Листик надежды

Бутылку, которую он принес с собой, хозяйка поставила в холодильник в отделение на дверце.
Раньше бутылки были стандартные и  плотно прилегали к стенке.
Но эта была узкая и высокая, и когда я открыл холодильник, покачнулась и выпала.
Осколки разлетелись по полу, я сглотнул густую тягучую слюну, деревья за окном сбросили последние листья.
Осень – пора гибели и разочарования.
- Время ненастья, - проклял я погоду.
- Ничего, нам хватит ваших запасов, - утешил меня Владимир.
- Такой запах, - сказала Елена.
- Отвратительный, - согласился мужчина.
- Конечно, - поддержала его хозяйка.
Я умею понимать невысказанное, губы ее первоначально сложились для другого слова.
Притягательный аромат, хотела сказать она, но не посмела перечить двоюродному брату.
Когда дворянин женится на простолюдинке, то их дети  наследуют титул. Владимир унаследовал.
Но мать Елены вышла замуж за рядового гражданина, дочка потеряла дворянское достоинство.
И поэтому Елена, хотя была на несколько лет старше брата, его считала главой рода. И по возможности не перечила.
- Схожу, подышу свежим воздухом, - сказал я.
- Пьянству  - бой, - пошутил Владимир.
- Он со странностями, - охарактеризовала меня подруга.
И разъяснила в ответ на недоуменный взгляд брата: - Задумал увидеть, как опадают последние листья.
Не придумать более неправдоподобной причины,  поэтому мужчина поверил.
- Все мы любители природы, - согласился с ней.
- Я быстро, - обнадежил их.
В те годы, когда я рос и мужал, все мои друзья отличались пристрастием к выпивке. Я вовремя остановился, никто из них не дожил до шестидесяти лет.
Теперь я  разговляюсь только по праздникам или когда приходят гости.
Но осенью праздники не предвидятся, а горожане предпочитают оставаться дома.
И когда подруга предложила пригласить брата, я не стал особо противиться.
Странная реакция организма, в предчувствии встречи судорожно сглатываю слюну, чтобы не задохнутся.
Так же сглотнул, когда разбил бутылку.
Но такой запах, что закружилась голова. Поэтому выскочил на лестницу. И так торопливо скатился, что на  площадках остались черные полосы.
А на улице отомстил листьям, что устилали землю. Слишком поспешно деревья избавились от них,  черпал обеими руками и подбрасывал, но их уже невозможно прикрепить  обратно.
Володя должен был придти с женой, но когда Лена открыла дверь, лишь беспомощно развел руками.
Она вроде бы приболела; подруга нахмурилась, лоб изуродовали две горизонтальные складки.
Некоторые люди, когда сходятся с дворянами, считают, что тоже приобщаются к высшей касте – мечтать и надеяться никому не запрещено.
Некоторые при этом презирают простолюдинов.
Так, показалось, подумала моя подруга.
- Пахнет на лестнице, вот и скривилась, - сослалась на сопутствующие обстоятельства.
Запах водки въелся в лицо и в одежду, поэтому в магазине обратился к кассиру с необычной просьбой.
- А есть в стальной фляге? – спросил у девушки.
- Сталь нужна для снарядов, -  отказала мне в этой просьбе.
Пришлось удовлетвориться стеклом, но спрятал бутылку под куртку, и осторожно передвигался, чтобы не поскользнуться.
А если оступлюсь, то надо падать на спину для сохранности ценного груза, но не упал и не  разбился.
Глотка свободы хватило на то, чтобы выслушать притязания моей подруги.
- Вместе со мной мог бы уехать туда, - укорила своего брата.
Не сразу, но после третий или четвертой рюмки.
Вроде бы поверила, что его жена не пренебрегает нашим обществом, но морщинки на лбу не разгладились. И под глазами  залегла глубокая синева, словно плеснули темной краски, и она  растекалась по лицу.
Некий поэт после поражения белого движения обосновался в другой стране. Эмигранты посчитали его наследником классической русской литературы. После долгих лет забвения его признали и в России. И даже некоторые патриоты предложили перенести прах на родину.
Владимир был его дальним родственником. И фамилия у них была одинаковая.
- Наверное, и здесь хватает забот, - неосторожно  защитил я его.
- А у тебя крошечный достаток, -  отбилась подруга.
- Хватает, - согласился мужчина.
Мы еще приняли.
Если поначалу водка обжигала горло и царапала пищевод, то постепенно я притерпелся к этой боли.
- А там нас приветят, если  расскажешь, как чтим  его память, - не угомонилась женщина.
- Мне не нравятся его стихи, - признался мужчина.
- Вова, мы отобьемся, - поддержал я. По-простецки назвал его, мы же почти родственники.
- Он - Володя! – вскинулась подруга.
- Ну, не обязательно, - смешался мужчина.
