Дар божий. Почти документальный. Почти рассказ

                Дар божий
                Почти документальный. Почти рассказ.

    Этот почти документальный, но все-таки с изрядной долей фантазии и потому почти рассказ, я решил написать на могиле главного героя рассказа, Ивана Моисеевича Цаплера, похороненного в Старом Крыму. Дело было так.
    Мы с моей женой отдыхали в Алуште.  К нам на пляже подошла немолодая  красивая женщина в ярком шелковом халатике, плохо прикрывавшем ее не загорелое тело, мило улыбнулась и спросила у меня:
   - Вы помните профессора Ивана Моисеевича Цаплера? Ему вчера исполнилось бы сто пять лет.
    Я сел на лежаке, стал вглядываться в лицо женщины, пристально смотревшей на меня, и неуверенно ответил:
   - Да, помню Цаплера… Вас зовут Лиза? То есть Елизавета?
    Женщина рассмеялась:
    - Все-таки узнал! Это через сорок-то лет узнал. Мне очень приятно, Анатолий… - Лиза повернулась к моей жене, сделала ей небольшой поклон и объяснила: - Мы с Анатолием сорок лет назад учились в одной группе Московского института искусств. Он был влюблен в меня… Я правильно помню, Анатолий? – она улыбнулась мне и засмеялась. А потом перевела взгляд на мою жену и сделала лицо серьезным. – А я в то время была безумно влюблена в мастера нашего курса Ивана Моисеевича  Цаплера, который был на сорок лет старше меня. Хотела выйти за него замуж, хотя он был женат на известной детской поэтессе, красавице и умнице. Мне удалось соблазнить Ивана Моисеевича. Но оказалось, что в институте его соблазнили еще две студентки из нашей группы, которые из-за ревности написали заявления в партийную организацию института, и Цаплера за это исключили из КПСС, а потом уволили из института… Помнишь, Анатолий?
   Я все помнил и уже не находил себе места, посматривал на жену, лежавшую рядом со мной на деревянном  лежаке и с любопытством посматривающую то на Лизу, то на меня, потом встал с лежака и подхватил Лизу под руку:
   - Давай отойдем в сторонку, там и поговорим.
   - Давай, отойдем, - сразу согласилась она.
    Мы с ней прошли к входу на пляж и сели на удобную лавочку, на спинке которой кто-то оставил мокрые плавки. Лиза погладила меня теплой рукой по плечу:
   - Вспомним молодость, поцелуемся? – подставила она мне свои губы.
   - Я, пожалуй, воздержусь, - сказал я, но через несколько секунд  все же поцеловал ее в щеку. 
    Она мило улыбнулась, слегка отодвинулась от меня и кокетливо сказала:
   - У тебя очень симпатичная жена.  Ты ее по-настоящему любишь. Я в этом убедилась, наблюдая за вами, пока удостоверилась, что ты – это, действительно,  ты, и долго не решалась подойти к вам. Я здесь второй день отдыхаю. Съездила на могилу Ивана Моисеевича в Старом Крыму, помолилась и приехала сюда. Ты был на могиле у Цаплера?
   В голове у меня происходил настоящий сумбур от этой неожиданной встречи со старой знакомой, в которую я когда-то, в далекой студенческой молодости, был, действительно, влюблен.
    - Я про Цаплера помню, но давно о нем не думал и не знал, где он живет и где похоронен… Почему в Старом Крыму?..  – Сбивчиво сказал я.  - А ты даже помнишь, что ему исполнилось бы сто пять лет!?
     - Конечно, помню. Когда-то, в Москве, мы с ним отмечали его день рождения. Ему тогда было шестьдесят пять лет. А мне за три дня до его дня рождения, исполнилось двадцать лет. Ты тогда подарил мне шикарный букет из роз. Это было десятого апреля, букет тогда стоил огромных для тебя денег, и я переживала из-за этого, боялась, что тебе придется голодать… Помнишь?
     - Это я помню,- смутился я. – Тогда, на твоем двадцатилетии, мы с тобой начали целоваться. И когда через несколько дней ты сказала на партийном собрании, где Цаплера исключали из рядов КПСС, что ты влюблена в этого старика и готова выйти за него замуж, то я был просто ошарашен!
