Ступень 2n 24
Василий продолжал своё восхождение по Лестнице Мебиуса, ощущая под ногами легкость и текучесть материи, каждый шаг оставлял за собой след в ткани реальности, изменяя её структуру, подобно переменным в функции, которая рекурсивно изменяет своё состояние в зависимости от своих входных параметров.
Василий проснулся в комнате, которая была чужой и знакомой одновременно, как будто выстроенной из деталей разных жизней, которые он когда-то прожил. Тени на стенах вычерчивали странные фигуры, напоминая о чём-то глубоко забытом, но тревожно близком, над ним свисал потолок, не имеющий ни начала, ни конца, изгибаясь в парадоксальной геометрии пространства, где вверх и вниз уже давно потеряли свои значения. Он знал, что это его комната, но вместе с тем — это комната в другой вселенной, где каждое движение — шаг по лестнице, которая никогда не заканчивается.
Вероника стояла у окна, за которым был не город, а некий астральный ландшафт. Она была одета в платье цвета туманности Андромеды, и её глаза отражали свет, который не мог существовать в трёхмерной реальности. Этот свет — это было больше, чем свет; это была структура понимания, прорисованная через матрицу их общего существования.
"Ты помнишь?" — спросила она, не оборачиваясь.
"Что я должен помнить?" — ответил Василий, чувствуя лёгкий укол вины, как если бы пропустил что-то важное, как если бы его память была другой топологией — петлёй, замкнутой на саму себя.
"Ты должен помнить все версии нас, все наши воплощения." Вероника повернулась к нему. Её лицо было не просто красивым; оно было словно вырезано из гипергеометрии, в которой всё, что он знал, теряло смысл и одновременно обретало его. В этот момент Василий понял, что стоит на границе измерений, каждое слово, произнесённое Вероникой, было будто дифференциал новой реальности, уравнение, создающее пространство и время.
"Вся наша любовь — это рекурсия, Василий, — продолжала она, шагнув ближе, — мы продолжаем жить в вариациях одной и той же истории, всё это — топология памяти, что закручивается вокруг оси нашей любви, но как понять, когда мы достигаем её истинного центра?"
Он смотрел на неё и видел в её глазах отражение вселенной, в которой они могли бы быть кем-то другими, в которой не было бы никаких Лестниц Мебиуса, а была бы только прямая, ведущая их вместе в бесконечность.
"А что, если... — начал он, чувствуя, что нащупывает нечто важное, — что, если центр — это точка, в которой мы решаемся? Решаемся не искать больше центральных точек?"
"Топология, — прошептала Вероника, касаясь его руки, — топология — это не геометрия; это память о нашем бесконечном повторении, наша любовь не может быть сведена к простой функции; это уравнение с бесконечным числом переменных, и каждая из них — поступок.
Комната начала распадаться на фракталы, каждая вершина гиперкуба, каждый угол их бытия стал раскрывать все возможные версии их истории. Они могли бесконечно любить друг друга в любой из этих версий вселенной, но каждое решение, каждый поступок возвращал их к одной и той же точке — к той самой границе, на которой они сейчас стояли и именно в этом повторении они находили истину своей любви — в её постоянном стремлении к бесконечности, с каждым поворотом лестницы , с каждым изгибом его пути, Василий сталкивался с новой версией самого себя, со множественными ветвями реальности, в которых его действия и поступки изменялись в зависимости от контекста, он был не просто путешественником, а создателем, чьи поступки оказывали влияние на структуру и корректность его собственного пути.
"Каждый мой шаг, — думал он, — каждое решение — это как вызов функции, где результаты зависят от параметров, которые я устанавливаю сам".
Постепенно он осознавал, что его действия на лестнице были подобны рекурсивным вызовам функций в программировании, в каждом из этих вызовов, как и в рекурсивных ветвях функции, результат будет верным при условии, что: параметры функции заданы корректно, его шаги и поступки осознанны и направлены на достижение определённой цели. В этом контексте параметрами функции были не только его намерения, но и его взаимодействия с окружающим пространством, ветви его путешествия по лестнице, каждая из которых была отдельным рекурсивным вызовом, должны были быть логичными и последовательными, он должен был корректно оценивать результаты своих действий и адаптировать свои поступки в соответствии с этими результатами.
