Глава 7. Тропинка на закат
Сплетённые вместе части воспоминаний мамы Евы создавали ощущение единого целого из всей её жизни. Осознание бесконечного количества прожитых дней постепенно приводило в равновесие её обрывочные эмоции, связанные с событиями прошлого.
Казавшиеся ранее важными и решающими события вдруг становились вторичными, несерьёзными. И совершенно наоборот, вроде бы мелкие, пропускаемые ранее сквозь пальцы детали отношений раскрывали суть произошедшего и обозначали новую значимость тех или иных дел.
Собирая в последние вечера этого лета, в последние вечера пребывания Европы на Крите эти воспоминания мама Европа начинала чувствовать, что её очень волнует взгляд самой себя на себя, но прошлую. Память её постепенно отдавала ей на суд вроде бы обрывочные и вроде бы порой жалкие, а порою даже и стыдные эпизоды. Но чаще это случались глубоко и навечно памятные истории.
Она, сегодняшняя, стала вдруг оценивать девушку Европу со стороны в своих суждениях. Это настолько её волновало и удивляло, что порой лишало сна и приводило к необычной рассеянности.
Близкие люди вокруг уже стали словно вскользь интересоваться её самочувствием. Но характерная саркастическая улыбка при чуть склонённой голове пока была достаточным ответом на беспокойство родных.
Девушка Европа жадно пила большими глотками из чаши событий, год за годом, месяц за месяцем, вереницу дней необычной жизни после благополучного прибытия на Крит.
Эти картинки прошлого были для неё сейчас словно живительные глотки родниковой воды в знойный день. Если бы кто ни будь её спросил, то мама Ева расценила бы это время как главную, определяющую для неё часть судьбы.
Первые несколько лет она и её окружение старались не появляться в людных местах острова и в городе – дворце. Все понимали то, что их жизни и благополучие зависят от сохранения тайны пребывания Европы на Крите.
Пройдёт какое - то время, и Тавр Громкий забудет о ней. Египтяне с финикийцами заживут относительно мирной жизнью. Да и Феникс выберет удобный момент и войдёт во власть в наследственном городе Тир.
В конце концов так всё и случится, но первое время пришлось пребывать в близлежащих к Фесту пещерах, обустроенных Астерионом под вполне достойное жилище.
Кертос находился с ней практически постоянно, сопровождая всюду, охраняя и оберегая от случайностей. Совсем оказалось неудивительным, что влюблённая девушка совершенно не противилась присутствию Кертоса, и в результате божественной неизбежности через год появился маленький Сарпедончик, кучерявый и чрезвычайно спокойный.
Он своим характером словно подтверждал то умиротворение, благополучие и любовь, окружающие Европу на тропинках Крита, становившегося для неё совсем уже родным. Ведь тут расцвела её любовь к Кертосу, здесь их сын впервые увидел свет настоящего солнца и услышал плеск волн прибоя.
Кертос был в те дни для Европы всем - и мужем, и отцом, и братом, и мамой, которой можно рассказать самые скрытые девичьи тайны да поплакать, уткнувшись в плечо!
Он был другом и хранителем её спокойствия, посыльным за цветами и героем в любви, от ласк которого она стонала в счастливом исступлении ночами и просила быть в ней ещё и ещё!
Кертос звал её в рощи и к морю, и она шла за ним, летела сойкой, доверяя ему всю себя, своих детей, свою душу и жизнь.
Он был её Богом.
Он был её Зевсом. Он становился то сильным и гордым, решительным и упрямым мальчиком, а то вдруг мягким мужчиной, тающий ласковой нежностью в её объятиях. Она лепила его желания и ждала горячей и твёрдой ласки его тела, всегда оставаясь только его и только для него!
Охрана Астериона перекрывала от посторонних все возможные тропинки и подходы к пещерам, а поздними вечерами семья частенько собиралась вместе в одном из домов Маталы, хозяином которого был давний друг Астериона Фалей. Обсуждали новости и слушали байки Фалея, на что тот был мастером непревзойдённым. Элина отлично пела, исполняя сочинённые ею же мелодии, а Фалей умудрялся не испортить их, составляя поэтическое сопровождение балладам. Так продолжалось первый год - полтора, до рождения Сарпедона, когда она ещё не освободилась от бремени.