- Владимир! – еще выше установила планку.
- Уважаемый Владимир, - поддержал  я ее, - если вы не возражаете, я еще схожу посмотреть на голые деревья, - испросил разрешение у его превосходительства.
Обе бутылки опустели.
Горло и пищевод уже не изнывали от жажды, но еще не насытились.
- Если бы  вы так же жаждали попасть в мирную страну! – укорила  женщина.
Почудилось, что черная  краска, что ранее лежала под глазами, заползла на щеки.
Человечество зародилось в Африке, там жаркое солнце дотла выжгло кожу. И белизну она приобрела только среди снега.
Но когда человек гневается, то возвращается к первоначальным истокам.
Со щек  краска спустилась на шею.
Наверное, почернело и тело. Если после этой размолвки меня допустят до него, то сумею убедиться.
Мужчины после хорошего застолья обычно обретают зоркость, наверное, он тоже увидел.
- Я с тобой, - испугался остаться.
- А ты -  Петька, - напоследок укорила меня.
Я не посмел назваться полным именем.
- Все  мужчины – недомерки! – проводила нас напутственными словами.
Я отворил дверь, выпуская знатного посетителя.
- Будьте любезны,  - сопроводил его.
- Брось выпендриваться, - попытался он сродниться с  народом.
Желчь разъедала меня, больше не мог обвинять, молча поклонился господину.
А мужчиеа, видимо, устав от моего кривлянья, наконец пожаловался.
- Мне не сладить, - признался он.
- С кем? – спросил я.
Он сказал.
Так, наверное, вода прорывает плотину. Сначала едва заметный ручеек, но постепенно он набирает  силу. И вот уже бурный поток сметает все на своем пути.
А я вместо того, чтобы заделать промоину пока еще это было возможно, трусливо отступил в сторону.
Будто можно спастись, вскарабкавшись на горку.
Скоро огромная волна накроет сушу.
Сначала жена его выключила телевизор. Чтобы передача не возобновилась, вытащил вилку из розетки. Шнур по-змеиному свернулся, нацелился ядовитой головкой. На пол упали капли  яда.
Женщине не удалось затереть отметины на паркете.
Когда подобралась к компьютеру, повязала фартук и надела резиновые перчатки. Может быть, в таком одеянии сможет уберечься.
Кажется, выжила, но так долго отмывалась от скверны, что расцарапала кожу.
В последнее посещение  камеры задернула плотные шторы, чтобы обесточенная аппаратура не питалась солнечной энергией.
А когда муж попытался туда пробиться, не позволила ему погибнуть.
- Если ты меня хоть каплю ценишь… - Встала на пороге.
- С ним ничего не случится, если я не узнаю, - попыталась объяснить. - Но когда хвалятся, сколько разбомбили укреплений… Понимаешь?
Оксана родилась на юге, училась у нас, замуж вышла на последнем курсе института.
Семейная жизнь окончательно разладилась, когда сын вырос и стал самостоятельным.
Разошлись без скандала и даже остались друзьями.
Каждый отыскал недостающую половинку.
Оксана сошлась с Владимиром, и хотя они не удосужились официально оформить  отношения, считала его своим мужем.
И после начала боевых действий, умоляла  поберечься.
Но не  удержала сына.
Тот тайно перебрался к врагу и там вступил в армию.
Обвинила бывшего мужа, но не смогла вернуть ребенка.
Осталось одно: отключить  источники информации, и ничего не знать о происходящем.
Более того, сначала отказалась от работы и от прогулок, только торопливо отоваривалась в магазине, но и там покупатели могли проговориться, тогда замуровала себя в квартире, жизненное ее пространство ограничилось спальней и подсобными помещениями, изнывала в камере, и мужчина не знал, как помочь затворнице.
Я предложил  выпить. Только так можно одолеть беду и справиться с отчаянием.
Требовательно посмотрел на кассиршу, на этот раз она не напомнила, что сталь необходима для производства снарядов.
В горле першило, когда зашли в ближайшую подворотню, сорвал пробку с бутылки.
Напарник отрицательно покачал головой.
Когда люди общаются, и один из них делится наболевшим, то другой, если душа у него чуткая и ранимая,  заболевает вместе с ним.
Душа моя изранена.
И безразлично, кто излечится: если рассказчик, то перестанет мучить, если слушатель, то не будет мучиться.
Я припал к источнику.
Не помню, когда в последний раз  пил из бутылки, но осталось ощущение, что тогда в горло вливали расплавленный свинец, но металл давно уже остыл и превратился в живительный напиток.
Или душа изнемогла и взмолилась о пощаде.
Не существует такой субстанции, но есть честь, совесть, порядочность; чтобы выжить в критической ситуации, необходимо избавиться от нелепых  понятий.