       - Ну, вот, видишь, нам с тобой есть, что вспомнить из нашей далекой молодости, - она неожиданно нагнулась и поцеловала меня в краешек губ.-  Не переживай, я тогда и в тебя была немножко влюблена… Но, если честно сказать, меньше, чем в  Ивана, которого я совсем не считала стариком. Может быть, это покажется тебе странным, но у молодых женщин очень своеобразная психология… Хотя не странная… Иван Цаплер был пожилой человек, но  обалденно привлекательный и заслуживал, чтобы в него влюблялись молодые. Ему тогда было уже за шестьдесят, он был женат в четвертый раз, а его жене Елизавете… - помнишь, какой она была красавицей? – не было еще и сорока лет…  Ну да, такой вот был человек – он был умница, талантливый рассказчик, очень добродушный, открытый и общительный… Ну, и очень влюбчивый… 
   Я согласно кивал Лизе. А в сознании у меня проснулась давняя загадка: чем таким старик Цаплер, внешне вполне обычный немолодой мужчина привлекал моих молоденьких однокурсниц?  Некоторые из них даже согласились вступить с ним в сексуальную близость, а потом почему-то написали об этом заявления в партийную организацию института с просьбой уволить его из партии и из института. Я тогда был старостой группы, где учились эти девчонки, и секретарь партийной организации института убедительно попросила меня выступить на открытом партийном собрании с осуждением Цаплера.
    Все это я вспомнил через сорок лет,  разговаривая в Алуште со своей бывшей однокурсницей Лизой и когда вновь посмотрел на нее, то был в очередной раз поражен ее немолодой уже красотой, живо напомнившей мне ту ее, когда ей было всего двадцать лет. И у меня опять, как сорок лет назад, зашевелилось что-то внутри, захотелось крепко ее обнять и крепко поцеловать. Я едва сдержал себя, и чтобы унять свои чувства, поспешно сказал:
    - Я непременно, завтра же, съезжу на могилу Ивана Моисеевича в Старый Крым, ты объясни, как найти его могилу. Мы поедем туда с женой. Я ей много рассказывал про Цаплера, и ей тоже будет интересно.
   
      Ехать в поселок Старый Крым на такси показалось нам с женой дорого, и мы отправились на рейсовом автобусе, о чем потом пожалели: в жаркий июньский день, даже и по приличной асфальтовой дороге поездка для нас, немолодых пассажиров,  оказалась утомительной.
    Лиза образно и подробно объяснила нам, как найти могилу Цаплера на кладбище, и мы быстро нашли ее. Кладбище оказалось не большим, провинциальным и весьма живописным. Мы с женой постояли у зеленой деревянной оградки могилы, точнее двух могил в одной ограде, с черными каменными надгробиями, которые стояли рядом, будто обнявшись. На одном из надгробий, на черном камне, были выгравированы рядом два прекрасных портрета, мужчины и женщины, Цаплера и его последней официальной жены Елизаветы, которую Цаплер раза три приводил к нам на занятия по мастерству, и которая понравилась всему нашему курсу, потому что была талантливым рассказчиком, да и просто настоящей молодой красавицей.
    Моя однокурсница Лиза почему-то не сказала мне, что Иван Моисеевич и его бывшая жена Елизавета Фролова схоронены вместе, в одной могиле. Их портреты на могильном камне были сделаны профессионально, каким-то хорошим художником. Они оба на этих портретах выглядели довольно молодо. Моя жена потрогала портреты на камне пальцами и сказала восхищенно:
    - Какие они были красивые! Тут выгравированы чьи-то стихи: «Старый Крым – последняя обитель. Черный камень – все как в страшном сне. Не судите, люди, не судите: здесь лежать положено и мне». Это она написала. Как она его любила! ... Почему? За что ?... Толик, ты же знал их. Ты должен написать об этом рассказ.
    И я согласно кивнул. Через месяц почти документальный, но с вымыслом и потому почти небольшой рассказ, был готов.  Вот он.

                ***
            На открытом партийном собрании в институте искусств в 1969 году присутствовали человек сорок. Они сидели довольно кучно за столами.  Я осматривал читальный зал библиотеки института, где проходило собрание, и удивлялся, что на него пришли такие разные люди, многие из которых явно не были членами КПСС. Но больше всего меня удивляло, что вела собрание Елена Николаевна Никольская, о которой я точно знал, что когда-то она была законной женой Цаплера не то второй, не то третьей его женой. Никольская была секретарем партийной организации института искусств, профессором и преподавала в нем актерское мастерство. У нее был поставленный актерский голос красивого тембра, да и держалась она, как на театральной сцене.
    - Может быть, не все сидящие здесь знают, что я – бывшая жена Ивана Моисеевича.- рассказывала Елена Никольская.-  Мы с ним прожили почти четыре года, и развелись, точнее я развелась с ним, потому что у нас не было детей. Сейчас у меня в новом браке уже двое детей, я вполне счастлива, но иногда мне кажется, что я по-прежнему влюблена в Ивана Моисеевича.
    Она посмотрела на Цаплера, и все обратили свои глаза на него. Цаплер сидел неподвижно, где-то в задних рядах, опустив голову. Его лица не было видно.