Остров в те давние времена ещё не был заселён настолько, что обязательно надо было бы оглядываться, выходя, к примеру, на купание к морю.
Именно в эти дни, когда она была тяжела Сарпедоном, девушка Европа и заприметила уютную бухту, ставшую для неё местом отдохновения во время редких тревожных размышлений. Вернее сказать, она не самостоятельно бродила по окрестностям.
С местными причудливыми местами её знакомил ещё совсем молодой Телей, будущий отец маленького Ахилльчика, служивший в то время у Астериона, в охране, которая отвечала за безопасное проживание принцессы.
Прогулки с ним случались, если Кертос ненадолго отлучался по срочным делам.
Там, в этой заводи, она уединялась в нечастые часы переживаний о маме, отце Агеноре, тосковала о братьях и мечтала о будущем, когда сможет наконец свободно идти или плыть в любые земли и встретиться наконец с родными. Там, в этой заводи потом часто играл и взрослел маленький Сарпедончик, совершенно так же, как ныне соседский бойкий Ахиллес. Потому этот мальчик и был ей сейчас особенно дорог и близок.
Очень редко её навещал Кадм, прибывая на остров лично. Но вестники от него постоянно передавали рассказы о самочувствии родных и о других делах семейства.
Кадм был тем связующим звеном, которое умело скрепляло семью и не давало ей разбрестись по миру без надежд соединиться.
Так в радостных заботах и любви к миру жила Европа. Вскоре появился и второй сынишка, Радамант. Имя в этот раз выбирал Кертос, который очень радовался второму сыну. Он уверял, что так звали его прадеда, большого и сильного человека.
О том, как назвать Сарпедона в своё время споров не было. Сарпедон на ликийском наречии это всегда старший, главный, ответственный. Другие варианты имени у них с Кертосом даже не обсуждались.
После рождения Радаманта Мама Ева не признавалась даже самой себе о возникающей порой щемящей глубинной тоске по маленькой дочке, которая, может быть, появится, когда – ни будь у неё … Она и не могла предположить, что вскоре она станет тихо мечтать уже хотя бы о маленькой внучке! Именно для таких, очень личных переживаний и существовала для неё эта уютная бухта!
Стоить отдельно отметить, что Сарпедону довелось родится в Матала, далеко от Феста и Кносса, под приглядом двух опытных повитух и двух жриц, присланных Астерионом. Астерион всё время с момента прибытия на Крит Европы находился в Фесте. Причина тому была не только ответственность за безопасность девушки Европы.
Как позднее рассказывал Астерион, Фест оказался наименее пострадавшим городом после последнего, очень сильного землетрясения. Мощь толчков земли исходила откуда - то с севера или северо - востока. Со стороны Эгейских вод и южного побережья Анатолии.
Как в последствии выяснили, толчки шли со стороны острова Санторин, который пострадал ещё сильнее, из - за своих миниатюрных размеров. Но где был эпицентр, так никогда и не узнаем.
В тоже время более обширные и усложнённые постройки Кносса получили серьёзный ущерб. Но главную разруху принесло море.
Разрушающий вал волны, шедшей на остров с севера, погрузил в своё чрево даже ближайшие холмы. Море голодным медведем набросилось на тот, северный участок побережья, где и располагался главный город острова.
Портовые строения и причалы от берегов Маллии до бухт Гераклиона были снесены цунами полностью. Очевидцы, пугающе охая долго потом рассказывали о том, что рыбу и водоросли подбирали тогда на нижних ступенях Кносса.
Находившийся у северных берегов флот погиб.
Практически полностью был разрушен дворец и порт в Малии, который располагался ещё ближе к морю, тоже на северном побережье, но восточнее Кносса.
Немного меньше пострадал на самой восточной провинции острова город Закрос. Иные поселения, попроще и поменьше порой не пострадали вовсе.
