Ночной побег

— Или я, или он! — кричу, выбегая из квартиры в одной ночнушке, и с размаху хлопаю дверью. Жгучие слёзы застилают глаза, и я кубарем качусь с лестницы, больно стукаясь о каждую ступеньку. Плевать! Лишь бы поскорее отсюда уйти. Зачем она родила меня, если всегда на его стороне? Разве я такая плохая дочь?

С бешеной скоростью вылетаю из подъезда и сразу начинаю дрожать: леденящий ночной воздух нещадно осыпает мою оголённую кожу сотнями мурашек. Покорёженный асфальт царапает спешащие босые ступни, и я почти жалею об этом спонтанном побеге, но образ его разъярённого, пошедшего гневными пятнами лица прокатывается по мне отрезвляющей волной: я не могу вернуться. Только не после того, что он сделал.

Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что забрела в незнакомый район на отшибе города. Жажда одиночества оказывается сильнее страха неизвестности, и я бегу мимо давящих своей высотой домов прочь к виднеющемуся вдали холму. Изнывающие ноги с благодарностью принимают смену грубого тротуара на атласную траву, украшенную мириадами капелек росы. Я поднимаю голову и чуть не падаю плашмя на землю, заворожённая бесстрастным светом далёких звёзд, но тяжёлые мысли не дают мне забыться, жужжа, словно надоедливые мухи.

Я поднимаюсь всё выше и выше, и холм, издалека казавшийся пологим, на деле чувствуется настоящей горой. Что-то в нём не даёт мне покоя. Голос сердца взволнованно шепчет, но его заглушает пронзительный внутренний крик, полный горечи обиды: пусть они ищут меня. Пусть поплачут, осознав, что потеряли своего единственного ребёнка. Может быть, тогда она одумается и поймёт, что была не права.

Наконец, я, тяжело дыша, добираюсь до самой вершины. Отсюда открывается прекрасный вид на город, но мне всё равно: не хочу больше его видеть. Никогда. Вдруг холм подо мной приходит в движение: часть, на которой я стою, словно откалывается, приподнимается над землёй и начинает поворачиваться, изгибаясь дугой и несясь ещё дальше от города. В отчаянии я хватаюсь за ствол ближайшего дерева, успевая заметить, что на нём нет листьев.

Через несколько секунд всё заканчивается, и я в растерянности оглядываюсь по сторонам. Мы сместились лишь на пару сотен метров, подобравшись к соседнему, более крутому холму. Присмотревшись, я замечаю, что деревья на самом деле представляют собой огромные шипы. С соседней гряды доносится чавкающий звук, и в ней образуется круглая дыра, обнажающая жёлтое сияние, которое пристально глядит на меня. Я тут же понимаю, что смущало меня в этом холме: ритмично повторяющиеся узоры, изрезавшие подозрительно тёплую в разгар ночи землю. Драконью чешую.

Меня охватывает ужас. Я порываюсь бежать, но ноги не двигаются с места. Опустив глаза, я вижу, что моя бледная кожа превратилась в жёсткую коричневую чешую, ползущую всё выше и выше, пожирающую каждый свободный сантиметр моего бессильного тела. Я в панике осматриваю свои руки, но нахожу лишь вытягивающиеся темнеющие пальцы с хищными когтями. Дрожа от страха, я поднимаю взгляд на невозмутимый гигантский глаз, ловящий каждое моё движение, и читаю в нём все свои мысли.

«Ты ведь хотела сбежать? Теперь тебя никто не найдёт. Никогда.»

Из последних сил я кричу, уже не узнавая своего голоса:
— Мама!

***

Резкое движение головой, блуждающие по простыни руки. Я проснулась от своего же перепуганного крика. С опаской открываю глаза: в комнате совсем темно, но я различаю очертания родного потолка, изученного за долгие годы вдоль и поперёк, и успокаиваюсь. Я дома. Всё в порядке. Мама рядом.

Хочу позвать её, но с пересохших губ слетает лишь слабый хрип. В квартире подозрительно тихо. Меня охватывает отвратительное предчувствие беды. Пытаюсь высвободить руку из-под одеяла, но она запутывается. Разозлившись, с силой дёргаю ткань на себя. Раздаётся обличающий треск, и перед моим лицом повисает оторванный кусок простыни. С кончиков покоричневевших пальцев на меня угрожающе взирают пять внушительных драконьих когтей.