Глава 8. Конец смелого предприятия

- На этот раз вы влипли, мисс Вуд.
С такими словами Клара, сидя за туалетным столиком, обратилась к собственному отражению в зеркале.
За весёлым днём последовал тревожный вечер. Обнаружить, что человек, которого она рассчитывала никогда больше не увидеть, - обитатель того же дома, что и она, и что ей придётся жить с ним под одной крышей, сидеть за одним столом, что он – о, что за ужасная мысль! – обожаемый сын и наследник леди Джорджианы, который, прибыв на день раньше, чем ожидалось, последовал за своей семьёй в Драмкаски, - это было настолько ошеломляюще, что даже несокрушимая невозмутимость Клары на какое-то время дала слабину.  Ситуация, действительно, оказалась одной из самых затруднительных в её жизни. Чувства, которые ей пришлось испытать при звуке восторженных восклицаний Эллы, очень напоминали чувства заговорщика, запутавшегося в собственных сетях, к тому же они ещё усугубились при виде радостного изумления на лице её спутника, которое, как только он понял суть дела, только нарастало.  Напротив, на лице Клары явно отразился испуг.
Она не видела его с тех пор, как всеблагое Провидение прислало его домой на велосипеде, и за это время она пыталась прийти к какому-то решению, что было нелегко, в свете внезапной перемены её положения по отношению к нему. Она не могла держаться с ним в Килнеддере так же, как в Драмкаски, где она чувствовала себя беззаботной гостьей. Она должна стать отчуждённой, сдержанной, если нужно, холодной и строгой. Только так могла она надеяться удержать его в рамках, которые он мог, в силу всего случившегося,  посчитать себя вправе нарушить.
Наконец, успокоившись, она отправилась спать, набросав в уме план грядущей встречи.
Когда встреча произошла – во время завтрака следующим утром – все оказалось не так просто, как она рассчитывала. Вид лица Хэла, сиявшего довольством не меньше, чем лицо Эллы (не удивительно, что оно сразу показалось ей таким знакомым), не сулил успеха её плану, и суетливость, с которой он прислуживал ей за столом, - без разницы, требовалась ей помощь или нет,- обескураживала. Присутствие третьих лиц за столом налагало на него ограничения, но восторг, горящий в его глазах, говорил сам за себя. Было ясно, что он умирает от желания выразить его словами, и Клара немедленно решила, что шанса на это он не получит.
В тот день занятия прошли очень педантично, а на прогулку они пошли, сопровождая сэра Александра, который был очень рад случаю показать мисс Вуд новые коттеджи.
Благодаря ряду предосторожностей удалось дожить до пяти часов, не дав Хэлу возможности на большее, чем обмен общепринятыми приветствиями с гувернанткой. Клара уже начала дышать более свободно, когда - как раз начали разливать чай -  дверь классной комнаты распахнулась и, к ужасу Клары, пропустила дородную жизнерадостную фигуру.
- Элла пригласила меня, - немного смущённо сказал он, в ответ на её взгляд надменного недоумения.
- Да, он сказал, что хочет пить чай с нами, - с готовностью объяснила Элла. – Вот я и велела Мэри принести ещё чашку.
- То есть он сам себя пригласил.
- Но я часто пью чай в классной, так ведь, Элла? – смиренно вопросил Хэл.
Тут вмешался Перси.
- Но ты уже давно этого не делал, ни разу со времён мисс Спирз.
Хэл засмеялся с вернувшейся к нему непринуждённостью, занимая место, которое Элла освободила для него между собой и гувернанткой.
- Да, я терпеть не мог мисс Спирз, она была такая…такая невыносимо унылая, понимаете? – и он взглянул на Клару в надежде, что его намёк ей ясен. Но Клара свирепо намазывала масло на хлеб и так очевидно была не расположена понимать намёки, что его широкое лицо омрачилось.
- И она всё время бранилась, - вздохнула Элла, подавленная воспоминаниями. – Мисс Вуд, вы будете бранить Хэла за плохие манеры за столом?
- Непременно, если заслужит.
- Не заслужу! Я буду очень хорошим! – его тон был таким смиренным, что сердце Клары невольно сжалось.
- Вы могли бы попросить мистера Мюррея взглянуть на Марка Аврелия, - заметил мистер Тодд, непреднамеренно приходя на помощь. – Может, он скажет, что с ним.
Марк Аврелий, больше известный как Марк, был тем самым грызуном-соней, которому отказали в доступе на вечеринку в саду, и которому с тех пор нездоровилось – по причине задетых чувств, как объявила Элла.
