Жизнь и приключения Григория Рогова. Часть 3

Жизнь и приключения Григория Рогова. Палач, ставший героем

Часть 3. Конец императора тайги


Итак, продолжим рассказ о похождениях Рогова в Кузбассе. Из Кольчугино он направился в Щегловск, но по пути остановился в селе Щербаки (сейчас Березово), чтобы передохнуть, а заодно и разведать обстановку в городе, где стояли колчаковцы.

У читателя может возникнуть вполне закономерный вопрос — а зачем вообще Рогов с Новоселовым из Кузнецка отправились в Щегловск? Ведь они всегда старались избегать столкновений с регулярной армией колчаковцев. А сейчас вдруг решили повоевать с ними, вместо того, чтобы разграбить Кузнецк и скрыться на Алтае? Ответ, на первый взгляд, очевиден. Еще 4 декабря был объявлен приказ командира 5 армии, обязывающий партизан (в том числе и Рогова) выдвинуться на Мариинск, перекрыть Транссиб и перерезать пути отступления колчаковцев. Но с чего вдруг Рогов и Новоселов, не признававшие над собой никакой власти, решили подчиниться этому приказу?

А ларчик просто открывался. В декабре 1919 г. абсолютно всем стало очевидно — режим Колчака доживает в Сибири последние дни. И белогвардейские части, расположенные в Кузбассе, принялись спешно покидать места своей дислокации. Вариантов отхода было только два — или на север, к Транссибу, либо на юг, в Монголию, куда, кстати и планировал уйти Кузнецкий гарнизон. Но после того, как в Кузнецк вошли партизаны Рогова, путь на юг оказался отрезан. И отряды белых начали срочно выдвигаться на север. А Рогов с Новоселовым приняли вполне логичное и грамотное решение — преследовать отступающего врага. Этим опытные и хитрые командиры убивали сразу двух зайцев. Во-первых, они получали возможность спокойно грабить находящиеся на их пути села, не опасаясь вооруженного сопротивления со стороны колчаковцев, а во-вторых без особых усилий могли взять на себя роль освободителей всея Кузбасса, изгнавших оттуда орды врагов и интервентов.

На встречу к Рогову в Щербаки приехала все та же А.Н. Геласимова, недавно назначенная комиссаром сводной бригады партизан и разместившаяся неподалеку, в деревне Шумихе.

«…мы въехали в село. Лошади храпели и кидались в сторону от домов: у калиток, у ворот, под окнами валялись окровавленные трупы местных дружинников. Щербаки — большое богатое село, кулацкая дружина насчитывала здесь больше ста человек. Ворвавшись в село, роговцы изрубили всех дружинников без разбора, хотя они прислали в штаб нашей бригады предложение добровольно сдать оружие, за что мы обещали гарантировать им личную неприкосновенность и сохранность имущества.
Оставив у крыльца сопровождавших, мы с Васей (связным Геласимовой — прим. автора) вошли в дом. В передней полно роговцев, густой табачный дым. Нам показали на распахнутую дверь горницы. Крупный черноволосый мужчина с темной бородой поднялся нам навстречу из-за большого, заставленного всякими яствами стола.
— А, гостья дорогая, — проговорил он. — Рад познакомиться. Рогов. Слышал, слышал о тебе. Советскую власть устанавливаете...
Рядом с Роговым, развалясь на стуле, сидел гололицый, узкоплечий, похожий на скопца человек, было ему лет под сорок. Вокруг стола сидели еще человек пятнадцать.
— Комиссар, — с ехидством проговорил гололицый и тоже протянул мне потную, скользкую руку. — За Советы воюете. А мы разгоняем ваши ревкомы — не нужны они мужикам. Анархия — вот что им нужно! Разгоняли и будем разгонять! — визгливо выкрикнул он и вызывающе отрекомендовался: — Новоселов, анархист!
Нас с Василием усадили за стол. Хозяйка, старая женщина, принесла яичницу-глазунью. Она помешкала, не решаясь поставить сковороду на стол, покрытый скатертью. Рогов вскочил, сорвал с божницы бронзовый крест, согнул его своими сильными ручищами и сунул на стол посредине бутылок.
— Ставь! — гаркнул он.
Хозяйка, закрыв глаза, поставила сковороду прямо на скатерть и, пошатываясь, пошла к двери.
— Это вы слишком! — резко сказала я Рогову.
— А ты думаешь, война — цветочки, учить ребятишек? Война есть война. Это не бабье дело! — зло щерясь, ответил он мне.
Поднялся гвалт. Высокий белобрысый парень с большими дикими глазами подскочил ко мне и, выдернув из ножен окровавленную шашку, закричал:
— А ты вот так можешь, чтобы шашка не просыхала от человеческой крови? Можешь?
— Это еще не заслуга, — ответила я, не сводя глаз с его перекошенного лица. «От злой собаки не отворачивайся и не беги», — я всегда помнила этот наказ отца.
На парне был защитного цвета офицерский френч с засученными рукавами. На голых руках чуть не по локоть блестели различных форм и фасонов браслеты, а на длинных грязных пальцах — кольца и перстни. На груди болталось до десятка золотых и серебряных цепочек от часов. С перекошенным от злобы лицом, на котором дергались рыжеватые усики, он был омерзителен».

