Педсовет

Этот рассказ я начну с конца, чтобы не заставлять читателя разбираться в ненужных ему тонкостях педагогики и психологии. Дело было в ноябре.
Итак, Егор Григорьевич шёл на педсовет по второму этажу технического колледжа, его пригласили, как участника некого конфликта, в тонкостях которого нам придется разобраться.
Егор Григорьевич - преподаватель с десятилетним стажем педагогической работы, хотя ему уже за пятьдесят. Он живой, энергичный, как ему казалось, мужчина, крепкий семьянин патриархальных убеждений, но с замашками либеральной справедливости. Говорят, что он пользуется авторитетом у студентов, но на его пары ходят не все, только те, кто знает, что его предмет нужный. Егора Григорьевича этот факт не беспокоит, он с лёгкостью ставит любому оболтусу "удовл." так, как будто подает милостыню на паперти, а аргументирует просто - "естественный отбор исправит".
Свой предмет Егор Григорьевич знает досконально: на занятиях он не пользуется ни учебниками, ни конспектами. Приходит лишь с термосом кофе и маркерами для доски.
Сейчас он идет на педсовет в актовый зал колледжа. В актовом зале уже сидят за длинным столом его коллеги - пять женщин-педагогов. Их описывать нет смысла, так как дамы в учебной среде явление распространённое, я бы сказал очень, и каждый взрослый при словосочетании женщина-педагог представляет примерно одного и того же персонажа. Эти персонажи отличаются только габаритами и прическами, а внутренняя часть у них "как под копирку" (дорогие женщины-педагоги не обижайтесь, вы прекрасны - и этого у вас не отнять).
Так вот, за столом пять милых дам, напротив стола сидит мама юноши и собственно сам молодой человек стоит рядом, облокотившись рукой на спинку стула.
Юноша - Савелий Чайкин, большой мальчик. Да, мальчик. Несмотря на то, что ему восемнадцать, он еще не совсем сформирован: плечи уже ягодиц, крупная рыжеволосая голова с белокожим лицом, обрамленным очками была в пропорциях ребенка, но лицо добродушное и, наверное, умиляющее по крайней мере именно сейчас. Сказывалось неудобство места и волнение, от которого трещала спинка стула, за которую держалась большая, для ребенка рука.
Егор Григорьевич специально зашел в зал с опозданием на четыре минуты. Он был один мужчина против шести дам и его жизненный опыт подсказывал, что нужно дамам дать выпустить пар на какой-нибудь мелочи, например, как опоздание, чтобы облегчить свою участь в ответах на нелогичные эмоциональные вопросы. Что-что, а повадки женщин-педагогов, находясь на их территории за десять лет Егор Григорьевич усвоил.
- Извините, ради Бога, дорогие дамы, спешил, у меня пары сегодня с четвертой, никак с кабинетом не разобраться, - проговорил Егор Григорьевич и сел на свободный стул у края стола. Как только он уселся, председательница совета проговорила, что собрались рассмотреть поведение Савелия Чайкина по заявлению Егора Григорьевича.
- Егор Григорьевич, расскажите в чем суть вашего обращения? - завершила свою речь вопросом главная женщина-педагог.
Егор Григорьевич встал, сделал трёхсекундную паузу и медленно, как будто читает новый лекционный материал, заговорил:
- Спасибо, видит Бог, что педсовет не я придумал, но раз он есть, то, наверное, дело хорошее. Я бы хотел, чтобы во время моего разговора меня не перебивали, а если возникнут уточняющие вопросы, чтобы их задали после того, как я закончу. Еще скажу, что мы с Савелием здесь в меньшинстве и, если меня будут перебивать, я не стану продолжать беседу, - начал Егор Григорьевич и повернувшись к Севе улыбнулся.
У Савелия напряглись скулы, он плотно сжимал губы. Женщины-педагоги молчали и после секундной паузы Егор Григорьевич вновь заговорил:
- Я буду докладывать, во-первых, как преподаватель, во-вторых, как мужчина, подтверждение можете найти в отделе кадров, - женщины за столом улыбались, им был знаком юмор этого человека. Егор Григорьевич продолжал:
- Здесь дело не в поведении, а в большой комплексной проблеме, которую мы с вами пытаемся решить административно, то есть сказать, как надо и ждать ответа. Поясню: я буду говорить для мамы, потому что надеюсь, что мама Севы наверняка с этим сталкивалась, да и прошу прощения, как мне к вам обращаться? - Егор Григорьевич посмотрел на женщину, сидящую на стуле возле стоящего Савелия.
- Светлана Евгеньевна, - ответила мама. Егор Григорьевич, глядя на Светлану Евгеньевну продолжил: 
- Севу я заметил с первого занятия, его отличало желание быстро ответить на любой текущий вопрос, и то, как он огорчался, если спрашивают не его, но это не столь важно по сравнению с тем, как он расстраивался, когда затруднялся в решении какого-либо задания. Создавалось впечатление, что для него это вопрос "жизни и смерти", то что парень стремиться - это похвально, думал я. И вот во время решения одной из задач я увидел, как лицо Севы покраснело, сжались скулы, в руках появился тремор.
- Сева, Сева с тобой все в порядке?
– «я не понимаю», - отвечал он сквозь зубы с красным лицом готовый вот-вот взорваться. Я попросил Севу подышать, успокоиться, мол эта задача – «тьфу», потом решишь, и он успокоился. Было видно, что он сражается внутри, сдерживает себя, старается.
