Другая история, продолжение

У рыжеглазой осени пестрые ароматные краски, терпкая меланхолия и грустные ностальгические нотки, которые прячут за цветной разукрашенной ширмой подступающий оскал зимы.
Солнце уже почти не греет, нежной поволокой тянется вечерняя прохлада, закат раскрашивает небо алыми мазками, разлившиеся по небу краски дотягиваются до дрожащей линии горизонта и загораются малиновым светом угасающей зари.
Ночь укрывает землю мягким покрывалом шёлковистой темноты, далекие мерцающие горошины звёзд прячутся за тяжёлыми дымными телами чёрных туч.
Холодная тоска, лето тихо и грустно вплетается в тоскливую удручающею осень, облетают опавшей листвой мечты, медно-жёлтых красок простуженная гамма, мой охрипший мир делает ещё один новый, может быть последний оборот.
Увядшие лепестки оборванных чувств, заколдованный круг одиночества, тихие шаги, старость неспешно крадётся за моей спиной, она ещё не вошла в мой дом, кротко и смиренно стоит на пороге, и тихонечко скребётся в дверь.
Она включает мои страдания, сомнения, болезни и страхи в нашу сделку с ней, я уже во всём ощущаю её непосредственное присутствие.

Шримад Бхагаватам книга 5, глава 14
Тщеславный бедолага карабкается всю жизнь в гору, склоны коей усеяны колючками и острыми камнями, что до крови ранят ему ноги.
Но он упорно движется вверх и на самой вершине обнаруживает, что дальше идти некуда.

Шримад Бхагаватвам книга 4, глава 25
Царь Бархишат жил в суетных заботах пока однажды его не посетил Нарада, который из сострадания дал царю мудрый совет.
Нарада сказал: «Государь, счастлив ли ты в тяжких трудах своих?
Добился ли желаемого, властвуя над людьми и пользуясь их уважением?»
Царь ответил: «О добрая душа, я тружусь на благо своих близких и подданных, я сковал себя узами долга и лишился покоя, я отнял у себя свободу, чтобы добиться благополучия.
Неужели наше счастье в том, чтобы, заведя семью и потомство, копить богатства, которые достанутся другим?
Если мы вечны, зачем трудиться ради бренного, а если после смерти ничего нет, зачем работать ради других?»

Какая красивая осень, хрустальные небеса, багровая, жёлтая, зелёная, красная метель, хрупкие кусочки ослабевшего золота, разбросанные под ногами, а я её не люблю.
Почему? Она напоминает мне мою жизнь, догорающую как короткий ноябрьский день, припорошенный первым шелковистым снегом.
Счастье, наверное, оно есть, просто сегодня не моя очередь и вчера тоже была не моя.
Танцует жизнь, стремительно падают звёзды, однажды всё уходит безвозвратно, и юность, и чувства, и надежды, и любовь, и сладких губ её прикосновение, и мечты, и запахи утрачивают резкость, и ландыши не напоминают больше о весне.
Не изменился мир, но я уже совсем другой, рыжие лепестки опавших листьев в моём усталом сердце.
Лесные деревья шепчутся о чем-то своём с беспризорным ветром, демонстративно и пренебрежительно потряхивая цветными редеющими шевелюрами.
Я ничего с собой не заберу, ни старый дом мой у реки, ни женщину, которую люблю, ни деньги, ни старых друзей, ни свои стихи.
Судьбой рвётся нить, осенний ветер играет с опавшею листвой, пришла моя пора прощаться.
Обладатель сладких снов и чудесных грез, как я пришел нагой, так и уйду ни с чем, смешаюсь с небом и землей, водой и солнцем, растворюсь в алеющем закате.
Слова, возможности, друзей и юность не вернуть, всё размололо вращающееся колесо.
Время оставляет шрамы и прирастает в отчаяние, бегущие стрелки часов медленно режут глотку, мне уже сорок, мне уже пятьдесят, мне уже за семьдесят…, а что осталось мне и у меня, помимо старого истерзанного тела?
Смерть, я не боюсь её. За жизнь, за эту немощную распадающуюся плоть цепляться глупо, к тому же нет того, что мне хотелось удержать в своих руках.
Багровый солнца диск упал за горизонт, повисла за моим окном осенних листьев цветная бахрома и вечер жизни наступил внезапно.
Я ещё есть, я ещё чувствую, я ещё дышу, я ещё слышу, я ещё надеюсь, я остаюсь наедине со своей грустью и пустое тёмное зеркало, моего отражения в нём уже нет.
Обнятая тишиной фарфоровая ночь обрела бесплотность и опустошённость, в мёртвых остекленевших глазах закончилось бездонное небо.