Трагедия произошла где - то поколение назад, но не все ещё сооружения Кносса были восстановлены к тому времени, как Европа приплыла на Крит. Слишком много было забот по устранению повреждений в дворцовых помещениях.
Землетрясение погубило почти всю канализацию города, сместив её и забив грязью. Канализация находилась, естественно, на максимальной глубине, под всей территорией дворца. Без неё жить было в городе очень сложно, а её восстановление оказалось очень трудоёмко. Приходилось добираться до глубины её заложения, что очень осложняло и остальные работы.
Одновременно приходилось многие строения не только восстанавливать, но и усиливать дополнительными конструкциями, опасаясь возможных новых толчков.
Всё это значительно замедляло воссоздание города. Завершающийся этап ремонтных работ во дворце ко времени прибытия девушки Европы на Крит был ещё далеко не закончен.
Кропотливо и бережно возрождались росписи прежние, создавались в изобилии новые. Дворец похорошел. Расцветал постепенно, по мере успехов в строительстве и народ. Всё чаще полнились коридоры и переулки города радостными улыбками и смехом.
Поэтому Астерион вынужден был половину сезона проводил в Фестосе, как в менее разрушенном доме. Тем более, что там недалеко была недавно отстроена новая царская вилла Агия – Триада.
Фест располагался на противоположной, южной стороне Крита, стоял на мощном плато и его разрушения были относительно незначительны.
Набравшуюся сил после родов Сарпедона маму Еву переселили в Гортину. Городок этот был растущим, расширяющимся. Особенно после землетрясения.
Разрушенные северные причалы острова передали бремя своей торговой загрузки на берега противоположной стороны острова, которая была практически нетронута.
Значительно расширился порт в заливе Коммос, недалеко на запад от Маталы, который сразу после трагедии стал основным торговым причалом центральной части острова.
Приплывавшие купцы со своими командами расселялись не во дворце, предназначенном для коренных жителей, а в Гортине, которая находилась на таком же расстоянии от порта, как и Фест, но восточнее.
Фест – Коммос – Гортина. Такой вот торгово – житейский треугольник сложился в последние десятилетия. Расстояния между ними были примерно равными.
В связи с этим Гортина постоянно расширялась, приростая новыми домами. По её улицам бродили люди в основном приезжие, которых становилось всё больше. Люди эти были со всего Средиземноморья, малознакомые между собой.
Такая обстановка очень способствовала переселению Европы именно в Гортину, где можно легко затеряться среди постоянно меняющегося населения городка.
Приехал ещё кто – то? – задавались вопросом порой жители, - ну и что тут удивительного! Если мирно себя ведут эти новенькие, то ради всех Богов – живите себе на здоровье.
Дни Европы проходили в заботах о детях и в ожиданиях очередного возвращения Кертоса из нового похода. Сарпедон уже учился прыгать через ручейки и падать со ступенек, кидаться камнями и просить папу разъяснить всякую непонятную для него мелочь.
Радамант начал уверенно ходить, и в этот период Европа поняла, что её материнство будет иметь ещё одно продолжение.
Беременность не была неожиданной. Они всё ещё были с Кертосом влюблены и ласковы друг с другом. Но обстоятельства, влияющие на её материальное благополучие, изменились и Кертос был вынужден всё чаще и чаще покидать её по своим мужицким, «Зевсовым» делам.
Зрелый мужчина не мог сидеть без дела, а его сила, энергия и воинский опыт требовались то в одних, то в других местах. Кертос мог бы принимать средства щедрого Астериона, но он никогда не был нахлебником, имел и силы, и возможности добыть достаток и Европе, и своим детям.
Астерий добр и великодушен. Его любили все вокруг как строгого дядюшку, помощника, друга! Он никого никогда не упрекал, не ругал, не оскорблял. Он был хозяином города, но его сила была в первую очередь в его справедливой мудрости.
Европа понимала, что Кертос в первую голову мужчина и боец, воевода и хозяин своего слова, и ей это очень нравилось! Её полную, самозабвенную восторженность Кертосом, наверное, не осознавала лишь она сама. Окружающие же только завидовали их любви.
