Примаков и вторая древнейшая

  95-летнимй юбилей Евгения Примакова отметил весь крещеный мир. Патриарха советской и российской журналистики, академика и дипломата поминали не только у нас, но и в соседней Европе, в Азии, Африке, Латинской Америке... Мне тоже кое-что вспомнилось в этой связи.

…В здании ТПП РФ на Ильинке, 6, Евгений Максимович принял меня в своем кабинете, что располагался на втором этаже. Он только что вернулся из поездки в Соединенные Штаты, и мне хотелось быть первым, кто сумеет его «допросить». Аудиенция как была назначена на 15.00, так и началась минута в минуту.

Но перед этим, сидя в приемной, я обнаружил на письменном столе книгу, которую, видимо, недавно принесли курьеры. То ли в подарок, то ли из уважения к хозяину кабинета. Огромный фолиант выделялся среди другой литературы оранжевым окрасом и пугающим заголовком «С журналистикой покончено, забудьте!»

Ощущая по инерции еще какую-то причастность к указанной профессии, я несколько опешил. Но достопочтенный собеседник сразу же развеял мои сомнения насчет журналистского апокалипсиса и сказал, что сам отдал журналистике 15 лет жизни.

- Журналисты-международники, - сказал я, - считают Вас собратом по перу. Помню, наша первая встреча состоялась лет 30 назад, когда Вы пришли к нам на Пушкинскую площадь, в редакцию «Известий». В овальном зале яблоку было негде упасть. Вспоминаете ли Вы ту эпоху? Что, на Ваш взгляд, изменилось во «второй из древнейших»?

- Да, полтора десятка лет я был профессиональным журналистом. Было давно, но захватывающий период. Я окунулся в жизнь по-настоящему, через журналистику познал жизнь. Научился писать. Когда работал на радио, писал оперативные комментарии при любом шуме, который мог только стоять в пределах одной комнаты, набитой собратьями по перу. Потом оттачивал фразы и опять учился, когда работал в «Правде». Вы знаете, можете считать меня примитивным человеком, ваша воля, но я верил в то, что писал. У меня не было никакого душевного раздрая или сомнений, которые меня бы обуревали или мучили.

Сегодня, конечно, журналистика иная. Если говорить о подаче того или иного материала, то в этом смысле она стала интересней, более раскованной. Но у нас были отличные международники-литераторы. Я бы назвал и Станислава Кондрашова, и Мэлора Стуруа, и Томаса Колесниченко, и других… Они здорово писали. Сейчас у многих журналистов-международников чувствуется недостаток опыта. В то время пишущий международник имел соответствующую базу. Очень серьезную. А в «Правде» даже было так, что каждый вел свой регион. Этим отличались от «Известий», которые перемещали своих корреспондентов из одной страны в другую. У нас, если специалист был, положим, по Ближнему Востоку, то, как правило, работал там. И конечно, это были очень опытные люди. Они имели массу личных встреч, много друзей среди зарубежных руководителей.

- Специалист, как выясняется, не всегда подобен флюсу. Тем не менее, тенденция такова, что предпочтение отдается широкому профилю. К несчастью, или к сожалению…

- Так вот, я теперь хочу сказать о тех, кто пишет на внутренние темы. Уж очень много заказных статей. Тогда заказных статей вообще не было. Нам иногда говорили: вот, например, сегодня нужно выступить, и очень резко, с отповедью по заявления такого-то политика, который в чем-то обвиняет Советский Союз. Такое могло быть. Но чтобы за деньги что-то напечатать, такое ив голову никому не могло прийти. К сожалению, сейчас это – практика.

- Журналистика за деньги – это что, реальность нашей жизни, гримаса рыночной экономики или норма? А может, падение общественных нравов?

- Если считать, что деньги решают все, а некоторые так считают, то это, конечно, совершенно иной поворот в нашей жизни. Новый стиль. Но я вам хочу сказать, что у нас это развито гораздо в большей степени, чем на Западе. Это тоже показатель. И происходит это не только потому, что мы отступили от социализма и живем в другом обществе. Скорее, это категория моральная. Если в журналистике появляются «киллеры», получающие деньги за то, что они кого-то размазывают или уничтожают, нещадно врут, сознательно дают ложную информацию, фальсифицируют события. Конечно, это симптом серьезной болезни журналистики. Раньше такого не было. Может быть, вам это и не хочется слышать, но все равно скажу.

- Отчего же. Очень интересно услышать ваше мнение6 по данному вопросу. А что касается, международной журналистики, говорят, она то ли умерла, то ли умирает. Как вы считаете, достаточно в нашей прессе квалифицированных, аналитических материалов, хороших комментариев или нам вполне хватает клиповой информации?

- С одной стороны, не должно быть недостатка информации, причем осмысленной именно тобой. Дефицит таковой многие журналисты моих лет покрывали за счет многочисленных цитат из различных источников, создавая тем самым иллюзию своей информированности. Я не увлекался цитатами. Если уж приводишь чьи-то слова, то для того, чтобы спорить с ними, полемизировать. Теперь получению информации через увиденное, услышанное придается журналистами больше внимания. Но в мое время, мне кажется, было больше аналитики и, что очень важно, меньше погони за сенсацией. Ныне многие корреспонденты из редакции получаю прямое задание: давай паленое. Может быть, я старомоден, не знаю.

