересчур сердобольная. Бабушке нельзя поддаваться. Она же быренько на голову садится...
Тётя Зоя бегала по берегу, выкрикивала бессмысленные советы и давала ненужные наставления, а я храбро бросилась в набежавшую волну.
- Вернись немедленно! - донеслось с берега.

Но вдали от берега волны были не такие высокие и  доброжелательно качали меня в своих ладонях так, что я расчувствовалась и наконец-то похвалила себя за принятое решение:
- Правильно сделала, что приехала. У нас дождь и ветрище, а здесь... Кайф! Да и бабушку успокою с её смертельными нарядами. Там, смотришь, и до следующего моего приезда доживёт...

Выбраться из моря оказалось не просто. Только я, подплыв к берегу, вставала в полный рост, как  подбегала волна и неистово набрасывалась сзади, норовя утащить в морские дали. Тётя Зоя, понаблюдав за моими судорожными телодвижениями,  храбро вступила в единоборство со стихией и за руку вытащила меня на берег.
В купальнике было полно мелкой гальки и я решила его прополоскать.
- Оставь, - буркнула тётя Зоя, отжимая мокрый подол. - Дома вытрясешь.
- Да я быренько...

Только-только наклонилась, как набежала коварная волна и  окатила, как из ведра. Пока отплёвывалась и откашливалась, купальник, подхваченный беснующимся прибоем, благополучно смылся.
- Жаль, - сказала тётя Зоя, провожая его взглядом, - симпатичный был. Но хорошо, что отделались только купальником...
- Да, ладно. У меня ещё один есть.

     Ночью спала плохо, потому что с вечера дала себе установку встать как можно раньше и сбежать на море, пока бабушка не проснулась. Но моей мечте не суждено было исполнится.
Когда мы втроем, чуть дыша, прокрались на кухню, там уже вовсю хозяйничала бабушка. Весело булькал закипающий чайник, пахло свежемолотым кофе, на столе дымилась гора разогретых вареников с картошкой.
- Я не завтракаю, - поспешила отречься я.
- Мама! - рассердилась тётя Зоя. - Опять вареники. Я же просила. Лёне нельзя много мучного.
- А куда их? - парировала бабушка. - Выкинуть? Не по-хозяйски. Ешьте.

Пока мы покорно  давились варениками, бабушка раскладывала их по контейнерам.
- Это тебе на обед, - вручила один дяде Лёне. - Ты любишь.
- А это тебе на работу. Своих угостишь, - велела тёте Зое.
Заглянула в ведро и укоризненно покачала головой.
- Ну и едоки! Придётся подружаек звать в гости.

Подружаек было две:  "нудная" Даниловна из шестнадцатой и "эта дура" из соседнего подъезда.
- Зачем дружишь, если они тебе не нравятся? - удивилась я.
- Тю, дурнэ! Сначала я сама была дура, не разобралась. А когда поумнела, оказалось, что других уже не будет, потому что умные  все поумирали...

Я только-только собралась на море, как явилась бабушка и велела мне идти на рынок.
- Ба, дома еды - завались. Зачем ещё на рынок?
Бабушка посмотрела на меня, как на полоумную и сказала, что даже объяснять не станет, КАК нужно угощать дорогих гостей.

     Когда я вся потная, чуть дыша, приволокла с рынка два мешка продуктов, оказалось, что надо "быренько-быренько" накрывать на стол, потому что гости скоро придут, а у нас - "ни у шубы рукава".
Невзирая на усталость, я как бешеная, метала на стол "праздничные"  фарфоровые тарелки, хрустальные стаканы и серебряные вилки с ножами. Потом вертела крахмальные салфетки, чтобы они стояли, как "яхтенные паруса", начиная тихонько ненавидеть и паруса, и яхты, и самое море, где они плавали.

Уже открыв дверь, чтобы бежать на пляж, нос к носу столкнулась с гостями.
- А ты куда? - удивилась Даниловна. - Мы же тебя сто лет не видели. Посиди с нами хоть капельку.
- Ну, разве что капельку...
Они выпили винца за такую "неожиданную  радостную" встречу и быстренько захмелели. Пустились в воспоминания, какая я была "шкода", а теперь - ого-го! Умница, красавица и что-то ещё, абсолютно не соответствующее действительности, но я  молчала, чтобы они быстрее угомонились и можно было бы тихонько улизнуть.

- Замужем? - поинтересовалась "эта дура", в миру Джульетта Хатуевна.
Я помотала головой.
- А что так?
- Она у нас шибко умная, - ехидно ухмыльнулась бабушка. - Некогда ей.
- Глупости это, - прошамкала Даниловна набитым ртом. - Надо замуж и деток...
- Не за кого, - попробовала я отбиться, прикинувшись несчастной овцой.
Это была стратегическая ошибка.

