Из чего делаются фашисты?

1.
    Слово «фашизм» когда-то означало конкретный режим, существовавший в конкретное время в конкретном месте, но сейчас оно чаще употребляется, как политическое ругательство, означающее какое-то крайнее недопустимое зло. Среди трактовок этого ругательства найдётся следующее. Фашизм – это такое явление, когда вроде бы цивилизованное и вроде бы культурное общество вдруг начинает вести себя так, как будто все с ума посходили. И вся страна, как бешенный зверь, кидается на соседей, и начинает бить их с такой ненавистью и яростью, как будто это не она нападает, а не неё нападают. И если кто-то внутри этого общества и пытается протестовать против этого, то его начинают затыкать и топтать с такой же яростью, как будто это смертельный враг. При этом свои действия в нормальном объяснить никак не может – только сама агрессия, исключающая другие формы диалога, и есть единственная форма диалога.
    Это и есть одно из значений слова «фашизм». Но лично я считаю нужным уточнить, что именно может входить в такое определение (ну просто чтобы было понимание, откуда может браться такое явление, а то некоторым просто непонятно, как такое может возникать).
    Фашиствующая масса может быть не однородной по своему составу, и в неё могут стекаться весьма изначально разные контингенты по весьма разным причинам. И они могут играть разную роль, но в конечном итоге оказываются служащими одному общему процессу. И именно за счёт этого ей удаётся осуществить то, что по отдельности они бы просто не смогли.
    Первый контингент я бы обозначил, как «хочу крови». Это такие люди (существа в человечьем обличье), которыми движет желание пустить другому народу кровь. И у них идёт ненависть ради ненависти, и стремление побеждать ради побед, и потребность нагибать, захватывать, и порабощать (соответственно убивая всех, кто сопротивляется). Все они будут достаточно откровенны в своих заявлениях, если им дать свободу и безнаказанность выражения, но, если в открытую кричать о своих намерениях им окажется невыгодно, тогда начнут прикрывать их красивыми словами о «защите» родины.
    «Хочу крови» нужна власть, и им нужен режим, в котором они бы насаждали свои ценности, ведя пропаганду исключительно в рамках нагнетания ненависти к тем, кого выбрали в качестве мишени. Чтобы никакой свободы слова, никакой критики их пропаганды – только сплошной тоталитаризм, и сплошная 25/7 пропаганда ненависти. (если они этого добиваются, это они уже считают первой своей победой).
    Второй континент несколько сложнее. Ведут себя вроде бы как люди, и вроде бы как носители человеческих ценностей. И готовые зачастую рисковать своей жизнью ради других людей. Если кто тонет – готовы кинуться спасать его в холодную воду, если кто погибает в пожаре – готовы через балкон на высоте без страховки за ним лезть. Ну а если кого обижают, без страха прийти на помощь, и дать по мордам обидчикам. В связи с чем претендуют на весьма серьёзное отношение к себе, как к героям (и ко всему, что они поддерживают, тоже, как к подкреплённому выбором героев). Но есть одно «но», которое в некоторых случаях всё меняет: подход к героизму у них не везде уравновешенный.
    Проявиться эта неуравновешенность может следующим образом. Образно говоря, живёт народ в убеждении, что «У нас вера правая, у них неправая, поэтому, мы правы, а они нет. И кто исповедует правую веру, попадает в рай, а кто не правую, будет гореть в аду. И поэтому, когда мы идём на них войной, мы делаем правое дело, а когда они на нас – они делают неправое. Потому, что мы несём правую веру, и спасаем души людей от ада, а они наоборот, и это, понимаешь ли, не одно и то же…» При этом доказать правоту своей веры у них никак не получается (только силой заставить оппонентов заткнуться). И объяснить, какое право они имеют действовать, исходя из недоказанной веры, тоже не могут. Но проблем в этом они каким-то образом умудряются не видеть. И получается у них, что вроде бы самоотверженные, вроде кровь свою проливать готовы за кого-то, а по сути форменные агрессоры.
