Каникулы у другой бабушки. Кровожадная пиявка

    Летние каникулы продолжаются.

    Наша с Данькой гуталиновая история потихоньку забывалась. Испорченные кеды спасти не удалось и бабушка просто вынесла их на помойку, вместе с другим мусором. Несколько дней брат бегает по деревне босиком. В знак солидарности, я забрасываю свои старые полукеды в дальний угол прихожки и присоединяюсь  к босоногому Даньке.

    Каждый вечер бабушка выносит нам во двор таз с чистой водой, кусок серого мыла, и ветхую мочалку, беззлобно ворча:  
– Трите, трите сильнее, лихоимцы!  Ноги - то как у кочегаров черные.  Анафемы на вас нету.  
Мы сидим на лавке, обнявшись, весело смеемся и дружно бултыхаем ногами в теплой мыльной воде.

     А позавчера Дане несказанно повезло. К тете Руфе погостить приехал ее рязанский внук Гошка.  За год Гошка вытянулся, повзрослел и вырос изо всей своей деревенской обуви.  Целую сумку с хорошими еще кедами, шлепками и резиновыми сапогами тетя Руфа подарила Данькиной маме. Выдав сыну самую потертую обувку (шататься по деревне в самый раз), тетя Валя спрятала сумку в шкаф под замок, от греха подальше.

     Я не знаю, какого греха боится мама Даниила, но новость о том, что у брата теперь целая сумка обуви и первого сентября он пойдет в школу не босиком, приводит  меня в неописуемый восторг. Немедленно нахожу свои полукеды, обуваюсь и мы радостно скачем перед домом на одной ножке.  
- Рязань косопузая! - громко провозглашает дразнилку Данька.  
- А в Рязани грибы с глазами!  - не отстаю я. - Их ядять, а они глядять!  
На наши крики, из окна, высовывается бабушка с кухонной утиркой в руке.  
- А не етитская ли сила? - вопрошает кого - то невидимого  она.
И не дождавшись ответа продолжает:
 - Люди им добро сделали, а они хаят. Идите отседова, а то отцам вашим скажу. Достанется тогда по первое число! 

     Дерзкий лучик июльского солнца осторожно пробирается сквозь неплотно закрытые шторы, шустро бежит по подушке, внимательно исследует пушистые ресницы, потом опускается к кончику   обгоревшего, в рыжих конопушках носа и бесстрашно его щекочет.   
- Апчхи! - прогоняю я лучик и тотчас просыпаюсь.
Ого! Уже половина десятого утра, совсем скоро ко мне должен прийти Данька!
По - солдатски быстро вскакиваю с дивана, застилаю постель, наскоро умываюсь, проглатываю теплый еще омлет, запивая его сладким какао. Натягиваю чистые шорты и футболку, которые заботливо развесила на стуле бабушка, и выхожу на улицу.
 
    Бабушка уже давно ушла на работу, поэтому я аккуратно запираю на навесной замок дом и прячу ключи под заветный камешек у раскидистого жасминового куста.
- Кхе, кхе! - доносится от соседнего дома. - Что, Виталик, Даньку ждешь?  Опять хулиганить собираетесь? Гуталином мазать?

    На лавке перед синим резным палисадом, раскуривая папироску, сидит бабушкин сосед дядя Гена. Перед ним, прямо на траве, лежат разные инструменты: пассатижи, гаечные ключи, молоток, отвертка, какие-то неизвестные мне детали. Через открытые двери гаража я вижу зеленого цвета мотоцикл «Урал» и отцепленную от него пассажирскую коляску.
- Здравствуйте, дядя Гена!
Подхожу к лавке и мы чинно, как настоящие мужчины, жмем руки друг другу.
- Нет, мы не хулиганить. Мы будем играть как снимают кино. В сквере, около клуба. 
 - Кино? - удивляется дядя Гена. - И про что, кино - то?
- Про любовь. Как «Служебный роман» .
- Дак, а чего не про войну? Про войну-то, чай, интереснее. Или можно про этих, как они, - он морщит лоб вспоминая, - «Отважные мстители»!
- «Неуловимые мстители» , - поправляю его я. - Так с нами девчонки играть будут. Они не хотят про войну. Им про любовь кино нравится.
Дядя Гена хочет что - то сказать мне в ответ, но, внезапно, в доме звенит ведро, раздается грохот и громкий женский крик разрывает тишину утра:
- Генка, чтоб тебя лихоманка заела! Ты когда на мосту лампочку уделаешь? Ни зги ведь не видать - насмерть убиться можно!
Дядя Гена нехотя поднимается и, подмигнув мне на прощанье, поспешно скрывается за дверью дома.