Они с жаром пустились вспоминать у кого из  знакомых есть подходящая кандидатура на роль моего будущего мужа и так увлеклись обсуждением, что забыли обо всём.
Я тихонько ускользнула на лоджию, схватила пляжный мешок с купальником и на цыпочках прокралась в прихожую.
- Ты куда? - выросла за  спиной бабушка.
- Искупнусь...
- Тю, дурнЭ. Тут вопрос  сурьёзный решается, а ей купаться приспичило.
Она зашвырнула мой мешок в дальний угол и приволокла в гостиную.

- Мы решили, что тебе нужен сурик, - объявила Даниловна с сияющим лицом.
- Не надо мне никакого сурика. Я ненавижу красить.
- Тю, дурнэ. Сурик это не краска. Сурик - внук Жулькин.
Джульетта Хатуевна сморщилась, словно откусила лимон, но в этот раз не стала поправлять бабушку, а благосклонно разъяснила:
- Сурен мой внук. Такой хороший мальчик. И тоже один. Никак не может себе достойную пару найти. Теперь девицы такие пошли, просто ужас...
 
     Бабульки, обрадовавшись интересному занятию, "высвистали" Сурена с работы, под предлогом того, что Джульетте Хатуевне  плохо, так как она  "что-то не то съела", и уже через полчаса знакомили нас. Сурен мне понравился. Он был хоть и существенно ниже меня ростом, но у него были вьющиеся чёрные волосы и тёмные "загадочные" глаза в опахале густых ресниц. Поэтому я не послала его сразу подальше, а согласилась уединиться в бабушкиной комнате, пока подружки "обмывали" нашу встречу.

- Прости, Лиза, - сказал Сурен, пряча  взгляд. - Я вижу, что ты хорошая девушка, но...
- Да, ладно тебе, - перебила я. - Ты мне нравишься. Надеюсь и я тебе не сильно противна. Не будем бабушек огорчать... Давай скажем, что пойдём погулять и ты выведешь меня отсюда. Я на море хочу, а не замуж.
- Правда? - обрадовался Сурен. - А то я с девушкой только-только познакомился, вроде понравилась... Как-то нехорошо получается.
- Да всё нормально, - утешила его и, зачем-то соврала: - у меня уже есть друг...
Сурик обрадовался, что всё разрешилось и мы пошли в гостиную, объявить, что  "поладили" и пойдём прогуляться.
- Ещё чего! - возмутилась бабушка. - За такое дело надо выпить.

Захмелевшие "подружайки" радостно закивали седыми головами. Сурик работал таксистом, поэтому "отдуваться" пришлось мне.
Когда мы, наконец-то, вырвались из цепких объятий не в меру разгулявшихся бабуль и собирались смыться,  на пороге квартиры появилась тётя Зоя.
- Вы на часы смотрели? - огорошила она. - Вылет через полтора часа.

Я побежала на лоджию вытаскивать свою сумку из-под кровати, Даниловна с Джульеттой Хатуевной резко засобирались домой, бабушка стала впихивать им вареники до которых дело не дошло из-за сватовства, они стали отнекиваться.
В общем поднялся  тарарам и я догадалась, что при таких подходах на самолёт, возможно, опоздаю. Правда, на моё счастье пришёл дядя Лёня и сразу навёл порядок.

- Даниловна и Джульетта Хатуевна, до свидания. Бабушка, займись уборкой и мытьём посуды. Зоя, бери Лизу и вниз. Сурик, отвези нас в аэропорт, пожалуйста. Ты ас и мы на тебя рассчитываем. Я сейчас, кусну парочку вареников и с вами...
- Какое кусну! - кричала тётя Зоя в закрывающуюся дверь лифта. - Уже опаздываем, а тебе всё куснуть хочется...

Мы уже были внизу, когда из соседнего лифта выскочил дядя Лёня с ведром.
- Это что? - нервно взвизгнула тётя Зоя.- Зачем ведро взял?
- Вареники. Бабушка велела.
- Оставь. Не позорься. Поставь на скамейку, пусть их ест кто хочет. Видеть это больше не могу.
Сурен завёл машину и дожидался нас, демонстративно поглядывая на наручные часы.
Дядя Лёня послушно поставил ведро на скамейку.

- Лёня, я всё вижу! - кричала сверху бабушка, свесившись в открытое окно. - Сам поешь и  Лизе дай, а то  одна кожа да кости, а не внучка.
- Да я смотреть на ваши вареники не могу, не то чтобы есть.
- Тише, не сейчас, - остановила меня тётя Зоя. - Лучше не спорить с бабушкой. Себе дороже выйдет. Лёня, забирай ведро...
Я с ней села сзади, дядя Лёня с ведром забрался на переднее сидение и мы помчались.
 