    Им пытаешься объяснить, в чём проблема их позиции, а они слушать не хотят (потому, что просто верят, что ты заведомо не прав, и верят так, что даже проверять считают излишним). И хотят сжечь тебя на костре за то, что ты говоришь вещи, подрывающие «правую веру». И считают себя правыми. Потому, что это у них оказывается не прихоть, а самая настоящая забота о ближних, которые, оказывается, в опасности в связи с тем, что ты покушаешься на сталкивание их душ с праведного пути. «А что, – говорят, – остаётся делать, если по-другому ты не понимаешь?» И затыкают оппонентов насилием и террором. Но при этом свято верят, что это никакая не агрессия, а всего лишь забота о спасении ближних. Искренняя как бы «человеческая» забота. Вот такая странная «человечность».

2.
    Далее получается, допустим, такая ситуация: у них своя вера, а у соседней страны своя. И эти здесь сжигают иноверцев (в прямом или переносном смысле) на кострах, а те то же самое (в отместку или по какой-то другой причине) делают у себя. Но эти начинают рассуждать так: «Когда мы сжигаем людей за вашу веру, мы делаем правое дело; а когда вы сжигаете за нашу, вы делаете неправое», и требуют в связи с этим от соседей прекратить. А им отвечают, что вы сначала у себя сами прекратите, а потом у других требуйте. Но вместо того, чтобы именно так и сделать, и потом сказать: «Да, вот мы сделали, а теперь давайте вы!», они начинают рассуждать совершенно в другом ключе: «Мы от вас требуем (пока по-хорошему) прекратить мучить людей за правую веру, и ждём, что вы одумаетесь. А если нет, тогда мы вас…», и готовятся атаковать. И когда они получают соответствующий ответ (вполне ожидаемый для всех, кто мыслит не так же неуравновешенно, как они), они идут «спасать» тех, кого там сжигают на кострах.
    Наносят первый удар, получают ответный, наносят более сильный, получают ответ, и так до тех пор, пока эскалация конфликта не раскачается в полную силу. И всё это время второй контингент умудряется фанатично верить, что неправы здесь не они, а противник. Потому, что они войны, оказывается не хотели – это противник их вынудил. И они ему по-хорошему предлагали перестать людей мучить, он не слушал. Они всего-то лишь попытались спасти людей от расправ, а враг на них напал начал и эскалацию конфликта. И спасать людей они, оказывается, имели право, потому, что «настоящий герой» не может стоять и смотреть, как людей за правую веру сжигают. Ну а то, что они сами так же людей за другую веру сжигают, это вообще «другое», и «не считается».
   «Другое» – это, понимаешь ли, «неправая вера», а она опасная. Она души людей, в ад затаскивает, а разве настоящий герой будет стоять и смотреть, как души его ближних пропадают? Нет, он кинется в гущу драки, и не щадя живота своего, будет за них сражаться. Но герои сначала «по-хорошему» предупреждали «прекратите исповедовать неправую веру!» (они же добрые), а её приверженцы (ну надо же), не слушают. Вот и приходится сжигать – а что ещё остаётся? Всё в рамках заботы о ближнем и человечности.
    Вот в этом и суть второго контингента. Он видит агрессию, осуществляемую кем-то, а агрессию, которую творит сам, в упор не видит. И какую бы эскалацию конфликта он сам не сотворил, у него всегда будет получаться, что виноват враг, и это именно тот агрессор. Нести насилие и эскалацию конфликта, в рамках которых творит в отношении других вещи, которые бы в отношении себя бы не позволил визитная карточка таких «героев». И при этом уничтожает всех, кто посмеет этому сопротивляться – т.е. всех, кто не хочет позволять уничтожать себя (и других за то, что они не хотят терпеть такой агрессии). Но при этом свято верит, что он «добрый герой», т.к. жизнью своей ради кого-то (как он это понимает) рискует. И никаких грехов за собой не видит. Только подвиги. Потому что у него всё так повёрнуто, что во всём он видит он исключительно грехи других.
