Внучкина бабушка

Евгения Петровна подметала двор, когда увидела подъезжающие к дому синие Жигули старшего сына Ивана.
- Бабушка, привет! – закричала её четырнадцатилетняя внучка Лена, выскакивая из машины.
- Здравствуй, здравствуй, моя красавица! А чего ж не предупредили-то, что приедете? – спросила она у сына, который шёл следом с небольшой дорожной сумкой.
- Ну не позвонили, решили сюрприз сделать… - поздоровавшись, ворчливо ответил он и спросил: - Ленка у тебя поживёт, пока ещё каникулы? 
- О-о-о, мой Вулканчик! – внезапно громко закричала Лена, заметив за двором на полянке бабушкиного коня по кличке Вулкан, которого она обожала и ездила на нём верхом с двенадцатилетнего возраста, и тут же побежала со двора.
- Конечно, пусть живёт, чего ты спрашиваешь-то... – проследив взглядом за девочкой, ответила Ивану мать и, не удержавшись, с укоризной посмотрела на сына. – Так она, выходит, и не нужна вам обоим, что тебе, что Галине!
- Мать, ну не начинай, ты же знаешь нашу ситуацию!
- Ситуацию… Это вы ребёнка своего ситуацией называете или свои новые семьи, не пойму никак…
- О-о-о, ну здрасьте-поехали… Так и знал, что учить будешь! Ходил бы сюда автобус, отправил бы Ленку, чтобы самому не ехать! – сердито высказался Иван.
- А-а-а, правильно, пешком ещё отправь… Позвонили бы, сама приехала бы, забрала девчонку… - Ладно, айда в дом, пообедаем…
- Нет, мам, я, наверное, поеду, а то там у нас ремонт… надо ещё в магазин успеть за материалами… - торопливо начал Иван.
- Ну да, хоть бы для блезиру у матери спросил, не надо ли чего помочь… - обиженно высказалась Евгения Петровна.
- Ма… ну хоть ты меня не пили, а… Дома хватает этого!
- Не пили… - повторила она с укоризной, но тут же засуетилась. -  Погоди, сейчас соберу кой-чего… - и поспешила в дом, где первым делом открыла холодильник и вскоре уже уставляла в пакет трёхлитровую банку с молоком, полулитровую со сметаной, две литровые с клубничным вареньем, в другой положила завёрнутый в пергамент кусок домашнего масла, пакет с творогом, картонные контейнеры с яйцами. – Хорошо, что ещё заказ не забрали, а то и передать на гостинцы нечего было бы…
- А что теперь своим клиентам отдашь?
- Позвоню, извинюсь, к завтрему приготовлю, - махнула она рукой, - ну, уж, что есть… - оглядела она пакеты. – Сейчас в огороде ещё посмотрю что-нибудь, погоди, сынок!
Через несколько минут она почти бегом вернулась из огорода с большой миской небольших пупырчатых огурчиков, пучком зелёного лука и ведром, в котором вперемешку лежали морковь, свёкла и редис. Сложив это всё в отдельный пакет, она подала его сыну.
- На вот, держи, морковь мелковата, конечно, но зато всё свежее, натуральное…
- Спасибо, мам… А Егор-то где?
- Да на соседней улице дом строят, вот он и подрядился помочь с проводкой…
- Ну хорошо, если так…
- Да уж, хорошо, если так и будет! – усмехнулась мать и вздохнула, понимая, что Егор там до первых денег – если сегодня заплатят что-то, то этот день и будет концом его работы на этом объекте.
Оказалось, что так и вышло, как в воду глядела. Сын пришёл под вечер навеселе и, видимо, горячительную добавку где-то во дворе припрятал, потому что вскоре вышел на улицу, а вернулся уже практически на четвереньках.
- Бабушка, дядя Егор пьяный опять… - грустно сказала Лена, прибежав с улицы, где она встречалась со своими друзьями, с которыми дружила с самого детства, потому что часто гостила у бабушки.