Ты мой Зевс! - выстАновала Европа в сильную мужскую шею короткий восторг, дрожа горящим от желания телом и в очередной раз умирая от страсти, - ты мой Зевс! Ты мой Бог! Бог ты мой, как ты хорош!
В порывах отречения от всего мира, раскидывая свои объятия и поглощая в себя Кертоса полностью, всего, до последней его долечки, последней капли духовитого его пота заходилась она дрожью, срывая голос, переходящий в стоны и крики и теряя ощущение времени.
Итак, после рождения Радаманта Кертос всё чаще и чаще покидал Крит по делам военным и торговым.
Жизнь Европы на острове размеренно влилась в будничное русло, а ещё случилось вот что. От Кадма, который время от времени напоминал о себе, принесли друзья недавно праздничную для неё весть – ненавистный Тавр Громкий отправился на корм рыбам.
Кадм подробностей не передавал, но косвенно, по услышанным случайно, позднее, беседам Кадма с Кертосом, Европа поняла – помог Тавру в этом благом для семьи Европы деле именно Кадм и его отряд.
У её Кертоса то с Кадмом, то с Астерионом было множество каких - то серьёзных дел. Европа не вмешивалась, у неё забот и с сыновьями хватало. Гибель Тавра Громкого сбросила тяжкую внутреннюю нервную зависимость Европы от постоянного внешнего давления угрозой смерти.
На следующее утро после этой вести она вдруг ощутила такую лёгкость в каждой частичке своего тела, такую смелость в мыслях и восторженность в эмоциях, что уговорила Кертоса отправить её с детьми в Маталу.
Очень хотелось поделиться радостью с семьёй рыбака, торговца и гончара Фалея, которая стала ей родной.
Заодно хотелось побывать в приятных ей окрестных местах – в уютных пещерах, где она проводила первые месяцы после приезда на Крит. Побродить по вечернему взморью, помечтать в задумчивой бухте. Поплавать с Фалеем вдоль берегов на его рыболовном судёнышке, послушать его новые фантазии и россказни.
Маме Еве ведь предстояло скоро опять рожать, и неизвестно теперь, когда она снова сможет попасть в эти милые ей места.
Она понимала, что вскоре она переедет во дворец к Астериону. Её нынешнее, легальное проживание должно соответствовать законному статусу финикийской принцессы.
Проводив Европу в Маталу, Кертос опять уплывал, обременённый очередными неотложными делами. Он исчезал всё чаще и чаще, но всегда возвращался. Порой со свежими шрамами, но живой и весёлый.
После смерти Тавра Европа вскоре переехала в Фест, во дворец. Теперь не было необходимости пробираться туда только изредка, незаметно, в тихие вечера. Там она родила третьего сына. Рождение Миноса стало для Европы очередным поворотом в её жизни.
Перебравшись во дворец Феста, старшие сыновья, Сарпедон и Радамант стали постоянно крутиться вокруг Астериона. Они, как и другие дети дома-дворца никогда не оставались без присмотра приставленных к ним мудрых наставников из числа элиты «истинных критян». Это были друзья Астериона, опытные мужи, которые тем и занимались, что обучали малолетних пацанов. А таких пацанов хватало в придворном окружении царя. Вместе со всеми братья и учились, соревнуясь в успехах.
Кто - то из воспитателей тренировал ловкость и выносливость, кто - то учил науке счёта и разъяснял ориентироваться по расположению звёзд, а кто - то настойчиво требовал заучивать песни и сказания, рисовать и лепить. Благо, что мастерских ремесленников на Крите было достаточно.
Мудрый Астерион понимал, что растущей общине острова необходимы мастера во всех делах.