    Никакой пользы от такой «самоотверженности» не принесёт. Потому, что даже если он и проливает свою кровь за кого-то, всё это несёт только беды, которых бы не было, если бы её такого «героя» самого не было. Но он-то думает, что если он самоотвержен, значит, он хороший, а это добавляет ему уверенности в своей правоте. И придаёт силы тому напору, с которым он прёт. Вот только такие «герои» этого никогда не поймут. И ответ у них на такие вопросы сводится всегда к одному: нужен закон, который запретит такие вопросы задавать, и точка. А потому «герои» они всегда в кавычках, а вот фашисты они без кавычек.

3.
    Откуда же берутся такие неуравновешенные «герои»? А очень просто: у них потребность всё время побеждать. И побеждать так, чтобы выглядеть героями. И чтобы все их чествовали, и чтобы сами собой любовались. И чтобы победы были обязательно. А потому победы им нужны независимо от того, нужна война или нет, и там, где такие «герои» есть, война всегда будет, даже если бы лучше решить было бы и без неё. И повод для неё будет найден, и если не найдётся другого, то он будет сфабрикован вышеописанными методами.
    И человек может просто рождаться с такой потребностью в крови. Ну или, как вариант, их накачивают потребностью в победах: всё время льют и льют и пропаганду «победомании», и втирают, что в жизни надо обязательно побеждать-побежать-побеждать потому, что если не победишь ты, то победят тебя. И что если ты никого не победишь, то жизнь пройдёт впустую. И что если хочешь победы, обязательно ищи войну, и это, мол, нормально. А кто накачивает? «Хочу крови», например.
    И вот такой «герой прёт со своей победоманией, и никакая «самоотверженность» от этого не избавляет. И требует у жизни побед. И ищет войн. И требует, чтобы обязательно был враг, и чтобы враг обязательно был «плохим». А если такого нет, то его надо сделать. И если сделать в реальности не получается, значит, сделать его таковым в своей пропаганде, и переть под её знаменем, и слышать только её. Поэтому и получается, что такие прут на войну, которую сами и создают, у них получается ещё и война с теми, кто не хочет такой войны.
    Многие думают, что фашист – это обязательно зверь, который обязательно говорит: «Да, я зверь. И я знаю, что я зверь. И зверствовал, зверствую, и буду зверствовать!», а фашист зачастую может быть устроен противоположно. Он свято верит «Я человек! И я спасаю людей! А вокруг как раз зверьё, и иду с ним на смертный бой!» Просто небольшой сдвиг по фазе, и неуравновешенный «герой» превращается в фашиста.
    И такой деятель даже может сам не участвовать в тех зверствах, которые делают агрессоров настоящими фашистами. Но он продвигает фронт вперёд, и прокладывает дорогу для тех, кто идёт за ним. А за ним может идти «хочу крови», и творить уже то, на что этот упорно оглядываться не захочет.

4.
    В случае формирования в обществе фашизма неуравновешенные «герои» в сочетании с контингентом «хочу крови» образуют связку. Связка эта может быть весьма эффективна, т.к. вместе они представляют собой куда большую силу, чем каждый из них по отдельности. И особенность их системы в том, что «хочу крови» самим обманывать себя не нужно – только других, но вот других они готовы обманывать, не ленясь (война вообще искусство обмана, и вся их жизнь – это сплошная потребность в войне и обмане). Среди же неуравновешенных «героев» наоборот, полно желающих посамообманываться, и любому, кто им в этом деле возьмётся помочь, они не только не окажут никакого сопротивления, но и склонят перед ними голову, чтоб легче было повязку на глаза надевать. И когда они укрепятся в своей вере ещё сильнее за счёт того, что обманываться стало легче, они ещё сильнее попрут ратовать за свою веру.
    Получается своеобразный союз интересов двух контингентов, и неуравновешенные «герои» в нём тоже в долгу не остаются. Позиции «Хочу крови» тоже становятся благодаря им в свою очередь сильнее. Потому, что в образующейся «связке» получается с одной стороны полно отморозков, которые готовы на раз-два убивать ни в чём не повинных людей, а с другой, там полно вроде как готовых рисковать собой ради других (и имеющих даже где-то какие-то заслуги). И всё это грудью закрывает всю фашиствующую подноготную. Так что, когда зарождается такой фашизм, его не возьмёшь простыми нападками типа «Вы звери, которые хотят убивать людей!» – всё это будет легко отбито опровержениями «Нет, мы как раз люди, которые как раз хотят защищать людей от зверей! А вот они (и вы)…», и это укрепляет их позицию и добавляет им сторонников и поддержки.