Шримад Бхагаватам книга 3, глава 21
Стремителен бег колеса времени, с каждым оборотом которого сокращается срок, отпущенный вселенной в целом и отдельным её живым существам.
Но лишь вручивший Тебе свою жизнь без остатка не будет стёрт в жерновах колеса вечного времени.

Пара недописанных фраз, несколько недосказанных слов, чуть-чуть непрощённых обид, немного не пророненных строк, вишни недоцелованных губ, неровный треугольник улетающих журавлиных стай, ночь, растерявшая своё серебро, янтарные покровы сумрачной печали.
Последний рисунок осени, растерянные солнечные лучи коё-как пробиваются к земле из под тяжести свинцово-серых облаков, осенний лес пахнет прощальным ароматом палой листвы, заплаканные берёзы укрытылись поредевшими золотистыми шалями, я здесь в этой тихой грусти, счастье для меня не естественное состояние.

Шримад Бхагаватам книга 5, глава 14
Со временем человек сознаёт, что радость в зримом мире неизбежно сменяется печалью, дружба  — враждою, привязанность — ненавистью, молодость — старостью, уверенность — страхом, уважение — позором, и это прозрение заставляет человека страдать ещё больше.
Даруя кому-то рождение ты обрекаешь его на смерть, в мире соблазнов бессмыслённо искать сердечного покоя, ибо чем более обман рассеивается, тем более видишь жадность, зависть, унижение, горе и безумие.

Бегу пока в мои легкие ещё врывается воздух, пока горячая кровь струится по моим вздувшимся венам, пока сердце ещё бьётся о рёбра, бегу на свет заходящего солнца, бегу за любовью, за деньгами, за удачей, за счастьем, за своей мечтой.
Секунды исступлённо скачут, стремительно перепрыгивая друг через друга, веретено жизни не останавливаясь вращается по часовой стрелке, дни переодеваются в ночи, ночи переодеваются в дни, густая чёрная кровь бежит по выпуклым узловатым артериям земли, за окном скребётся о ставни, стонет, воет, хохочет и причитает бездомный ветер, стремительные потоки реки времени несут меня через дни, недели, годы, десятилетия.
Прерывистое дыхание жизни, я отказываюсь стареть, я не хочу седых волос и морщин, я безнадежно цепляюсь за это распадающееся тело, возрастные изменения догоняют меня, прорастая в мозг, в глаза, в кровь, в колени, в локти, в суставы, в мысли, в тревожные сны.
Никакого счастливого конца, никакого ветра удачи на моих парусах, прахом рассыпаются все мои расчёты, коэффициенты, процентовки, бонусы и намерения, стираются краски солнечных дней, тонкая грань отделяет меня от смерти.
Один вдох, один шаг, один миг, ты спрашиваешь боюсь ли я смерти?
Нет, но мне интересно, что там дальше, за последним выдохом, на другой стороне невидимого экрана: ад, рай, сон, пустота или для меня уже ничего не будет и меня самого не будет нигде?

Шримад Бхагаватам книга 3, глава 30
Точно гонимые ветром облака летят заключённые в бренную плоть души над бездной вечности, понукаемые всемогущим временем.
В облике времени Господь повергает в прах все усилия смертного.
Скорбью устлан путь того, кто грезит о счастье в сиюминутном мире.
Сбитая с толку игрою света и тени душа старается не думать о том, что плоть и её принадлежности: дом, земля и имущество обречены на погибель.
Великий обман внушает несчастной душе, что окружающие образы будут существовать для неё всегда.

Пирует на пепелище смерть, где желто-бардовые листья кружатся на обветренных губах простуженной осени, где слезы дождя на холодном стекле, где имя твоё на одной из свежих могил, где сказано тебе «друг прощай!»
Я не ухожу совсем, я остаюсь в дуновении ветра, в сладких песенках лесных птиц, в глубоком дыхании земли, в полях предрассветных, в своём последнем дне, в осеннем шелесте грустных листопадов, в спотыкающемся ритме сердца, в тихом шёпоте беспокойного ветра, в случайно брошенных словах, в рассеянном взгляде, в своей последней строке, в едва заметной колышущейся тени, которая прячется под густыми кронами деревьев и невозвратимо исчезает на закате утомлённого солнца, в хрупких мимолётных островках моего крошечного счастья, которые на миг вспыхивают и навсегда гаснут.
Моё тело умирает, я, вечная душа выскальзываю из него, перевожу дыхание и запрыгиваю в новое тело, белые листы бумаги, чернильница, перо покорно выслушивают ещё одну историю моей уже другой жизни.