Евгения Петровна кивнула, слушая рулады храпа, что выписывал её младшенький в комнате, соседствующей с кухней.
- А ты не обращай внимания, милая, давай-ка мой руки, да садись за стол, ужинать будем, а то мне ещё коров доить, да поросят кормить.
- А я тебе помогу, бабушка! – весело пообещала Лена.
- Спасибо тебе, помощница моя… одна ты только обо мне и заботишься, - улыбнулась бабушка, ставя на стол, где уже были тарелки с малосольными огурчиками и прошлогодними маринованными грибами, сковороду, на которой аппетитно шкварчала жареная картошка со свиным салом, распространяя по кухне сытный запах вкусной еды.
После ужина Лена осталась убирать со стола, а бабушка пошла управляться. Было уже совсем поздно, когда обе, по очереди ополоснувшись в немного протопленной бане, вошли в дом.
- Ба, я спать, - зевнула Лена.
- Чаю не хочешь?
- Нет, ничего уже не хочу, - помотала головой внучка и отправилась в комнату, которая по умолчанию считалась её.
Евгения зашла к ней пожелать спокойной ночи и увидела огромный синяк на руке.
- А это что ещё такое?
- Да это… так… - промямлила Лена, явно не желая говорить правду.
- Лена, ты меня знаешь, я не отстану, пока всё не узнаю… Кто это сделал… этот… материн хахаль?
- Да, - тихо проговорила девочка, - пришёл злой с работы, с порога сказал, чтобы я приготовила ему чай и бутерброды, а меня, бабуля, девчонки на улице ждали, мы в кино собрались, а он… сам будто не может порезать батон и колбасу… царёк! Мать приучила его, чуть ли не с ложечки кормит, представляешь? – жаловалась внучка. – Не смог вынести, что я ослушалась, схватил меня за руку и с силой толкнул, я даже головой ещё ударилась о дверь.
- Мать знает? – строго спросила бабушка.
- Да видела она, но даже не спросила ничего…
- Конечно, чего им ребёнком-то интересоваться, что один, что другой только о себе и думают… У-у-уххх! – махнула она кулаком куда-то в окно, посылая мысленный упрёк сыну и бывшей невестке. – Ладно, спи, моя милая, здесь тебя никто не тронет, моя хорошая! – она поцеловала внучку, уже почти проваливающуюся в сон, и вышла из комнаты.   
Увидев, что заряд её телефона близок к нулю, поставила на зарядку, чтобы сработал утром будильник и присела на минутку на диван в зале.
- Что же с Леночкой-то делать… - задумчиво произнесла она. – Это ведь девчонке житья не будет, если этот Галькин сожитель с самого начала начал на неё покрикивать, да ещё и руки распускать… Не-е-ет, надо забирать её сюда, пусть в нашу школу ходит, а живёт у меня… завтра же с Галиной поговорю, она отпустит, отпустит…  ей же сейчас не до Ленки, ей мужика ублажать надо, вот пусть и ублажает! – зло выкрикнула она.
Евгения Петровна тяжело вздохнула, устало поднимаясь с дивана и не спеша вернулась в комнату к Лене, убедившись, что та спит, удобно устроившись в мягкой постели.
- Ох, ласточка моя, что же тебя ждёт в жизни-то, знать бы наперёд… Охо-хо-онюшки мои… Так уж хочется, чтобы всё у тебя вышло гладко, да сладко, но что наши мысли… Одни лишь желания, а как там всё сложится одному Богу известно! – эмоционально произнесла она, поправила одеяло на спящей внучке, поцеловала её в висок и тихонько вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. 
На кухне вскипятила чайник, заварила в небольшом чайничке чай и устало присела за стол в ожидании, пока заварится и настоится янтарный напиток, благоухающий ароматами местного разнотравья.
Евгения Петровна так и не смогла выбрать из недорогого многообразия чаёв, продающихся в современных магазинах, тот, который пришёлся бы ей по вкусу, все они казались ей суррогатами.
