Ступень 2n 36

Ступень 2n+36: "Топографическое Расщепление Тени"
Тень, как и любая тьма, обманывает восприятие, она вытягивает предметы из их привычных форм, преломляет их линии, растягивает в направлениях, которые кажутся неестественными. Василий стоял на очередной ступени Лестницы  Мебиуса, чувствуя, как вокруг него сгущаются тени — не те, что падают от предметов, а те, что поднимаются из глубин его сознания, тени его памяти, сомнений и неуверенности, они мешали сосредоточиться, искажали все его представления о том, что реально. Он вспоминает одну из своих бесед с Вероникой, когда они обсуждали природу восприятия.
"Тень — это не просто отсутствие света, Василий, — говорила она, сидя напротив него в маленькой кафе в переулках старого города, — это то, что раскрывает реальность с другой стороны, но проблема в том, что, глядя на тень, можно перепутать её с объектом, который её отбрасывает, словно тёмный отпечаток наших внутренних страхов".
Теперь, когда он стоял на ступени "Топографического Расщепления Тени", её слова звенели в его голове, словно отдалённое эхо, лестница вокруг него начинала вибрировать, будто бы она была построена не из лёгкой материи, а из самого сомнения, контуры ступеней, которые раньше казались чёткими, начали расплываться, а их грани расходиться в разные стороны, как линии в старом трёхмерном изображении. Василий поднял руку, чтобы коснуться одной из ступеней, и ощутил, что её форма начинает меняться под его ладонью, она будто отдалялась и приближалась одновременно, её поверхность будто дышала, словно живое существо, меняя свои очертания в зависимости от угла, под которым на неё падал взгляд, тени танцевали на этой поверхности, создавая иллюзию глубины, которой там не было.
"Тени — как фракталы," — подумал он, они простираются внутрь и наружу, создавая бесконечную сеть возможных интерпретаций, он знал, что эти тени были его внутренними демонами-сомнениями в своих поступках, страхом перед неопределённостью будущего, вопросами, которые не находили ответа, они мешали ему видеть настоящую Веронику, её настоящую суть, скрывая её за слоями проекций и страхов. Каждый раз, когда он думал, что достиг понимания, тени снова меняли форму. Его воспоминания о Веронике также были изломаны этими тенями., их голоса из прошлого пересекались и сталкивались, становились приглушёнными и едва слышными, терялись в шуме его собственного сознания. Как бы он ни старался сосредоточиться на её образе, как бы ни пытался ухватить его в ясной форме, её силуэт всегда был окружён пульсирующими волнами неопределённости, и он начинал задумываться: а была ли Вероника вообще такой, какой он её помнил, или её истинный облик всегда был искажён его собственными ожиданиями и страхами? Он попытался сфокусироваться на одном из воспоминаний — на том, где они стояли на крыше одного из заброшенных зданий города, где она впервые открылась ему. Её лицо на мгновение вспыхнуло в его сознании, но тени снова начали размножаться, раскалываясь на тысячи версий того же момента, её улыбка меняла угол, словно кривое зеркало, глаза светились то теплом, то отстранённостью, даже её голос изменился, словно множество Вероник одновременно шептали ему что-то разное. Тени простирались во времени, захватывали и замещали воспоминания, искажали их контуры так, что они становились неразличимыми от новых версий, которые его разум создавал. "Это ли ты, Вероника?" — шептал он в пустоту, но не получал ответа, в тишине он слышал лишь собственное эхо. В этот момент Василий понял: чтобы двигаться дальше, чтобы увидеть её снова в настоящем свете, ему нужно было совершить нечто невероятное, он должен был разделить тени на их первичные элементы, на их базовую структуру, чтобы отличить, где заканчиваются его проекции и начинаются подлинные формы. Он начал медленно опускать руку на одну из темных теней, которые каскадом струились смолой по ступеням, они не были ни холодными, ни горячими; они были... пустыми, словно трещины в самом пространстве, и он увидел, что тени — это лишь отсутствие, нехватка света, недостаток ясности, и как только он ощутил эту пустоту, он смог раздвинуть её и заглянуть внутрь. Внутри этой пустоты не было ничего, кроме самого Василия, это было тёмное зеркало, в котором он мог разглядеть всё то, что он прятал от самого себя: страх быть непонятым, страх быть оставленным — все те вещи, которые разрывали его связь с Вероникой, будучи слишком тяжёлыми для них обоих. Но теперь он знал, настоящий путь к ней пролегал не через борьбу с тенями, а через их понимание и принятие, он понял, что ни одна из теней не может исказить свет, если не бояться вглядеться в них, принять их за часть своего пути, за тёмные фракталы на фоне его любви.
Шагнув сквозь тень, он ощутил, как его восприятие стало яснее, мир снова начал собираться вокруг него, и Лестница Мебиуса обрела прежнюю форму, тени рассеялись, уступив место свету. Василий знал, что на следующей ступени он будет ближе к той, что ждала его, в миллионах итераций и в бесконечном количестве вселенных.