- Да, пожалуйста! – умоляюще воскликнула она. – Ты такой хороший звериный доктор.
- Хорошо, после чая, - сказал Хэл, отрешённо наблюдая за движениями Клары. – А как поживают все остальные наши древнеримские друзья – Цезарь, Помпей и другие?
Предшественника мистера Тодда осенила счастливая мысль соединить в одно целое изучение естествознания и истории, давая бессмертные имена разнообразным обитателям классной комнаты. Мистер Тодд вступил в обладание этим наследством, т.е. той его частью, что была ещё жива, без особого энтузиазма. Тогда проходили историю Древнего Рима, вот почему крайне сонливый грызун был удостоен имени императора-философа (философы – часто сони, уверял мистер Симпсон своих учеников). Две морские свинки стали Цезарем и Помпеем. Невзрачный терьер буйного нрава, ещё не вполне расставшийся с повадками щенка, назывался Калигулой. Большая хромая жёлтая кошка, иногда навещавшая их по дороге на чердак, была Агриппиной. Трудно отличимые пёстрые мыши объединялись под общим наименованием «трибуны». Перси доказывал, что необходимо завести хотя бы одного гуся, для придания собранию ещё более древнеримского вида, но здравый смысл возобладал, и было решено оставить этих потомков спасителей Капитолия на ферме.
Хотя вопрос Хэла вызвал поток рассказов, сам он, казалось, слушал невнимательно.  Чем дольше продолжалось чаепитие, тем больше он убеждался, что холодный приём со стороны гувернантки - не случайность, и тем печальнее становилось его лицо. Он с удивлением смотрел на неё, и весёлая болтовня детей не могла служить утешением за её ледяное молчание.
- Ну, теперь к Марку Аврелию! – провозгласил Перси, со вздохом удовлетворения отрываясь, наконец, от еды. – Он в другой комнате. Пойдём, Хэл!
Хэл принялся играть ложкой.
- Не мог бы ты принести его сюда? Я ещё не закончил с чаем.
- Ладно! Элла, пойдём, поможешь!
Они вихрем вынеслись из комнаты, мистер Тодд побрёл за ними, и Клара с ужасом обнаружила себя в положении тет-а-тет, которого избегала всё утро.
Как только дверь захлопнулась, лицо Хэла прояснилось. В девятнадцать лет надежда оживает легко.
С воодушевлением он повернулся к Кларе.
- Слава Богу, они ушли, но боюсь, вернутся через несколько минут. Хочу спросить вас кое о чём. Вы ведь вчера мне что-то пообещали.
- Я? Я только вчера с вами познакомилась, и обычно я не начинаю знакомств с обещаний.
Она пренебрежительно крошила в пальцах кусочек кекса.
- Вы обещали – одно зелёное перо, вы помните? Вы сказали, когда мы встретимся в следующий раз, вы дадите мне перо, ну вот, мы встретились.
И его лицо расплылось в довольной улыбке. Это было слишком!
- Я их все отдала Элле, - сказала она, быстро поднимаясь.
Сконфузившись, он потянулся к ней, словно хотел удержать её за юбку.
- Но послушайте, мисс Вуд! Что случилось? Что такого я сделал, что вы рассердились?
- Вы не сделали ничего, это я вела себя как идиотка.
- Невозможно! – сказал он убеждённо. - Что-то есть, что вас встревожило. Вчера вы были совсем другой. А сегодня вы весь день мной пренебрегаете. Уж не считаете ли вы меня ребёнком? Не могли бы вы снова стать такой милой, как вчера – в Драмкаски?
- Я не была милой, во всяком случае, - не с вами, то есть, я со всеми такая же милая. Бесполезно объяснять, - сказала Клара, покраснев, - просто забудьте всё, что было вчера, вообразите, что мы только сегодня познакомились.
- Но я не могу забыть! – воскликнул Хэл, ещё более озадаченный, и тут дверь распахнулась, пропуская Марка Аврелия и его свиту.