    Я возвращаюсь к нашему дому и вижу Даньку.
Что есть сил, поднимая огромные клубы пыли, брат молнией летит по деревенской улице и машет мне рукой.
- Быстрей, в огород к тете Марусе! – добежав, он хватает меня за рукав футболки и тянет за собой.
Легко перемахнув через забор, протискиваемся в узкий лаз под изгородью, отделяющей огород бабушки от соседнего огорода и, пробравшись в густые заросли малины, замираем.
- Ой! - восклицаю я и трясу рукой. - Тут крапива!
- Тише! - укоризненно шикает на меня брат. - Подумаешь, крапива! Терпи! Я вон тоже весь в крапиве сижу.

    Прильнув к широкой щели в заборе, он внимательно наблюдает за пустынной деревенской улицей. Я активно дую на ужаленное зловредным растением место и присоединяюсь к Даньке. На дороге никого нет.
-Виталя, баба Саня - то не пришла! - обьяснет, наконец, всю эту суету брат.
- Как не пришла!?

    Вчера днем мы ездили на велосипедах в соседнюю деревню, к бабушкиной старшей сестре Александре - бабе Сане. К ней нас отправила тетя Валя - Данина мама. Через день она собиралась поехать в районный центр по каким– то, очень важным  делам и ей не с кем было оставить крошечного Димку - младшего Данькиного брата.
 
    Баба Саня живет в ветхом домике с облупившейся краской, в самом центре, когда-то очень большого села, рядом с полуразрушенным и превращенным в склад белокаменным храмом и старым, заросшим колючим шиповником, с покосившимися от времени крестами кладбищем.  Здесь она родилась и выросла, вынянчила младших братьев и сестер, проводила их в большую жизнь. Почти полвека отработала на ферме. Похоронила родителей.
И теперь вот осталась совсем одна, в этом потрепанном, как и она сама, временем доме, вместе с нехитрым хозяйством: курами, петухом Яшкой, белой козой Лушей и кошкой - богаткой Матрешкой. Своей семьи у нее не случилось. Бабушка объяснила мне, что какая тут семья, если всех Саниных женихов на войне поубивали, а которые вернулись, те нарасхват были и искали невест помоложе да побогаче.

    Мы сидим в горнице на огромном старинном диване с истертой до дыр, неясного цвета обивкой. На табурете, рядом с телевизором, спрятанном под белым узорным рушником, истово умывается Матрешка. В Красном углу, перед почерневшими древними иконами, теплится дрожащим огоньком лампадка. Сладко пахнет ладаном, медом и блинами. Радостная баба Саня мечется между горницей и кухней, накрывая на стол, дабы приветить таких дорогих ей гостей.

    Досыта наевшись блинов с медом и козьим молоком, вдоволь навалявшись на стожке сена, приготовленном для Лушиной зимовки, вместе с бабой Саней собираем в большую корзину яйца, которые снесли куры, рассыпаем корм. К вечеру хромой пастух дядя Витя пригоняет козу и мы с Данькой по очереди учимся ее доить.
А потом, с полными сумками гостинцев, возвращаемся домой. 

    Конечно, баба Саня с радостью соглашается посидеть с Димкой, пока тетя Валя будет в городе и обещает подойти ровно к девяти часам утра. 
И вот, она не пришла! Что - же случилось?