"Корректность рекурсии, — шептал он, — определяется тем, насколько точно я следую своим целям и как правильно интерпретирую результаты своих действий. Если я неправильно задам параметры, если я не учту последствия своих поступков, то весь путь может привести к ошибке".
Он вспоминал, Вероника говорила о том, что их желания и стремления изменяют миры, это было словно постоянное переписывание функции, где каждое изменение параметров влечёт за собой изменение результатов. В этом контексте её слова о стремлении к созданию рая были не просто идеей, а частью системы рекурсии, которая определяла их общий путь.
"Каждое моё действие, каждый шаг по этой лестнице, — продолжал он размышлять, — это проверка корректности рекурсивной функции, если я правильно задам параметры, если я буду учитывать все ветви и последствия, я смогу привести своё путешествие к правильному результату."
Он знал, что ответы скрыты в пространственной метафоре Лестницы Мебиуса, каждый его шаг был пересечением новой грани гиперкуба, где память о Веронике преломлялась и становилась частью чего-то большего, она была в его памяти, в его мыслях, но не в его реальности. Реальность — это топология воспоминаний, где время растягивается и сжимается, а любовь существует как потенциальная энергия, готовая в любой момент обернуться кинетикой поступков. Воспоминания о Веронике, наполненные светом и тенью, были осколками в этом материале, отражёнными в витках лестницы , легкая материя поглощала и отражала их, каждый шаг превращался в фрагмент её голоса, её смеха, её теплого прикосновения, но она была не здесь — она была в его воспоминаниях, её присутствие наполняло всё вокруг, словно энергетическое поле, которое он не мог потрогать, но мог почувствовать. На каждой ступени Василий видел фрагменты их прошлого: рука Вероники, держащая его руку в музее современного искусства, её смеющийся взгляд на фоне городского заката, её тихий голос, читающий ему письма, написанные от руки. Эти образы появлялись и исчезали, словно голограммы, проецируемые из другого измерения.
"Если бы только я мог вернуться... — подумал он, понимая всю тщетность этой мысли. — В пространстве гиперкуба нет простых возвратов, здесь каждая грань — это портал в иное пространство, в новую версию их взаимоотношений, где каждый поступок порождал новую ветвь, новое направление, но что означал бы возврат, если каждая новая реальность была всего лишь вариацией старой?"
Его сознание всё больше терялось в этих мыслях, внутри себя он ощущал дифференциал этой вечной рекурсии, где каждый шаг влево или вправо открывал новые перспективы их взаимоотношений, он уже не был уверен, кто он — архитектор или архитектоника своих воспоминаний, в которых Вероника всегда была недостижима, всегда была, где-то на следующей ступени. С каждым шагом пространство сжималось и расширялось, словно бы дразня его возможностью вернуться к точке, где Вероника всё ещё стояла у окна, глядя в его сторону. Он понимал: они бесконечно любят друг друга в каждой версии этой вселенной, но их любовь — это также и вечное движение, движение без возможности остановки.
"Вероника, — прошептал он ещё раз, поднимаясь на следующую ступень, — ты здесь... во всех измерениях..."
Лестница изгибалась, становилась всё более запутанной, но Василий знал: его путь продолжится, его любовь к Веронике — это не цель, а процесс, бесконечный подъём по Лестнице Мебиуса, на которой он на каждой ступени, на каждом повороте, в каждом новом пересечении пространств будет искать её снова и снова, теряя и находя её в бесконечной топологии памяти.
И так, поднимаясь по Лестнице Мебиуса, Василий осознавал, что его действия и поступки формировали не только его путь, но и способствовали созданию новой реальности, в которой каждый шаг был вызовом функции, проверяющей корректность параметров и результаты предыдущих действий. В этом непрерывном процессе рекурсии и изменений он и находил смысл своего путешествия — в попытке достичь идеала, в котором память о Веронике и их совместные стремления создавали гармонию и порядок в бесконечной ткани их реальности.
Свидетельство о публикации №224110100937