    И такой фашизм не возьмёшь дешёвой критикой – критика нужна очень разборчивая и точная. А значит, подробная и не интересная тем, кто не любит, чтобы было «много букв». А значит, снова на руку фашизму, и не любовь к сложностям у целевой аудитории ему тоже на руку. Потому, что если коротко, то останутся только голословные ругательства в их адрес, а за голословные ругательства в адрес тех, в рядах кого есть вроде бы самоотверженные люди, спросить смогут куда чётче, чем за ругательства в адрес одних только явных отморозков.
    Всё это может (и будет) использоваться гениями зла в протофашистском обществе. И уже с такой базы будут ткаться основания для столь нужной кое-кому войны.

5.
    Ещё есть третий контингент. Называется «хочу жрать, чавкать, и не думать, за чей счёт пиршество». Им сказали, что есть враг, которого надо победить, и после этого жизнь станет слаще – они раскатали губы, и ждут. По-другому сделать жизнь слаще они не умеют и не хотят – им так проще (по крайне мере, они думают, что так будет проще). Ни о каких прав-неправ они задумываются. Им просто нужны завоевания, чтобы побольше славы, трофеев, и рабов.
    Они планируют победить, и после этого жить на широкую ногу. Пленные рабы им построит пантеоны и коллизии. А они будут только ходить, жрать, и требовать хлеба и зрелищ. И они могут об этом не кричать, но поддерживать всех, кто ратует именно за это, и кто ищет этому оправдания.
    Взывать к совести бесполезно. Они не понимают ничего, кроме языка силы. Вот когда война придёт ним на двор, и утроит им порку их безответственности, и пороть будет так, что взвоют от боли, вот тогда им станет понятно, что война – это зло. А без этого никак. По-другому об этом задуматься не заставишь.
    И есть ещё четвёртый контингент. Который тоже готов за других жизнью рисковать. И от неуравновешенных отличается тем, что не нужны ему никакие победы и никакие трофеи. Ему бы просто жить бы и заниматься своими делами. Но если кто-то в беде, то тогда, бросить все дела, и прийти ему на помощь. И если враг нападёт, тогда взять в руки оружие, и защищать свои очаги и алтари. А потом просто вернуться к своим делам, и жить дальше без лишней гордости. Как будто сделал то, что должен был, и не никаких лишних амбиций. Неплохие, в принципе, люди, но, увы, с ними тоже может быть одно «но».
    Если фашистский режим разворачивается вполне серьёзно, то таких людей не спрашивают, куда они готовы идти, а куда нет. Им просто говорят: «На нас напали – идите Родину защищайте!», и отправляют туда, где они обязаны выполнять всё, что прикажут. И многие из них идут. И идут вполне добровольно. Потому, что они просто оказываются не в состоянии разобраться, где правда, а где ложь.
   И они верят, тому что говорят, и безо всякой задней мысли идут, как они думают, «Родину защищать». Вот таких жалко – в меру того насколько они не виноваты в том, что их обманывают. Тех, кто по своей неуравновешенности идёт, и ничего не хочет слушать, и уничтожает тех, то им пытается что-то объяснить, не жаль – сами виноваты, если получат своё на войне. А вот этих жалко.  Жаль, что могли бы жить как люди, но эту возможность у них отняли, и заставили служить фашизму, получать наравне со всеми то, что на войне получают. И получать не как герои, которые жизнью своей рискуют, чтобы защитить свои очаги и алтари, а как агрессоры, которые пришли топтать чужие и получили за это. Жаль их семьи, которые лишаются своих родных, и которых ставят перед дилеммой: хотите, чтобы вашу потерю чтили – лейте воду на нашу мельницу. Жаль – среди сожаления всех жертв явления фашизма есть место и для сожаления об этом.