Мелькнула мысль, что я зря так недальновидно... С Суриком. Если из него такой же муж, как и водитель, то, вполне возможно,  упускаю свою жар-птицу...
Не успела эта мысль развиться в сожаление, как в районе Мацесты мы встали в пробку.
- Лёня, узнай, что случилось, - скомандовала тётя Зоя и он, поставив ведро с варениками на переднее сидение, порысил к машине ДПС.

- Авария, - доложил вернувшись. - Движение по одной полосе. И наша сторона только-только проехала. Ждать неизвестно сколько, потому что со стороны Адлера везут участников сельскохозяйственного симпозиума. Всё перекрыто.
- Мне капец, - замогильным голосом сказала я. - У меня завтра рано утром самолёт. И оповещение уже ушло... Сталинские лагеря  ждут...
Сурик немного посопел.
- Ведро, дайте.

Он вырвал ведро и вместе с ним убежал куда-то вдаль, мимо вереницы, поблёскивающих точками разноцветных огней, машин.
- Вот тебе и жених, - обречённо выдохнула тётя Зоя. - Бросил при первых же проблемах.
- Но про вареники не забыл... Хозяйственный, - язвительно заметил дядя Лёня.
 Я молчала, потому как было всё равно. Конечно, никакие лагеря мне не грозили, времена не те, но нахлобучат  крепко.

Стрелки часов на приборной панели неумолимо отсчитывали минуты, приближающие время  вылета, когда Сурик тяжело плюхнулся на сидение.
- Держите. Сейчас тронемся.
Он ткнул полупустое ведро в руки дяде Лёне. Впереди появился гаишник и начал вертеть своей волшебной палочкой перед  машиной. Сурик ловко вывернул на обочину, где нас поджидала машина ДПС и мы, оставив нескончаемую ленту покорно ворчащих машин, объехали пробку и остановились.

- Теперь сами, - сказал гаишник, заглядывая в салон. - Дальше всё свободно. Доброго пути. За вареники - спасибо. А то мы с утра не жравши.
- Вот, видите, - сказал дядя Лёня с упрёком. - А вы брать не хотели.
Тётя Зоя только рукой махнула. Я промолчала, так как всё это уже не имело значения. Время близилось к вылету и регистрация скорее всего закончилась...

     Когда мы ворвались в здание аэропорта, так и оказалось. Но разгоряченный дядя Лёня, подлетев к стойке регистрации, водрузил на неё ведро  и прокричал: - Полведра вареников всем, кто посодействует, чтобы эта  леди улетела своим рейсом!
 
Не знаю, что так подействовало на окружающих. То ли необычность предложения (ведь не каждый день тебе предлагают вареники, чтобы отправить запоздавшего пассажира), то ли все причастные тоже были "не жравши", а может просто сработали какие-то неизвестные нам служебные инструкции, но всё вокруг пришло в движение. Кто-то стал вызывать по рации борт, кто-то звал Люду (или люди?), кто-то схватил меня за руку и поволок в выходу.

Всё происходящее казалось фантасмагорическим сном. Я оглянулась, чтоб хотя бы махнуть рукой на прощание и увидела, что всем не до меня. Тётя Зоя раздавала вареники, а дядя Лёня подавал ей, невесть откуда взявшиеся, пластиковые тарелочки.  Мы  уселись на проезжающую мимо пустую тележку для багажа, и подъехали к самому трапу, уже готовящемуся отъехать.
- Поднимайся, - скомандовала моя провожатая.
- Так уже дверь закрыта...
- Сейчас откроют.
И действительно. Дверь открылась и в проёме показалось раздражённое лицо бортпроводницы, призывно машущей рукой.
Я птицей взлетела по трапу и меня буквально за шкирку втащили в самолёт.

     - Наш самолёт следует по маршруту... Время в пути...  Температура за бортом...
В проходе бортпроводница исполняла пассы с кислородной маской и спасательным жилетом.

     Я устроилась поудобнее в кресле и вспомнила, что третий купальник остался валяться где-то  в прихожей и, вполне возможно, дядя Лёня тайком вынесет его на помойку.
В животе заурчало и я подумала, что сейчас неплохо было бы хоть пару вареников схомячить. Жаль, всё раздали и мне ничего не досталось. Зато бабушка, наверное, будет довольна, что  "по-хозяйски" ими распорядились и ничего не пропало... Кроме купальников...
Но про это знать ей совсем не обязательно.