    - Валентина, ты чего тут? Полина- то на работе сегодня! - слышим мы голос дяди Гены.
- Знаю, что на работе, где ей еще быть! Даньку моего не видел? Не тут он? 
- Так замок на двери висит. Убежали, небось, с Виталиком гулять. Чего ребятам летом в доме сидеть? !
- Только и умеют бегать! Никаких дел доверить нельзя! - шипит она и уходит восвояси.
-Фууух! Пронесло!  - облегченно выдыхает Данька.  - Мамке в город прям срочно ехать надо. Она утром и говорит, мол, не пришла баба Саня - значит не были вы у ней, мол, пробегали вчера и забыли. Вот и водится вам теперь с Димой, пока меня нет.

     Я не успеваю ответить брату, как же так не были, а гостинцы тогда откуда, как в зарослях малины появляется наша соседка и хозяйка этого огорода сварливая тетя Маруся.
 - Енто вы тут чего делаете, разбойники? Ягоду обрываете, али спички жгете?
Мы пулей вылетаем из кустов, рванув к заветному лазу.
- Щас вот догоню, да крапивой, искарьотов!   Ишь, удумали чего - по малину лазить. Вона и подкоп сделали! Все баушке вашей расскажу! – несется нам вслед.
 
    Я знаю, что тетя Маруся нас не догонит. Слышал от бабушки, что за зиму соседка «сдала»: болят ноги и с возрастом стало тяжко ей носить дрова, чтобы каждый день растапливать печь; что по весне приезжала Людмила, ее дочь, и хотела увезти к себе во Владимир, дохаживать, а дом этот продать. Маруся ее выгнала и ругалась на всю округу, дескать никогда с Лешкой – христопродавцем, ее зятем, жить не будет, помирать в родной избе хочет, а уж когда совсем помрет, то наследства Людка шиш получит, потому как она отпишет его не ей, а добрым людям или даже в Фонд Мира.

    - Пойдем задами до полей, - предлагает Данька. - Там стога стоят, никто нас в них не найдет.
Мы перелезаем через забор и с опаской выходим на соседнюю улицу.
- Смотри, баба Саня идет! - вижу я знакомый силуэт в ее конце.
Баба Саня почти бежит. Она скрывается за поворотом, ведущим к Даниному дому, а минут через десять, по этой же дороге, спешит к автобусной остановке тетя Валя.
- Ура! Ура! Она пришла! Айда купаться на Коровий пруд!  - радости брата нет предела.
- Бабушка не разрешает одним туда ходить, - сомневаюсь я. - И там нельзя купаться, потому что водятся пиявки.
- Нет там никаких пиявок! Сто раз уже купался! Ты как хочешь, а я пойду! - он уверенно сворачивает на тропинку к пруду. 
Делать нечего - иду вместе с ним, за компанию. 
- Виталик, а кто такие искарьоты?
- Не знаю. Может слово какое-то ругательное. Старинное. Бабушку надо спросить или бабу Саню.
- Так ясное дело ругательное, раз тетя Маруся  этим словом нас ругала.

    Коровий пруд - это маленький, чуть заболоченный водоем на самой окраине нашей деревни, возле соснового леса. Каждый день мимо него проходит деревенское стадо, которое гонит на выпас пастух дядя Гриша, и он разрешает скотине подойти и попить из пруда. Конечно, они просто стоят у берега, а не купаются там, но про водоем ходит дурная слава, что полно в нем лягушек, пиявок и всякой разной нечисти. Взрослые там никогда не купаются, а ребятня бывало иногда, что поплещется немного.