Каждый вечер, после того, как домашние дела были переделаны, а впереди ласково мельтешил добрыми объятиями ночной отдых, она позволяла себе расслабиться и насладиться домашней тишиной. Вот тогда-то она и заваривала свой, особенный чай.
В небольшой чайничек бросала щепотку сушёного репешка, пару таких же сухих щепоток чабреца и мяты, заливала травки кипятком, садилась и ждала, когда всё это настоится. Выждав некоторое время, наливала в большую кружку ароматный напиток и, откинувшись на спинку стула, принималась чаёвничать, вприкуску с любимым ею мёдом, что с пасеки соседа Михалыча или конфетами из местного магазина. Больше всего она любила шоколадные, особенно с начинкой из нежного суфле, но чаще всего на столе оказывалась недорогая карамель, хотя Евгения Петровна, будучи сладкоежкой, жаловала и эти сладости тоже.
Отхлебнув настоявшегося травяного чайку, Евгения зачерпнула ложечкой прозрачного тягучего медку и посмаковала его терпкую благодать на языке. Но сегодня её обычный вечерний ритуал не торопился баловать уставшую душу спокойствием и умиротворением, наоборот, там всё больше усиливалась тревожность и назойливо билось беспокойство. А всё дело в Леночке, вернее, в её рассказе о своём житье – бытье там, у себя дома, в городе.
Женя распустила ещё с утра зашпиленную на затылке гульку и, закинув голову назад, слегка помотала ею, распутывая волосы. Запустила руки внутрь и помассировала голову.
Леночка – её единственная внучка. В новой семье Ивана два мальчика, пяти и семи лет, но они – дети его жены от прежнего брака.  А у младшего Егора ни жены, ни детей нет. Да и когда ему их заиметь-то, если трезвым застать Егора надо ещё очень постараться.
Живёт он так, как желает, в своё удовольствие то есть… Когда хочет спит, когда захочет поест, а когда возжаждет, то и беленькую выкушает в одну харю… ну, а когда уж снизойдёт на него что-то, то и поработать может! Но последним желанием Егор сильно не заморачивается, видимо, вовремя вспоминая, что умеренность – это добродетель, противопоставляемая грехам. Трудолюбие никогда не было его коньком, он находил работу только тогда, когда выпить уж очень хотелось, а у матери денег на это не выпросишь, хоть тресни!
Когда-то, внемля наставлениям родительницы, Егор уехал к старшему брату в город, закончил там специальные курсы и получил соответствующий документ, указывающий, что он теперь электромонтёр. Мать обрадовалась и поспешила устроить его на работу на местную птицефабрику, но он оттуда вылетел после первой получки, потому что так ей радовался, что отмечал целую неделю, пока, собственно, деньги-то и не закончились. Ну он и подумал тогда, чего за такую маленькую зарплату целый месяц горбатиться, надо искать что-то более надёжное, да так и ищет по сей день, перебиваясь случайными заработками.
Евгения Петровна повернула голову в направлении комнаты сына, отреагировав на его очередной раскатистый храп.
- Ох, Егор, Егор, возьмёшься ли ты когда-нибудь за ум-то… - покачала она головой и подпёрла лицо руками, тихонько раскачиваясь на стуле. – Такой же, как и папаша твой!
За окном разлилась густым мраком безлунная ночь, укрыв от людских глаз всё, что было им доступно днём, потому как уличные фонари в селе – роскошь. Имеются они лишь на центральной улице, да и те светят через один, а уж другие улочки и переулки села и вовсе не прикасались к такой коммунальной качественности.
Но ничего… живут же люди и там, ходят как-то, не спотыкаются. Наверное, один и тот же путь изо дня в день «черепушка» запомнила настолько, что каждая кочка и ямка ею отсканированы и выстроены в удобный маршрут, заученный навсегда. А с другой стороны, чего по темноте шляться-то, когда дома дел не переделать, в магазин или на почту и засветло сходить можно, да и не каждого дня это путешествие.