Он был озадачен, но не обескуражен, что доказали его частые визиты в классную – под предлогом заботы о римском императоре - все последующие дни. Предлог был искусный, но долго не продержался, так как на четвёртый день назойливого внимания измученная соня испустила дух. С той минуты как её окоченевшее тельце обнаружили в клетке, стенания и причитания наполнили две классные комнаты до такой степени, что Кларе, не выносившей вида слёз, пришлось искать себе избавления. Она нашла его в организации пышных похорон, что было естественным утешением в таких случаях. Вместо того, чтобы сидеть и плакать над непоправимым – так было сказано Элле – не лучше ли подумать о могиле? Соня, носящая имя Марка Аврелия, не могла быть упрятана в первую попавшуюся дыру. Совершение церемонии и какой-то монумент были совершенно de rigueur (франц. необходимы – прим.переводчика). Услышав это, Элла осушила слёзы и побежала к Перси посоветоваться о материале для памятника – камешки или ракушки? Выбор места также требовал обдумывания, и здесь, к немалой досаде Клары, потребовался совет Хэла.
- Почему бы не сделать целое кладбище, если уж так вышло? – заметил он, выбирая место в кустарнике. – На случай подобного? Питомцы не будут жить вечно, полагаю.
- Полагаю, нет, - сказал мистер Тодд, радостно оживившись.
- При каждом приличном зверинце должно иметься кладбище. Мы все смертны, так ведь, мисс Вуд?
- Да, некоторые, действительно, очень смертны, - сказала Клара так сухо, как могла бы сказать сама леди Джорджиана. Его изобретательные попытки вовлечь её в любой разговор начинали действовать ей на нервы, так же как и полу-укоряющие, полу-молящие взгляды, которыми он преследовал её на протяжении четырёх дней. 
К этому времени Элла и Перси уже танцевали вокруг них, хлопая в ладоши. Кладбище будет совершенно новым событием, до сих пор зверинец превосходно обходился без такого приложения. Правда, что два «трибуна» совсем недавно умерли насильственной смертью, но кончина их была не такова, чтобы звать могильщика, места своего упокоения они достигли весьма стремительно, - что мог бы подтвердить терьер Калигула.
- Кладбище! У нас будет целое кладбище! Как прекрасно! Гарри, покажи скорей, каким оно будет? И чем мы его огородим?
Кусты затрепетали от радостных кликов.
- И ты выроешь могилу, да?
- Да, всё сделаю, - сказал Хэл с драматическим вздохом. – Пусть даже никто мне и спасибо не скажет!
И весь остаток дня он с мрачным стоицизмом занимался устройством кладбища, поддержанный присутствием Клары, которая не могла уйти, оставив свою ученицу, -  слабое утешение ввиду её постоянной холодности.
Так ревностно он работал, что, по общему согласию, право опустить Марка Аврелия в могилу было даровано ему. Остальные участники похоронной церемонии тоже не будут стоять с пустыми руками, так как Элла заявила, что товарищи покойного обязаны все проводить усопшего. 
Ближе к вечеру, кортеж проложил себе путь сквозь кустарник к свежевырытой могиле, достаточной для того, чтобы принять телёнка. И здесь, в сгущающихся сумерках, в присутствии Эллы, в каждой руке по морской свинке, Перси, нагруженного пёстрыми мышами, мистера Тодда, обнимающего Агриппину, и Клары на заднем плане, старающейся удержать Калигулу в пристойных рамках, Марк Аврелий в мыльнице был предан земле, что предназначена стать последним приютом для всех питомцев, будь они покрыты мехом или перьями. Количество земли, выкопанной энергичным могильщиком, которую надо было вернуть на место, затягивало церемонию, от чего учитель видимо страдал больше всех, поскольку на Агриппину неблагоприятно действовала близость мышей.
- В чём дело, Элла? Что-то не так? – спросил Хэл, заканчивая ровнять землю лопатой, к всеобщему облегчению.
- Тут так пусто, - сказала Элла, недовольно оглядываясь по сторонам. – Я никогда не видела кладбищ только с одной могилой.
- Всему своё время, - сказала Клара, натягивая поводок, в то время как Калигула и Агриппина скалили друг на друга зубы.
- Цезарь сегодня не хотел завтракать, - с надеждой высказался Перси. – Возможно, нам удастся скоро его похоронить. 
- Какой ужас, Перси! Но мне и правда нужны животные, чтобы похоронить их. Что за удовольствие иметь кладбище, если на нём некого хоронить! – настаивала Элла, готовая заплакать.
- Я найду тебе животных, - пообещал услужливый Хэл.
Следующим утром он явился к обеду с четырьмя, только что застреленными, ещё тёплыми воронами.