…а тем временем где-то…
В конечном итоге, как Агенор предсказывал, так и произошло, судя по выжившим мифам, а также сведениям Геродота и прочих историков древнего мира. Известные легенды и мифы отводят Телефассе роль убитой горем матери, которая вместе с Кадмом бросилась на поиски Европы. Это соответствовало намерениям Агенора по искусственной мифологизации похищения Европы Зевсом и перевода формальной ответственности за её исчезновение на Грозного Бога. Необходимо рассказать теперь о том, о чём Европа ещё не успела нам поведать. О Кадме и Телефассе.
Дальнейшая судьба Телефассы по описанию древних якобы была заключена в заботах по сопровождению Кадма при всех его свершениях и естественной смерти в престарелом возрасте либо во Фракии, либо на близлежащем к ней острове Фасосе (Тасосе).
Это всё так же ложится в русло сочинённой самой Телефассой истории похищения Европы.
Однако, в этих легендах самое маловероятное именно то, что вряд ли умница Кадм, очень в своих позитивных действиях мобильный и активный, стал бы утомлять престарелую маму постоянными путешествиями и приключениями. Он ведь ещё не построил Фивы и не побывал перед этим на рудниках Фракии. Не было у Кадма пока обустроенной территории и налаженного быта, достойного царицы Телефассы.
Как любящий сын, он наверняка нашёл бы маме на годы собственного своего становления достаточно спокойное место и заботливый уход.
Поэтому постараемся придерживаться всё - таки логике деяний, соответствующих как замыслу Агенора, так и сути поручений, данных при этом Кадму.
Личность Кадма в мифологии занимаю место примечательное.
Легендами о его приключениях сформировался образ здорового мужского патриархального начала. Кадм не вызывает восторга удивления, эйфории. С него есть смысл брать пример родовым лидерам.
Кадм, средний сын, самый талантливый и перспективный с точки зрения Агенора, должен был выполнять самые обширные задачи.
Во - первых, Кадм обязан был проконтролировать успешность похода Кертоса на Крит с благополучным его завершением высадкой Елены на острове вместе с многочисленным обозом.
Мама, Телефасса, конечно, могла настоять на личном участии в походе с Кадмом для собственного успокоения, но это бы не имело особого смысла. Корабли Кадма ради конспиративных начал, всё равно не имели права плыть караваном с Кертосом и не могли причалить на Крите с ними. Ведь не должно быть случайных свидетелей того, что созданный в стенах Тира миф является намеренной ложью. Иначе смысл конспирации всех действий по похищению девушки терял бы смысл.
В этом случае ложь и фантазийность легенды Телефассы была бы очевидна, и масса свидетелей разнесли бы новости о милом совместном путешествии брата и сестры, Кадма и Европы вместе с мамой. И похищению, и Зевсу в этом случае в мифе места бы не нашлось. Тавр Громкий об этом бы узнал, и месть его за обман была бы непременная и жесточайшая, а о спокойствие Европы и семьи можно было бы забыть навсегда.
И ещё, именно поэтому, ради отвода подозрений в преднамеренном обмане, сама Телефасса также не могла бы встретиться с Европой в ближайшее время. Не должно быть ни у кого повода обличить семью во вранье про Грозного Зевса. Вся информация в те времена о перемещениях людей и судов в любом варианте передавалась методами военной разведки с использованием гонцов, доносчиков и секретных вылазок разведчиков. Так что можно уверенно предполагать, что ехать с Кадмом у Телефассы смысла не было.
Во-вторых, после успешного десантировании Европы на Крите дальнейшие действия Кадма были направлены на усиления влияния семьи Агенора в Эгейском пространстве.
Освоение Фессалии и Арголиды, организация добычи злата – серебра во Фракии, строительство Кадмеи, передача интеллектуальных и технологических новшеств, таких как алфавит, в родственные общины и их дальнейшее формирование и укрупнение (например Спарта). И так далее и тому подобное. Будущие греки впоследствии назовут свой алфавит финикийским, или Кадмовыми буквами.
Официальная мифология представляет нам эту чудесную историю таким образом, что братья Европу не нашли, в том числе и Кадм не нашёл. Якобы царевич Кадм в поисках беглянки сестры побывал на Кикландских островах, на Санторине, на Пелопоннесе и всюду горделиво развлекал местных жителей хитроумной и полезной затеей – буковки и слова записывать. А позднее, основав в Фессалии Кадмею (Фивы) в 1525-1519 г.г. до Р.Х., продолжал продвижение заслуженно великого изобретения.