Болезни, что погубили моих друзей, безжалостно навалились.
Один ночью катался на велосипеде, заехал в бурелом, острый сук  пропорол  живот.
Я огляделся в поисках подходящего оружия. Из стены торчал железный штырь, неосторожный пешеход может наткнуться на него.
- Надо повесить красную тряпку, но не дразнить быков, а предупреждать случайных путников, - сказал я.
- Я не дразнил, а пытался помочь - откликнулся тюремщик.
( Заключил жену в камеру, сам признался в этом, и она зачахла в заточении.)
Другой так старательно карабкался по служебной лестнице, что когда его столкнули, сердце не выдержало.
Но с почетом проводили  в иные миры, некролог наверняка составил профессиональный плакальщик.
- Надо осторожно подниматься, - предупредил я.
Женщина жила на высоком третьем этаже, и каждая ступенька была почти непреодолимой преградой.
- Иногда мне требовался компьютер… - признался конвоир. – Пробирался  глубокой ночью, она принимала снотворное и спала как убитая.
Умоляла  не тревожить пока еще живых бойцов. А он не прислушался.
По ночам тоже убивали.
Третьего друга погубила раковая опухоль.
Теперь рак этот клешнями вгрызся в мою плоть.
Около ее дверей я согнулся и ладонями зажал рану.
Неизвестно что лучше: погибнуть от болезни или быть навечно заключенным в тюремную камеру.
Поэтому, едва войдя в некогда гостеприимную квартиру, одной рукой все еще прикрывая рану, другой заслонился от  обвинений.
- Ты уговорил его? – испытала меня женщина.
Лицо  ее еще больше потемнело.
- Как ей помочь? – спросил мужчина.
- Нам, - поправила хозяйка.
Настолько исказила смысл, что я отшатнулся к стене. Руки бессильно упали. Клешни глубже вонзились. Онемел и не смог достойно ответить.
Выпивка обнажает до донышка, и выплескивается то, что обычно таится в глубине.
Не желаю пить с ней.
Один друг погиб, пьяным катаясь на велосипеде, другой несколько недель утешался после падения, третий всем лекарствам тоже  предпочел водку.
Отец мой дожил до глубокой старости, и все у меня впереди.
Когда   позвали к столу, то  я отказался: привалился к стене и по ней сполз на пол.
Хозяйка презрительно отмахнулась.
Попал в туман, едва различал их силуэты и лишь угадывал отдельные слова.
Кажется, он поделился своими бедами.
- Пусть она уедет с нами, - придумала женщина, как помочь отшельнице.
Забыла, что  лишена дворянского достоинства,  почему-то посчитала, что ее с распростертыми объятиями примут в той стране.
- Может быть, и ее пожалеют, - предположила она.
- Надо в типографии попросить напечатать для нее фальшивую газету, - придумал мужчина.
- В той стране не существует войн, - размечталась хозяйка.
Хорошая идея, мысленно согласился я. В тумане замаячил спасительный огонек.
В ложной газете указать, что войны давно закончились.  Что все люди живут в мире и согласии, а волки отказались от мясной пищи и побратались с овцами.
А еще подключить к мирному существованию интернет, радио и телевидение.
Спотыкаясь о кочки и проваливаясь в овраги, попытался ближе подобраться к живительному огоньку.
Но увидел другим, внутренним, самым верным зрением.
Страна, где хотела укрыться Елена, ощетинилась бомбами и ракетами. И Земля наша вдруг оказалась такой маленькой, что нигде не переждать бурю.
За Марсом есть пояс астероидов. Видимо, когда-то там была планета, но ее обитатели не смогла договориться.
И нам уготовлена подобная участь.
А Владимир ухватился за призрачную надежду.
Не было никакого огонька, поманил очередной мираж.
Но когда я добрел до него, в лицо пахнуло таким жаром, что  опалило волосы, и потрескалась кожа.
Но выжил, и силой воображения или высшим  разумом был вознесен в недоступную для  огня высь.
На Земле бушевало пламя.
Погибало все, что создано человеческим гением и сопутствует человеку.
Злой, губительный гений. Неправильный, гибельный мир.
И бесполезно выпускать голубя, ничто не уцелеет в катастрофе, но я выпустил.
Птица вернулась обратно.
Все выгорело, даже сталь и камни. Но еще долго едкий, сладковатый дым поднимался над пепелищем.
На этот  раз птица долго не возвращалась.
Последнюю попытку предпринял, когда прах перестал дымиться.
Голубь  принес крошечный, блеклый листочек.
Злу и ненависти не  удалось извести жизнь.
И сквозь гарь пробился тоненький луч Солнца.
Деревья сбросили еще не все листья. Прижал лист  к лицу,  насладился зеленым запахом, и неожиданно заплакал.
Впервые за много лет.
……………..
Г.В. Октябрь 24.