Евгения Петровна посмотрела в ночную тьму, простирающуюся за окном и чуть смягчённую тюлевыми занавесками, и непроизвольно поёжилась.  Не любила она ночь из-за темени этой непроглядной, что была сродни неизвестности или непостижимости и наводила на женщину грусть-тоску.
А мысли-то уж скорыми птицами по-о-олетел-е-ели… И душа рвётся наружу слезами, но что толку-то от них! Жизнь катится и катится, а что видела-то она в этой жизни? Что с родителями, что с мужем, сыновья вот выросли и туда же – нервы мотают будь здоров! Каждый день похож на предыдущий. Внучка Леночка вот, пожалуй, только и просвет, и утешение, она и похожа-то на неё, все так говорят…  лишь бы только не судьбой, хотя пока много общего… 
Ей вспомнилось сейчас её собственное детство, когда она была такой же, как Леночка сейчас. Родилась и выросла Евгения Петровна в нескольких сотнях километров отсюда, но в другом государстве. Правда, это сейчас небольшой казахстанский городок является заграницей, а тогда всё это было одной большой страной. Семья у Жени была самой обычной – родители, да они со старшей сестрой.
Когда Жене было двенадцать лет из семьи ушёл отец, сойдясь с одной женщиной, вместе с которой работал на заводе. Мать тяжело переживала развод, постоянно срываясь на дочерях. Они были виновны во всём – и в том, что отец их бросил, и в том, что алименты его - одно название, и в том, что соперница моложе и симпатичнее, словом, доставалось им неслабо, особенно Жене, на неё мать время от времени и руку не стеснялась поднимать.
Старшая Нина заканчивала тогда школу и едва дождалась получения аттестата, чтобы покинуть и мать, и дом, и город. Она уехала в Барнаул, город в Алтайском крае, где жила тётя, сестра отца. Тётушка была одинокой женщиной и почему-то очень любила Ниночку и, как только та закончила школу, прислала своей невестке письмо и деньги, чтобы она отпустила дочь к ней.
Мать держать Нину не стала, заявив, что и эту, указав на Женю, не знает, как содержать на те крохи, что зовутся алиментами, которых с совершеннолетием старшей дочери будет и того меньше.
С отъездом Нины Жене пришлось вовсе несладко. Мать всё больше мрачнела и срывала на ней свою досаду за неудавшуюся жизнь. Когда ей исполнилось пятнадцать, мама познакомилась с одним мужчиной. Она стала спокойнее, начала следить за собой, наряжаться. Женю практически не замечала, но дочь это безумно радовало. Правда, при знакомстве с маминым другом, здоровым бугаём в наколках и с металлическим передним зубом, радость её тут же померкла. А вскоре этот мамин друг переехал к ним и жизнь Жени превратилась в настоящий кошмар.
Он всё время был чем-то недоволен – людьми, погодой, телевизионными передачами и новостями в газетах. А совместные ужины или обеды в выходной день вообще были невыносимы. Во-первых, надо было подождать, пока главный в доме, а им, конечно же, сразу стал мамин сожитель, выберет себе лучшие куски, определит для себя достойные порции и наконец-таки разрешит матери с дочкой «отведать, что они там приготовили».
А ещё надо было следить за его знаками и по первому невербальному требованию подать салфетку, приготовить чай или убрать стоящие перед ним тарелки. Если не успеть это сделать, то они летели куда придётся. Мать обычно внимательно следила за всем и успевала всё сделать вовремя, но если вдруг она проявляла оплошность, то потом долго выслушивала его крики и претензии в грубой интерпретации и, как следствие, срывалась на дочери. Женя ждала, когда матери всё это надоест и она выгонит этого грубияна, но вместо этого они расписались и даже отметили этот день в ресторане с его другом и маминой подругой, которые были свидетелями в ЗАГСе.