     На берегу Данька сбрасывает с себя шорты, футболку и задумывается на секунду - идти в пруд в трусах или без, ведь специальных плавок на нем сейчас нет.
Опасаясь, что могут прибежать девчонки, он остается в трусах, забегает в пруд и сразу падает в воду.
- Теплющая! - радостно сообщает брат. - Иди быстрей, чего там расселся?
Очень жарко, и искупаться хочется ужасно, но Коровий пруд мне категорически не нравится: много тины, лягушек. Из уроков биологии я знаю, что если есть лягушки, то должны быть и змеи. А если еще и пиявки есть? Жуть! То ли дело лесные озера, куда нас водит в выходные бабушка, с их удобными песчаными пляжами и чистой прозрачной водой. Нет, лучше потерплю с купанием до субботы.
- Не хочется!  - равнодушно отвечаю я Даньке и, зажав зубами травинку, остаюсь сидеть на берегу.
Брат долго плещется, ныряет, отплевывается и, наконец, выходит из пруда.
– Эх, накупался  как! – хвалится он и прыгает на одной ноге, вытряхивая залившуюся в ухо воду.  - Зря ты не пошел!
Я истомлен жарой и отчаянно завидую его бодрости и свежести, но что это? На левой ноге Даньки, чуть ниже колена извивается жирный, мерзкий, зеленоватого цвета червяк.
Молча показываю пальцем на чудовище, брат переводит взгляд,
- Ааааааа! - во всю мощь своих молодых легких кричит Даня. - Аааааа!

    «Что делать? Что делать? Что делать?» - молоточком в висках стучит вопрос.
Бабушка несомненно знает, как снять пиявку, но идти к ней – это  сознаться в том, что Данька без разрешения купался в Коровьем пруду.  Еще и тетя Маруся вечером наябедничает: про лаз и про кусты. Приврет еще небось, что все ягоды у нее поели, словно у нас своей малины нет.. А это означает новый арест для брата и какое – нибудь менее суровое наказание для меня. Нет, к бабушке идти точно нельзя. Можно было тайком сбегать к бабе Сане, но она сидит с Димкой, а когда вернется из города тетя Валя - неизвестно. За это время, пожалуй, пиявка всю кровь из ноги у Даньки выпьет. Тут меня озаряет. Дядя Гена! Он - мужчина и умеет хранить тайну. Надо срочно бежать к нему. Кое - как успокоив ревущего, насмерть перепуганного брата, веду его за руку к нашей улице.
- Затаись тут, а я на разведку сбегаю!
Надежно прячу Даньку за большой коринкой, недалеко от колодца,  и иду искать соседа.
 
     На лавочке перед синим резным палисадом, из большой белой кружки с красными лебедями степенно пьет дымящийся чай тетя Рая, дяди Генина жена.
- Здравствуйте, тетя Рая! А дядя Гена дома?
- Нету антихриста! В дальние сараи пошел, к Федору. Утром взялся мотоцикл уделывать, а какого-то струмента нет. Уж сколько ему говорила, давай, Гена, чини мотоцикл, и в город на базар поедем. Все в огороде прет, куда столько, Хоть продадим немного, ему же на цигарки и пойдет. Энтим - то ничего не надо. Вот он и взялся утром, а чего - то там не хватает ему.  К Федьке пошел просить. И нету. Уж ждала его, ждала. Отобедала вот. Как сквозь землю провалился, паразит!

     «Энти» - это тети Раина и дяди Генина дочь Оля и ее муж Павел. Оля выучилась на повара и без тети Раиного благословения выскочила замуж за железнодорожника. Они жили в Муроме, в хорошем доме у Оки, со своим большим огородом и всего им  хватало. Но тетя Рая, несмотря на артрит, продолжала высаживать огромное количество самой разной рассады, собирала богатый урожай и продавала его на рынке совсем не на папиросы для дяди Гены. Она ходила на почту и отправляла переводы в Муром - «внучку Мишеньке на игрушки». Наша бабушка частенько пеняет ей:
- Чего ты все жалишься, Раиса?  Бога не боисся! За хорошего мушшину Олюнька- то пошла, за сурьезного. Вон паровозы на станции водит. И Оля при той станции в столовке трудится. Сама сытая, и мужик под присмотром. Жилье опять же есть. Внучонка народили, тебе на радость. Нужно им твое благословение, Рая, как банный лист к ентому месту. Чай, не при царе живем, благословляться - то.

     Дальние сараи - это через всю деревню идти, на другую сторону. А через центральную улицу с пиявкой не пойдешь, получается в обход надо. Еще дальше.
 