Похороны состоялись в тот же день, к отчаянию мистера Тодда и досаде Клары, понявшей, что в делах такого рода помощь Хэла незаменима. Смерть Марка Аврелия, вместо того чтобы поправить положение, только усугубила его, а так как в Килнеддере гнёзд было великое множество и Хэл был прекрасный стрелок, казалось, что похоронные церемонии в кустарнике будут продолжаться бесконечно. Та же мысль, видимо, посетила и Хэла, это было ясно по многозначительному тону, с которым он, по завершении четырёхкратной церемонии, спросил Эллу, нужны ли животные на завтра.
Да, животные нужны – кладбище не заполнено и наполовину – но не мог бы он принести кого-то более увлекательного, чем вороны? – Элла любила разнообразие.
На это Хэл выразил готовность застрелить любое существо, - без разницы летает ли оно, или бегает, - и, с безрассудной храбростью, заявил, что его не остановят даже ворота фермы, предлагая добыть тело йоркширской свиньи или ломовой лошади. Это щедрое предложение привело Эллу и Перси в возбуждённое состояние, не соответствующее торжественности момента, и даже мистер Тодд захихикал, но - увы! – на губах гувернантки не появилось ни малейшей улыбки, к величайшему смущению Хэла.
- Нет, дети, мы должны придумать себе другое развлечение, - сказала она несвойственным ей резким тоном. – Что до меня, хватит с меня похорон! Пойдём пить чай, Элла!
- Хэл может пойти с нами, так ведь? – спросила Элла, ошарашенная необычным поведением гувернантки. – Он так усердно работал – целых четыре могилы, подумать только! Уверена, он проголодался.
- В гостиной тоже пьют чай, разве нет? – высокомерно заметила мисс Вуд.
- Но с нами ему лучше, он сам мне сказал, что ему нравится быть в классной комнате!
- Не удивительно! Ведь он так недавно её покинул!
При этом едком замечании Хэл несколько утратил свой здоровый кирпично-красный румянец. Он был слишком молод, чтобы спокойно относиться к упоминанию сего факта, особенно женщиной, впервые нарушившей его душевный покой. Быть названным мальчишкой! И как раз тогда, когда он прилагает все усилия, чтобы казаться настоящим мужчиной!
- Вот что! – сказал Перси, выйдя из глубокой задумчивости. – Когда в следующий раз Агриппина поймает крысу, мы не дадим ей съесть её, и похороним! Для крыс это будет лучше, она ведь их только терзает. Поэтому мы и назвали её Агриппиной – мистер Симпсон назвал, -  она так же жестока с крысами и мышами, как римская императрица была жестока с людьми.
- Для этого не обязательно быть римской императрицей, - угрюмо заметил Хэл, обращая взор, полный укоризны, на мисс Вуд. – Пока, Элла! Я иду пить чай в гостиную. И не переживай из-за кладбища, оно заполнится быстрее, чем ты думаешь. Думаю, быть похороненным здесь не хуже, чем где-либо ещё!
И с этим зловещим замечанием он повернулся, чтобы удалиться, но тут сердце Клары дрогнуло. Она ранила его, это было ясно, а ранить людей, даже нежеланных поклонников, - было противно её натуре.
- Стойте, мистер Мюррей, - торопливо начала она. – Я не хотела показаться негостеприимной – боюсь, я была невежлива. Вы, конечно, заработали свой чай сегодня!
При виде его просиявшего лица она почти пожалела о своей уступке, но отступать было уже нельзя, к тому же Элла повисла у неё на шее в порыве восторга.
- Ах, спасибо, спасибо! Как прекрасно пить чай с Хэлом! Значит, вы больше не сердитесь?
- Рассержусь, если не прекратишь тянуть меня за волосы, - сказала Клара, пытаясь высвободиться, ибо хотя звонкие поцелуи, которыми Элла имела обыкновение осыпать щёки своей гувернантки, сами по себе вовсе не были неприятны, они приобретали иной характер под горящим взглядом Хэла, наблюдающим за процессом с расстояния в  два ярда.
- Отпусти! – сказала она почти сердито.
- Ещё один! Последний! Её так приятно целовать, - Элле показалось необходимым дать брату пояснение. – Ты не можешь представить, какие её щеки … удобные, мягкие, никаких жёстких костей!
На что от Гарри, ввинчивающего каблук ботинка в землю, последовал ответ сквозь зубы: «Могу представить». Его лицо было таким, что Клара пожалела о своей минутной слабости.