- Известно, что журналистика должна отражать действительность. По форме и по сути. Может быть, суть нашей профессии мутирует вместе с нашим сознанием? Ведь теперь мы исповедуем другие идеалы, почитаем иные ценности. Под стать новому мышлению.

- Что тут скажешь. Я не отношусь к тем, что считает: если человек живет в достатке, это плохо. Хуже жить, не имея вещей первой необходимости. Помню, когда я, будучи главным редактором вещания на арабские страны, получил свое первое жилье. Мне было 29 лет, и мне дали комнату в общей квартире. Для меня это было такое счастье, с которым не сравнится ничто из того, что имею сейчас. У меня уже было двое детей. Мы с женой все время снимали комнаты, углы. Часто приходилось менять, потому что сдающие жилплощадь не хотели селить человека с двумя маленькими детьми. Я был поистине счастлив получить, наконец, прописку и знать, что это мое, что меня теперь никто не выгонит. Сейчас журналист, хорошо работающий, может сам купить себе квартиру. Это большое преимущество. И я это несомненно приветствую.

- Значит, мы жили бедно, ютились по углам, не имели автомобилей. Это, конечно плохо. Теперь все наоборот.

- Сейчас другая проблема. Ныне журналист, как говорят немцы, подчас становится Madchen fuer alles (девочка для всего).  Ему могут приказать: делай такой-то сюжет. И он будет делать, несмотря на то что этот сюжет ему абсолютно до лампочки.

- Но ведь журналист – наемный работник. Он работает на хозяина. Мы же этого хотели.

- Раньше, мне кажется, было не так. Журналист работал на идею,  пусть даже не очень правильно понятую. А главный редактор был не хозяин, а лишь администратор, от которого, кстати, не все зависело. Однако поймите меня правильно, я не хочу быть последним из могикан, ворчуном или кем-то в этом роде. Получается, я рисую все в черно-белых тонах. А цвета-то разные. Их много.

- Тут у нас звучит уже тема патриотизма. Существует мнение, что раньше нашу державу уважали больше. Теперь отношение6 иное. Россию почему-то не любят за рубежом.

- Это не совсем так. Я не согласен с таким обобщением. Я только что вернулся из Соединенных Штатов. Был в Нью-Йорке. Конечно, тема России сейчас отступила на второй план. Больше говорят об отношениях с Китаем, Индией, Европой. Но за последние месяцы Россия все-таки прибавила. Интерес к ней повысился. Однако, не всех, конечно, а для многих этот интерес связан с утверждениями, будто Россия угрожает Западу. Говорится о том, что Россия поднимается на ноги, играет мускулами, возрождается как имперское государство. Хотя бы в энергетической сфере. Её упрекают в том, что она не с Соединенными Штатами по Ирану, по Ираку, по проблемам Косова и т.д. В общем, прилив интереса идет на фоне опасений и страха. На мой взгляд, это неправильно.

- Вам приходилось переубеждать собеседников, снимать страхи?

- В одной из бесед я как-то сказал: если бы я был министром иностранных дел СССР во время «холодной войны» и США попали бы в иракский тупик, я бы, наверное, радовался по поводу ваших неудач в Ираке. Это примерно так, как радовались вы, когда мы завязли в Афганистане. Но это случилось бы, если б продолжалась «холодная война». А сейчас разве вы не видите, как мы относимся к вашему пребыванию в Ираке? Что, мы хотим, чтобы там как можно больше убивали американских солдат и помогает для этого оружием, как вы делали в Афганистане? В помине даже этого нет. О каком антиамериканизме вы говорите?

- Действительно, в официальной внешней политике антиамериканский крен не прослеживается. Но если послушать наших депутатов, некоторых политологов и публицистов, то впечатление иное.

- От этого никуда не уйдешь. Мнения звучат. Но я говорю о другом: у нас нет государственной антиамериканской политики. И нелепо, если бы она была. Потому что без США сейчас не решить ни вопросов борьбы с международным терроризмом, ни вопросов распространения ядерного оружия. Смотрите, КНДР, например, сейчас вступает на путь договоренностей. А с кем они хотят договариваться? Главным образом, с Соединенными Штатами. И раньше требовали, чтобы ШСА вели с ними переговоры по всему комплексу вопросов. То сеть США – самая мощная страна. И в военном отношении, и по своему влиянию, по экономическим возможностям. Но это не значит, что она – единственная супердержава. Это разные вещи. Супердержава – это категория «холодной войны». Тогда были две супердержавы. Они образовали два лагеря, обеспечивали их безопасность и диктовали правила поведения. Сейчас нет такой необходимости. Поэтому супердержавизм не может сохраняться в качестве объективного явления, порождаемого необходимостью. Этого нет...