Со временем мать запретила ей практически все развлечения – походы в кино, посиделки с подружками, школьные мероприятия, если они не входили в учебную программу, даже кружки было запрещено посещать. Всё это было из-за того, что тогда она ничего не успевала сделать по дому, а когда они с мужем возвращались с работы, там должен был быть идеальный порядок и готовый ужин.
Женя попробовала встретиться с отцом и пожаловаться ему, но он только развёл руками, сказав, что мама ещё молодая женщина и ей надо устраивать свою жизнь.
- Ну да, надо, а о моей жизни кто-нибудь подумал? – со слезами на глазах спросила его Женя.
- Дочь, ну что я могу сделать?
- Можно я у тебя поживу?
- Да где у меня-то? У нас совсем нет места, и ты знаешь, что я сам пришёл сюда на чужую жилплощадь, так сказать… квартиру-то я вам оставил, - поторопился высказать всё отец.
- Мама говорит, что эту квартиру получал ещё её отец, а ты вообще был прописан у своих родителей, ну… там, где сейчас твой брат дядя Витя с семьёй живёт, поэтому ты и не претендовал на нашу квартиру… Так мама говорила своему новому мужу, я слышала! – поделилась с ним Женя.
- Ну какая разница уже, всё равно мне некуда тебя забрать, дочь, ты потерпи немного, всё утрясётся, я думаю… - отец виновато отводил от Жени взгляд.
- Ладно, пока, папа! – сказала она и быстро пошла от него прочь.
Дальше всё было только хуже. Новый мамин муж ко всем своим выкрутасам стал ещё как-то по-особенному поглядывать на падчерицу, отчего у той пробегал холодок по позвоночнику и начинали подкашиваться ноги, словно во сне, когда не можешь убежать от чего-то страшного.
Женя написала сестре письмо где рассказала обо всех своих обидах и страхах. Нина, не медля ни дня, вызвала мать на переговоры на городской телеграф и предложила забрать Женю к себе, тем более, что через месяц она заканчивала девятый класс. Нина убедила мать, что Женя сможет закончить школу и у них в Барнауле, а потом будет поступать здесь же в техникум или институт.
- Ой, замахнулись, как же, в институ-у-ут, - протянула мама, - да хоть бы в техникум какой смогла… А деньги? Ты же сейчас требовать с меня начнёшь – ей надо то… сё… - нерешительно сказала она, хотя в душе была рада такому повороту, она тоже заметила интерес мужа к малолетке и честно говоря, опасалась того, что может произойти, но принимать какие-то меры в этом случае не торопилась, может, побаивалась своего благоверного, а может и ещё по какой причине, она же только и делала, что преданно смотрела ему в глаза и выполняла все его просьбы и требования.
- Только алименты отца пересылай, пока они будут, и всё, с остальным мы справимся, - заверила её Нина.
- Тогда ладно, жди, отправлю к тебе сестру! – услышала она решительное материнское слово.
Так Женя уехала из родного дома и стала жить с сестрой и тётей, хотя последняя её не сильно-то и жаловала. Может, это происходило из-за того, что она была внешне похожа на мать, тётя при каждом удобном случае отмечала это, а может, ещё по каким причинам, но она часто была несправедлива по отношению к младшей племяннице. Нина её всегда защищала перед тётей, когда та без видимых причин ворчала на Женю или ругала её за что-то, зачастую и вовсе не имеющее к ней отношения.
Как бы там ни было Женя закончила школу, поступила в профтехучилище, со временем получила там профессию повара и на танцах познакомилась с будущим мужем.
Нина к тому времени вышла замуж и даже уже родила первенца. Она жила в квартире мужа, а Женя оставалась с тётей. Та с годами стала невыносимо ворчливой и раздражительной. Вечно недовольная тем, что Женя вторглась в её жизненное пространство, женщина откровенно говорила, что ждёт, чтобы та съехала от неё как можно скорее.