С этого дня Клара начала отчаиваться. Одна сделанная уступка с неизбежностью влекла за собой ряд других. Не будь леди Джорджиана поглощена сочинением брошюры, предназначенной стать продолжением «Спасения души из пламени», она не могла бы не заметить, как обстоят дела, хотя только неопровержимое доказательство могло бы убедить её, что её сын способен унизиться до гувернантки. Так или иначе, но Клара существовала словно на шипах, изощряя всю свою изобретательность в попытках удержать влюблённого юношу на расстоянии, и начиная каждый день в ожидании какого-то ужасного разрешения кризиса. В тот день в Драмкаски она словно бы поднесла горящую спичку к бикфордову шнуру, и взрыв был только вопросом времени.
Прошла ещё неделя и взрыв прогремел.
Кризис разрешился весьма простым образом, как и вообще большинство всех кризисов. Непосредственная причина была связана с неким сообщением – общественной или духовной значимости, Клара не знала, - которое пришло с утренней почтой, и которое леди Джорджиана желала обсудить со своим мужем, так как считала хорошим тоном всегда блюсти безобидные формальности. Не будет ли мисс Вуд так добра заглянуть в курительную и вызвать сэра Александра для консультации? Леди Джорджиана не выносила запаха, стоящего в курительной. Конечно, мисс Вуд будет так добра, коль скоро никаких возражений не могло быть в принципе.
Открыв дверь, она увидела кольца дыма, поднимавшегося  из глубины одного из кресел перед камином. Так как октябрьский день был сырым и тёмным, различить лицо было трудно.
- Сэр Александр, вы здесь? – спросила она, входя в комнату. – Леди Джорджиана хочет вас видеть.
Кто-то повернулся в кресле с живостью, несвойственной сэру Александру, и Клара обнаружила, что она стоит напротив не отца, но сына.
- Я ищу сэра Александра, - сказала она, сохраняя видимое спокойствие, хотя взгляд, брошенный в сторону другого кресла, открыл ей, что оно пустое.
- А я ищу вас вот уже две недели, и теперь, раз уж мне посчастливилось, клянусь Юпитером, не выпущу отсюда, пока вы мне всё не объясните.
Он говорил с решимостью, которая комически не вязалась с его широким мальчишеским лицом и неуклюжей фигурой и, прежде чем Клара успела угадать его намерение, встал между ней и дверью.
- Наконец-то, - сказал он, тяжело дыша. – Я ждал достаточно!
Она инстинктивно поняла, что попытка бегства сделает только хуже. Сохранять полное спокойствие – самое безопасное, сказала она себе. Но её сердце забилось чаще, так как, хотя она не испытывала ничего, кроме жалости, к которой примешивалось раскаянье, к жертве своего неосторожного поведения,  впервые она столкнулась со страстью мужчины и представить себе не могла дальнейшего развития событий.
- А что случилось? – спросила она насколько могла беззаботно, но её брови нервно подёргивались, а со стола рядом она непринуждённо взяла нож для разрезания бумаги, просто чтобы занять руки. -  Мы же встречались каждый день.
- Но Элла и Перси постоянно встревали меж нас, это было совсем не так, как в Драмкаски. Послушайте, я сгораю от нетерпения узнать, что вас так внезапно изменило. Вы не хотели мне объяснить, но я заставлю вас объясниться!
- Но я не могу объяснить! -  сказала Клара, беспокойно играя ножом. Одно упоминание Драмкаски пробудило в ней чувство вины. – Не думайте об этом больше! Думайте, что это было пустое кокетство с моей стороны, думайте, что угодно, но выбросьте вы всё это из головы, пожалуйста!
- Не думать?! Выбросить из головы?! Но я не могу думать вообще ни о чём другом, только о вас! – воскликнул неукротимый Хэл. – Я … я искал возможности сказать вам это. Я не мастер красно говорить, и всё такое, но вы и сами должны были понять. Послушайте, я хотел сказать, я решил, что я никогда не женюсь ни на ком, кроме вас. А если вы не захотите выйти за меня, я вообще никогда не женюсь.
Нож для разрезания бумаги со звяканьем упал на пол, а Клара невольно сделала шаг назад.
- Мистер Мюррей! Вы потеряли голову! Это чистое безумие!
- Пожалуйста, не смотрите с таким ужасом! Я знаю, что я некрасив, к тому же слишком молод, и всё такое, но я стану старше, вы же понимаете.
- Но это совершенно невозможно, - сказала Клара, с трудом подавляя приступ конвульсивного смеха. – Вам никто не позволит, даже если … даже если бы я хотела.
Он вцепился обеими руками в свои густые каштановые волосы.