    - Он не один раз изменял мне в браке, - продолжила Никольская.- Я знала об этом, но почему-то не испытывал к нему не только ненависти, но даже и не ревновала. Знала я и некоторых его любовниц, тоже замужних, как и я. Может быть, это покажется вам удивительным, но мужья его любовниц не проявляли никакого неудовольствия, зная об изменах своих жен с Цаплером. Такая вот, прямо скажем, удивительная история… Все дело, конечно, в личности Ивана Моисеевича, в его характере. Да, он бесконечно влюбляется в разных женщин, будучи женатым, с некоторыми у него бывают сексуальные отношения. Но уверяю вас, что при этом он никогда не  изменяет своим женам, продолжает любить их, как и своих любовниц. Да, это похоже на какую-то болезнь. Я тогда была очень обеспокоена, и мы с ним даже ходили к знакомому психиатру. Иван принимал какие-то таблетки, но всегда говорил, что нет у него никакой психиатрической болезни. Просто он такой, каким создал его Бог, в которого он очень верит и заветы которого  всегда выполняет. Для меня лично Иван всегда был настоящей загадкой.
    Я видел, как слушающие Никольскую в зале люди, внимательны к ее словам и вполне серьезны. Некоторые из них оглядывались на Цаплера и удивленно расширяли глаза. Я тоже сидел с расширенными глазами. Никольская замолчала, прошлась между столами, остановилась и продолжила говорить, будто другим голосом, более твердым и уверенным, как с трибуны в большом зале.
     - То, что происходит сейчас с Иваном Моисеевичем в нашем уважаемом институте, нечто другое. Я не могла привести на наше собрание ни одну из трех наших студенток, написавших заявления, в которых они аргументированно обвиняют Цаплера… в его соблазнительных действиях… Их можно понять. Я поговорила с ними и  вот что  могу твердо сказать: все они продолжают хорошо относиться к Ивану Моисеевичу, но все находятся в болезненном стрессовом состоянии и опасаются, что не смогут окончить наш институт, а это недопустимо.  Им всем учиться еще два или три года.  Это очень серьезно. И я предлагаю хорошо подумать о том, может ли такой человек, с такими особенностями, как Цаплер, продолжать работать в нашем институте и быть членом коммунистической партии. Мне трудно об этом говорить, вы понимаете почему, но я предлагаю исключить Ивана Моисеевича Цаплера из членов КПСС и рекомендовать ректорату уволить его из нашего института искусств, если он сам не напишет заявление. Прошу голосовать.
   Никольская высоко подняла свою руку и стала оглядывать зал. Еще подняли руки человек десять-пятнадцать. Потом то тут, то там начали поднимать руки другие члены партии. И вот почти все руки поднялись, кроме разве что четырех-пяти из примерно сорока. Я тоже поднял руку, заметив, что голосуют не только члены партии. Но, засомневался и опустил свою руку.
    - Почти единогласно! – громко констатировала Никольская, глубоко, и, кажется, удовлетворенно, вздохнув.
   И тут произошло то, что я не забуду никогда, даже сорок лет спустя, после того партийного собрания: раздался громоподобный стук в дверь читального зала. Сидящий на стуле у двери преподаватель физкультуры института посмотрел на удивленную Никольскую и отворил закрытую на ключ дверь. В читальный зал буквально ворвалась студентка института Лиза и закричала:
     - Я все слышала… Вы не имеете права! Иван ни в чем не виноват! – Она бросилась к Цаплеру, подняла его со стула, крепко обняла и стала неистово целовать. - Я люблю тебя Иван Моисеевич! И всегда буду любить! Неделю назад ты предлагал мне выйти за тебя замуж… Я отказалась, потому что ты любишь свою писательницу Елизавету… А сейчас  я,  Елизавета Егорова, согласна выйти за тебя замуж и жить с тобой в любви и верности… Но только, если ты разведешься с другой Елизаветой. 
    В зале застучали стулья, почти все встали со своих мест. Никольская замерла, потом неожиданно громко, по-артистически засмеялась и помахала Цаплеру рукой. Она буквально прокричала:
   - Это прекрасно Иван! Но я, по-прежнему, голосую за твое исключение  из членов КПСС и увольнение из института! Прошу еще раз голосовать.
    В зале послышался кашель, невнятные возгласы.  Я напрягся и в следующее мгновение был поражен, когда увидел лес поднятых рук. Присутствующие были согласны с предложением Никольской исключить Цаплера из коммунистической партии и уволить с работы в институте искусств. 
   Цаплер ушел из института по собственному желанию. Это было много лет назад. С тех пор я ничего не знал ни о Цаплере, ни о Лизе. И вот, наконец, кое что узнал и побывал на могиле Цаплера почти в день его сто пятилетия.  Но почему в него, старика, влюблялись молодые женщины до сих пор так и не знаю.