Через день я проходил мимо кабинета, в котором преподавала моя коллега, я зашел поприветствовать её и увидел, что на предпоследней парте сидел Сева и решал задачу, его лицо было синим от злости, в руках тот же тремор. Я снова просил Севу медленно подышать и не думать о задаче. После того, как Савелий успокоился, я подошел к коллеге и предупредил, что требовать решения от студента сейчас не нужно, парень нервничает.
Спустя несколько дней мне пожаловалась преподаватель - добродушный педагог, что на её занятии мальчик Сева повел себя неадекватно, психовал, разорвал тетрадь, он был невменяемым, но потом успокоился.
И вот на моей паре поведение Савелия стало странным, вначале он раскачивался на стуле, скрип которого явно доставлял ему удовольствие. Кто-то сделал Севе замечание, и он зло огрызнулся, бормоча какую-то угрозу. Я принес специально для Севы жесткий каркасный стул и попросил пересесть со скрипучего на новый. Он подчинился, но спустя минуту Севу прорвало. Он громко, что-то невнятно мне рассказывал, причем обращался ко мне агрессивно на «ты». Савелий закипел, стал красным и руки его тряслись. Зрелище скажу вам не из приятных, вернее страшное. Группа молчала, видимо, такое состояние у парня не впервые. Я был сдержан и с улыбающимся лицом переждал возбуждение Савелия.
Так вот, дорогие дамы, я должен сказать, что я не могу преподавать студенту с возможными психическими расстройствами. Подчёркиваю, «с возможными». Вот собственно и всё.
Главная женщина-педагог в сиреневом жилете и с нарисованными бровями обратилась к Егору Григорьевичу, поправляя плюсовые очки, в которых ее глаза были больше естественных: - А вы почему не позвали нашего медработника, Екатерину Семёновну? – протяжно смакуя каждое слово спросила дама в сиреневом жилете.
-Так медпункт в другом корпусе, и собственно, с каким вопросом я должен заявиться к медработнику: «успокойте совершеннолетнего двухметрового парня?» – Ответил вопросом на вопрос Егор Григорьевич.
- Да потому, что это нужно было зафиксировать медработником! – строго, по-учительски ответила председательница.
- Мы сейчас будем придумывать инструкции? Вы меня для этого пригласили, дорогие дамы? - отбивался вопросами Егор Григорьевич.
- Нет нам нужно выяснить все детали, - к даме в сиреневом жилете примкнула рядом сидящая женщина-педагог в черной обтягивающей водолазке с пышной крашенной прической соломенного цвета и тонкими губами, накрашенными за габаритами губ, наверное, для придания им визуального объема.
-Детали чего? – опять переспросил Егор Григорьевич.
-Детали события! – к двум вопрошающим дамам присоединилась ещё одна женщина-педагог с короткой прической под мальчика.
-Так, дорогие коллеги, все детали для вас описаны и рассказаны, если желаете, что–либо уточнить, то в приватном порядке. А я здесь для того чтобы увидеть маму Севы и сказать то, что должен сказать педагог. И педагог в моем лице говорит: Светлана Евгеньевна такое поведение у Севы — это симптомы, его нужно показать специалисту, я не настроен против него, Севу нужно показать спе-ци-алис-ту, -последнее слово Егор Григорьевич выговорил по слогам, обращаясь к маме.
- Мы ходим на ароматерапию, - приглушённо ответила Светлана Евгеньевна. Она и её сын смотрели на Егора Григорьевича такими испуганными глазами, как будто бы встретили инопланетянина.
- Какая ароматерапия? Специалист - это эндокринолог, невролог, психотерапевт, я говорю о лечении, вы меня понимаете? - свой вопрос он задал так по-военному, что Сева выпрямился в стойку «смирно». Женщины застыли, а Светлана Евгеньевна вжалась в стул, как при авиакатастрофе.
После паузы, тишину нарушила председательница: – Это решать будет Савелий, он совершеннолетний и по закону сам ответственен за себя.
- По закону… Вы примите решение, и я приму его в любом виде, но должен выразить своё личное мнение. И оно такое: решать будет Светлана Евгеньевна, а Севе нужно отдохнуть, взять академ.отпуск, пройти комплексное обследование, подлечиться и прийти здоровым на следующий год, тем более, что отсрочка от армии у него есть. Вот так - «хотите ешьте, хотите смотрите».
Егор Григорьевич повернулся к дамам и объявил:
- Решайте, а мне нужно идти.
Женщины и Сева глазами провожали фигуру Егора Григорьевича до самого выхода.
На следующий день Егору Григорьевичу в учебной части объявили, что он отстранен от преподавания в группе, в которой учиться Сева, а юноша будет продолжать обучение. Егор Григорьевич от этой новости громко выдохнул и произнес: – Слава Богу.
После новогодних каникул Егора Григорьевича снова вызвали в учебную часть, когда он вошел в кабинет, заведующая ему представила молодую девушку лет двадцати пяти – она была дознавателем «Следственного комитета» и хотела пообщаться с Егором Григорьевичем лично.
Она рассказала, что ей поручено вести дело, в котором Савелий Чайкин избил девушку-контролёра в трамвае. Егор Григорьевич пересказал, то что вы уже прочли выше. Следователь перенёс его рассказ в протокол.
Да и еще, Егор Григорьевич, узнал, что он был первый и единственный преподаватель – мужчина у Севы, которого всегда воспитывала только мама.