- Так я и знал! Вы не хотите – вот в чём дело. Но послушайте! Через два года я стану совершеннолетним и смогу делать, что захочу. Два года – долгий срок, я стану лучше за это время. Я займусь собой, и буду больше тренироваться, чтобы сбросить вес. Я всё для вас сделаю, если только вы скажите, что не ненавидите меня и согласны подождать.
Он смотрел на неё такими глазами, что ей хотелось выбежать вон. Нет, надо призвать на помощь весь свой ум.
- Вы не понимаете, о чём говорите, - сказала она после паузы, стараясь, чтобы её голос звучал по-матерински наставительно. – Об этом нечего и думать. Не только из-за разницы в возрасте – я старше вас, - но из-за разницы нашего положения в обществе. Вы же не хотите порвать со своей семьёй, полагаю. Вы наверно не знаете, но мой папа был наездником в цирке.
- Да он мог бы улицы подметать! – был безрассудный ответ.
- Да я и сама прыгала через бумажные обручи!
- Как восхитительно вы, наверно, выглядели!
Клара нетерпеливо вздохнула. Всё было хуже, чем она предполагала.
- Об этом не может быть и речи; препятствий столько, что нет смысла опять обсуждать их. Во всяком случае, у меня на это нет времени. Позвольте, пожалуйста, пройти! – закончила она торопливо, ей послышались шаги снаружи. Что если леди Джорджиана устала ждать?
- Нет ещё, мисс Вуд – Клара! Вы не уйдёте, пока не дадите мне хоть слово надежды! Послушайте, так вы от меня не отделаетесь!
Он двинулся к ней, и по его виду стало ясно, что он достиг той стадии, когда юнцы девятнадцати лет за себя не отвечают. Она поняла, чего ему надо, - по блеску в его глазах, знакомому с той поры, когда Элла целовала её перед ним. Она видела, как тяжело он дышит от волнения, и она вспомнила разговоры о том, что юношеская влюблённость может быть более дерзкой, чем влюблённость взрослого мужчины. С быстро бьющимся сердцем она прикинула в уме расстояние до двери.
- Не уйдёте! – сказал он, угадав её намерение, и она тут же рванулась прочь. Ничто другое не могло бы заставить его потерять самообладание в большей степени.
Что произошло потом, Кларе было трудно вспомнить; в любом случае, всё произошло очень быстро. Он схватил её за руку, она вырвала её, свалила стул, увидела, что дверь открыта, бросилась к ней и едва не упала в объятия леди Джорджианы.
Частично восстановив дыхание и самообладание, она обнаружила себя наедине с супругой своего работодателя, ибо Хэл (к стыду своему, вынуждены упомянуть это), на которого вид фигуры на пороге подействовал словно холодный душ, моментально и позорно ретировался. Он не выказал бы себя трусом ни перед мужчиной, ни перед зверем, но вызвать неудовольствие матери он бы не рискнул.
- Леди Джорджиана, я … я не могу оставаться в вашем доме долее, - сказала Клара со всем возможным спокойствием, понимая, что игра проиграна, и не желая отдавать инициативу.
Леди Джорджиана стояла, не двигаясь, в двух шагах от двери. 
- Прошу простить, - сказала она таким тоном, по сравнению с которым всё, что Клара до сих пор от неё слышала, казалось елеем, - но решения тут принимаю я. Уволить вас сейчас – мне неудобно. Но я настаиваю на соблюдении приличий. Молодые люди склонны к глупостям, и если бы вы были одной из горничных, которых…
- Мистер Мюррей только что просил меня выйти за него замуж, - сказала Клара, испытывая чувство подлинного наслаждения.
Сделав два шага к ближайшему стулу, леди Джорджиана резко опустилась на него.
- И вы? – спросила она с ужасом.
- Я отклонила эту честь. Поэтому он и рассердился.
Её милость, явно потрясённая, на несколько секунд погрузилась в раздумье.
- Вы правы, мисс Вуд, вынуждена вас освободить от должности. Вы уедете, как только я найду подходящую замену, а Генри покинет дом сегодня.  Вы должны быть ограждены от домогательств. Вы действовали очень … разумно, для такой молодой девушки.
Во взгляде и голосе леди Джорджианы читалась непреклонность.
- Но,- её взгляд обратился к опрокинутому стулу, - полагаюсь на вас в том, что … никаких беспокойств больше не будет. Всё то время, что вы ещё пробудете под моей крышей, прошу вас помнить, что вы … не в цирке.