В общем, Женя торопливо вышла замуж и уехала к родителям мужа в село. Те помогли молодым поставить свой дом, большой и крепкий, от души радуясь внукам – сначала Ванечке, потом Егору. Правда, от Евгении радость сбежала быстро, Григорий всё чаще и крепче начал прикладываться к бутылке. Женя боролась как могла с всё захватывающей его страстью, но борьба была неравной, тем более, что никто ей не помогал, а даже, наоборот, сетовали, что она пилит и пилит мужика.
Всё закончилось тем, что как-то зимой Гриша не дошёл до дома. Январский мороз оказался сильнее алкогольного градуса и победил. Женя похoронила мужа и, утерев слёзы, продолжила заниматься хозяйством и воспитанием сыновей.
Однажды в её жизни появился мужчина, тоже вдовый односельчанин. Детей у него не было, но жил он со старичками-родителями, поэтому, зарегистрировав брак с Евгенией, переехал в дом к жене.
 Новый муж тоже не гнушался зелёного змия, хотя и не так уж сильно, как Григорий, но зато был страшно ленивым. Бывало просит его Женя что-нибудь сделать по хозяйству, он вроде и не отказывает, но проходит день, два, неделя, а воз и ныне там… Женя вздохнёт, да и сама всё сделает – и забор поправит, и договорится, чтобы огород вспахали, и сенокос осилит вместе с сыновьями.  Да ещё и немощным свёкру со свекровью помогать приходилось.
Но терпение не безгранично, даже у такой терпеливой женщины как Евгения Петровна. Однажды она не выдержала и собрала мужнины вещи, а потом и дорогу указала, по которой ему идти аккурат до своего домика, где к тому времени уже никто его и не ждал.
А Женя засучила повыше рукава, воздуха в грудь побольше набрала, да и потащила, как вьючная лошадка, эту жизнь, а с ней и двух сыновей. Пятнадцать соток огорода надо было обработать, посадить и собрать урожай, с которого необходимо было взять свою копеечку. Ещё было хозяйство – две коровы, лошадь, пяток свиней и птицы не считано – куры, гуси, утки сами высиживали птенцов, как им вздумается.
Да ещё и в местной пекарне работала, пока её не закрыли, решив, что хлеб в местный магазин можно и из близлежащего города привезти. Когда всё успевала, сама поражается до сих пор, но всё ей удавалось, как и сейчас любое дело спорится - и огород, и хозяйство, что кормят не одну её. И огород, и хозяйство, которое кормит не одну её. К ней, чистюле и аккуратистке выстраиваются в очередь клиенты за молоком и молочными продуктами, яйцами. С огорода тоже многое продаётся.
Старший Иван, отслужив после школы в армии, уехал в город. Устроился на завод, закончил техникум заочно, стал мастером, между делом женился и подарил ей внучку Леночку. Потом они с женой поняли, что совместная жизнь не получается и стали устраивать каждый свою, а Лена осталась неприкаянной между ними.
Евгения Петровна ещё раз заглянула к внучке и отправилась в свою спальню, где сразу же провалилась в глубокий сон на несколько коротких часов. Проснувшись с первыми лучами солнца, охватившими небесным пожарищем восток, она вернулась к мыслям, прерванным ночным отдыхом. Вышла во двор, умылась у уличного умывальника, холодной колодезной водой смывая остатки ночных страхов, сомнений и грусти.
Ничего, ничего… У Леночки есть она, её бабушка, которая сделает всё, чтобы судьба у девочки была ясной и счастливой. Пока Леночка не встанет на ноги твёрдо и уверенно, расслабляться Евгении Петровне никак нельзя. Но это ей нисколько не в тягость, ведь внучка - отрада её сердца, поэтому будет не трудно, а радостно и приятно.
А уж потом-то можно будет и вздохнуть, и отдохнуть, а пока… Засучи-ка рукава, Женя-Женечка, да и вперёд - корова вон мычит, поросята повизгивают, помидоры подвязывать пора, да морковку прополоть надо, а то трава заглушила её совсем, мелочь одна вырастет…