6.
    Так как же получается, что никто не может разобраться в том, что происходит, и все дружно, как стадо, идут туда, куда их гонят? А в этом и суть явления, называемого «фашизм». Дело в  том, что в пропаганде задействуют не абы кого, а лучшие умы из тех, кого вообще можно заставить служить фашизму. И эти умы сочиняют такую пропаганду, которую среднестатистическому уму просто не раскусить. Потому, что для этого нужны такие же по силе умы, чтобы вывести на чистую воду все те приёмы, при помощи которых манипулируют сознанием остальных. Но при фашизме рты у этих умов заткнуты, потому, что критиковать пропаганду нельзя. И если кто и пытается, его заткнут раньше, чем он успеет договорить. И сарафанное радио не работает, потому, что все боятся доносов. И каждый обыватель остаётся только с той критикой, которую в состоянии додумать сам. А такая критика в большинстве случаев оказывается совершенно бессильна что-то либо разоблачить. И пропаганда постоянно бомбит сознание человека заявлениями «Враги то, они сё, они пятое, они десятое», и каждое заявление выглядит вроде бы обоснованно. Вот и идёт большинство туда, куда пропаганда зовёт – они просто не находят причин, почему им ей не верить. Вот и получается, что вся страна, практически, как один, делает фашистское дело.
    Так что же делать типичному обывателю (или даже не обывателю, а среднестатистическому человеку с вполне человеческими умом и совестью), если в таких условиях получается практически невозможно разобраться, где правда, а где ложь? Как понять, что тебя обманывают, если в обоих случаях всё будет казаться одинаково складной правдой? Как не стать жертвой фашистской манипуляции сознания?
    А всё на самом деле просто. Отличие не в том, что тебе кажется «Я самоотверженный, значит, плохому делу служить не могу, значит, дело хорошее…» И не в том, что тебе кажется «Я не вижу, в чём мы можем быть не правы, значит, не правы мы быть не можем!» Оно в том, чтобы оппонент имел право высказаться. И не быть преследуемым за то, что скажет вещи, на которые нечего возразить. Вот если начинается оправдывание режима, который затыкает таких оппонентов, значит, фашизм оправдывающего уже накрыл. А в своей правоте можно быть сколько угодно уверенным – чем меньше люди знают, тем увереннее они обычно заявляют то, что думают.
    Отличие фашизма простое: Есть диктат, и он диктует, что ты должен говорить и думать – делать иначе права за тобой нет. Если ты говоришь не то, что тебе указывают, ты должен быть уничтожен. Без лишних разговоров. Без компромиссов. Это самый верный признак фашизма.
    И от этого отличия фашизм никуда уйти не может, потому, что он так устроен, что к каждому положению, на которое он опирается, есть вопрос, который у него нет ответа. И единственный способ это скрыть – это исключить сами вопросы, и тогда только можно создать иллюзию, что ни у кого нет таких вопросов. Ведь, если фашиста спросишь: «А почему ты позволяешь себе сжигать людей на кострах?» – он ответит: «А это не твоё дело! Не смей нам диктовать, что нам делать на своей территории!» А когда его спросишь: «А почему ты тогда указываешь другим, что им делать на своей территории?» – он ответит: «А потому, что они бедных-несчастных верующих обижают!» И когда его спросишь: «А ты что, не делаешь того же самого?» – и тогда снова «А не твоё тело, что хотим, то и делаем на своей территории!». и так всё время – все основания сами на себе.
    В это суть фашизма. Он ничего не может до конца обосновать. У него всё время что-то не клеится. И если позволить в отношении этого критику, то всё развалится, как карточный домик, как бы не были уверенны фанатично верящие в его незыблемости. И единственный способ это построение удержать – это тоталитарная система, которая защищает это построение искусственным приложением силы. Поэтому все фашисты (знают они, что они фашисты или нет), всегда стремятся свободу слова подавить. И всегда ратуют за то, что она зло. И всё время кричат, что только когда её не будет, тогда победят. И все вставшие на фашистский путь, во что бы изначально они не верили, приходят к такому условию.