    -Виталик, сбегал бы к Федору-то. Ноги у тебя молодые, быстрые. Я когда своими дошкандыбаю... Добеги, погляди чего они там делают, да скажи, чтоб домой антихрист шел, обедать. А я тебе двадцать копеек на кино дам.
-Не надо!  – отмахиваюсь я от блестящей монетки. - Мне бабушка всегда на кино дает. Просто так сбегаю, бесплатно.

     В конце - концов, мы с Данькой, крадучись и обходя все подозрительные места, добираемся до дальних сараев.
-Гляди, ребяты пришли! - приветливо встречает нас пьяненький дядя Федя - старший дяди Генин брат. - Твоя, наверно, на розыски послала. Нате - ка огурчика малосольного пожуйте, с хлебцем.
Наступило время обеда и, несмотря на пиявку, есть хотелось страшно. Мы с благодарностью принимаем угощение и вкусно хрустим огурцом.
- Тетя Рая сказала, что обедать ждет! И мотоцикл ремонтировать еще.
- Генка уж тут наобедался. И выпил и закусил. Все как положено. А не с ейным спитым чаем!  - хохочет дядя Федя. 

     Он сейчас такой смелый, потому что его собственная жена, очень строгая тетя Нина, уехала на три недели в санаторий, лечить какие-то женские болезни, и все эти дни ее благоверный супруг, наслаждаясь свободой, регулярно закладывает за воротник. За огородом и хозяйством следит его сын Игорь, киномеханик из деревенского клуба, со своей семьей, который живет в другой половине дома.
В общем, как сказала моя бабушка, Федор каждый божий день празднует Нинкин отьезд и тем самым оказывает дурное влияние на своего младшего брата. Ну, пускай погуляет, ведь когда еще супружница поедет лечить свои болезни.  Однако не все коту будет Масленица, придет такой день - она вернется и устроит дяде Феде веселую жизнь.
 
    - Дядя Гена, - робко начинаю я, - Даню пиявка укусила.
Выталкиваю брата вперед, к самодельному столу.
- И правда, пиявка, - начинают совещание братья. - Надо бы ее, того, спиртом прижечь. 
- Так нету спирта, Гена. И водку мы всю выпили. Погоди, у меня вот чего другое есть.
Дядя Федя, слегка покачиваясь, встает и надолго исчезает в глубине сарая.
- Духи «Красная Москва» !
- Откуда у тебя бабские духи в сарае? - не упускает случая поддеть старшего брата дядя Гена. - Пока Нинка лечится зазнобу какую завел?
- На помойке нашел! Смотри, Генка, как люди богато жить стали. Духов еще половина пизирька, а они их на свалку.
-Так может они с покойника, Федя, духи эти, - брезгливо рассматривает находку дядя Гена. – Вот и выкинули их.
- И что с того? Чай, покойник не в них лежал. Главное, что на спирту они. Иди сюды, Данька, щас мы енту шельму прижгем.
 
     Обалдевшая от « Красной Москвы» пиявка недолго бьется в судорогах, а потом, вконец одуревши, отваливается от братовой ноги и падает на землю. 
– Ценная вещь! - удовлетворенно подводит итоги дядя Федя и прячет духи. - Данька, ты для дезинхфекции подорожник к дырке приложи. Тока плюнь на него, чтоб почище был.
Данька срывает крепкий зеленый лист подорожника, обтирает об шорты, плюет и приклеивает к ранке.
- Спасибо! - благодарим мы братьев. - Только, пожалуйста, бабушке про пиявку ничего не рассказывайте.
- Мы что, не мужики что-ли? - сразу обижается дядя Федя. - Это когда мы доносчиками были?
- Дядя Гена, а что тете Рае сказать? Ждет она, - вспоминаю я про данное соседке  обещание.
- Скажи, что скоро приду. Мол, деталь к мотоциклу подобрали, обтачиваем ее.
 
     Мы с Данькой выходим из сарая.
- Пойдем домой? Там бабушка на обед пришла, суп разогрела, ждет нас, - спрашиваю я брата.
- Ага! - соглашается он. - Пойдем!
И мы идем домой.