И тут, при перечислении этих вполне исторических фактов о путешествиях Кадма в погоне за сестрой, открывается новая грань их семейных отношений.
Скажите пожалуйста, как можно поверить, чтобы он, облазив все окружающие Крит острова и побережье материка, Кадм не заметил Крита? Это абсолютно невозможно. Тем более, что корабли Крита постоянно маячили, и не одно столетие во всех Эгейских бухтах.
Наверняка, если придерживаться существующих мифов, Кадм был на Крите, а значит знал, что сестра там, и даже, вероятнее всего встречался с Европой на Крите. Но, убедившись в её счастливой влюблённости и благополучии её жизни, Кадм, планируя поселиться на землях пеласгийских и построить город тут, в Фессалии, неподалёку от сестры, наверняка задумал не оставлять её без своей опеки и посильной помощи. Практически бесспорно, что Кадм, и Европа не единожды общались по - родственному, по - семейному. Делить им было нечего. Такова логика, если опираться только на мифы. В этом месте та версия истории о похищении Европы и мифологический вариант совпадают по месту и времени. Таким образом, Кадм исполнял тайные обязательства по сопровождению проживания Европы на Крите, чтобы вовремя вмешиваться при возникающих проблемах, и Кадм с Европой наверняка регулярно тайно встречались на Крите и у них была возможность делиться новостями, обсуждать проблемы. Мы видим, что в ходе проведённого расследования наши предположения нашли подтверждение, и это есть положительная оценка правильности подхода.
Мама Ева все эти задачки и сложности поняла и осознала, но не сразу, а позднее, в ходе длительных размышлений и всё новых и новых появляющихся фактов, чужих рассказов и воспоминаний, совмещая события, время, легенды.
Итак, несколько малопонятна пока судьба Телефассы, кроме возможной её смерти на Фасосе.
Совершенно ясно единственное – ни Агенору, ни Телефассе в дальнейшем не было возможности вернуться и править в Тире или ином городе Финикии.
Поэтому вероятнее всего и Агенор, и Телефасса вместе спокойно мигрировали в Ликию, в родовую общину Телефассы.
Там, в Ликии, Агенор дожидался вестей от Феникса и Бела, затем встретился с ними, а дальнейшая судьба братьев уже обсуждалась.
Телефасса наверняка отказалась ехать с Агенором в Междуречье.
Дети её все здесь, и Килик, и Феникс совсем под боком. К Европе тоже при желании можно съездить погостить.
Кадм, конечно, постоянно в разъездах по Эгейским берегам. Редко видится с ней, зато постоянно получает она от него через купцов и гонцов подарки и весточки о делах семейных.
Эта наша версия совершенно не исключает и действующих легенд о её смерти у Кадма во Фракии.
Ведь вполне могла Телефасса поехать Кадма навестить. Занятость Кадма освоением земель, строительством городов была чрезвычайно высока и требовала постоянного пополнения «золотого запаса». Рудники во Фракии были наверняка его одной из основных деловых площадок.
Потому, конечно, могла Телефасса и соскучиться.
Захотела повидаться на старости лет. Морское путешествие из Ликии до Фасоса, который недалеко от Фракии, заняло бы не большее двух десятков лун. Совсем не обременительно даже для пожилой женщины при хорошей погоде. Очень реальная история.
Каковы были по продолжительности морские переходы в морях можно прикинуть по чуть более полным историческим источникам реальных путешественников времён Геродота.
Например, морской путь от Азова на севере Понта Эвксинского до острова Родос в Эгейском море занимал при попутном ветре всего 10 лун. А от острова Родос до Александрии Египетской вообще 4 луны (Диадор Сицилийский).
Так что при попутном ветре Телефасса от Ликии до Фасоса могла всего за семь лун добраться.
Свидетельство о публикации №224110201109