Честно говоря, читая воспоминания Антонины Геласимовой, поражаешься ее самоуверенности и безбашенности, несмотря даже на то, что в мемуарах она изрядно приукрасила свой светлый образ и приписала себе немало несуществующих подвигов. А ведь ей исполнилось в то время всего лишь 22 года! Впрочем, женщины другого склада характера вообще бы не выжили в таких условиях.

Посовещавшись, партизаны решили совместными усилиями захватить Щегловск, чтобы перекрыть белогвардейцам дорогу для отхода в Мариинскую тайгу. Операция началась в ночь на 21 декабря. Вот что пишет про нее Геласимова:

«Партизаны ворвались в Щегловск с трех сторон. Колчаковцы, захваченные врасплох, сонные, полуодетые, без оружия выскакивали из домов и, не оказывая сопротивления, в панике бежали. Партизаны настигали их, рубили шашками, били прикладами.
...Ворвавшись в город, роговцы начали «чистку» города от буржуазии и колчаковской администрации. Заняв центр, они разрушили и разграбили магазины и несколько богатых домов, сожгли церковь (кто бы сомневался — прим. автора), разгромили здания земства, милиции, воинского начальника и других учреждений. Перебили много людей, пострадали женщины, дети и старики.
Мы потребовали прекратить бандитизм. На наши протесты Рогов и Новоселов ответили угрозой. Назревал серьезный конфликт».

После недолгого совещания роговцы решили уничтожить своих коллег-большевиков, мешавших им порезвиться вволю. И они, имея численное превосходство, несомненно расправились бы с людьми Геласимовой, но тут к Щегловску подошли новые части колчаковцев, усиленные артиллерией, а партизанам пришлось срочно отступить обратно в Щербаки. Ну а Рогов с отрядом остановился в деревнях Панфилово и Барыши (автору не удалось найти населенный пункт с таким названием, но скорее всего речь идет о Барачатах).

Колчаковский капитан Г. Г. Садильников, прибывший с полком в Щегловск 22 декабря, в своем дневнике писал: «Здесь царила мертвая тишина. В городе красные похозяйничали. Кругом по улицам валялись трупы местных горожан. В одном из домов было сложено поленницей так много обезображенных трупов с отрубленными конечностями. Жуткая картина».

Председатель Щегловского ревкома П.Н. Старостин докладывал на 1 городском съезде советов в мае 1920 г.: «…печальное наследие досталось ревкому после ухода белых и после хозяйничанья в Щегловске партизанских отрядов Рогова: магазины и лавки были разграблены, товары расхищены, школы и учреждения разгромлены».

А.Н. Геласимова записала в дневнике: «Взяли Щегловск… Что было – трудно передать. Сотни трупов».

Один из очевидцев событий, И.Г. Ковалев вспоминал: «Недалеко от штаба Рогова-Новоселова над г. Щегловским высоко поднялся большой клуб черного дыма, это горит церковь. А рядом с ней партизаны разложили костер из бумаги, вынесенной из почтового отделения. В огонь этого костра со связанными руками живым был брошен…Хрипатый Васька».

Впрочем, достаточно свидетельств. Фирменный почерк Рогова и Новоселова узнается с первых же строк. Поясним только, кто такой «Хрипатый Васька». Это Василий Иванов, помощник начальника Щегловской милиции.

Но погром в Щегловске стал последним «подвигом» Рогова. Его звезда стремительно закатывалась. Ведь колчаковцы спешно убегали на восток и на юг, а на освобожденных территориях устанавливалась советская власть, которая больше не намерена была терпеть выходки анархистов и накопила достаточно сил, чтобы обезвредить их.

Вечером 23 декабря в город Кузнецк вошел 312-й полк 35-й дивизии. Командир полка П.В. Болонкин, оценив масштаб погрома, устроенного роговцами, сразу же отправил телефонограмму начальнику 1 партизанской дивизии Д.Е. Блынскому следующего содержания:

«Немедленно принять меры к ликвидации банды Рогова, предварительно выслав делегацию с предложением сдать оружие. В случае отказа принять меры вплоть до боя и расстрела сопротивляющихся с оружием в руках. Рогова, Новоселова и других главарей взять живыми и препроводить под сильным конвоем в г. Кузнецк».

Существует мнение, что телефонограмма Болонкина стала ответом на отход Рогова из Щегловска 22 декабря, когда он не принял бой с подошедшими туда колчаковцами, а предпочел отступить, якобы саботировав приказ красной армии перерезать коммуникации белых. Но мнение это представляется автору ошибочным. Даже непосредственная участница тех событий А.Н. Геласимова, весьма негативно относившаяся к Григорию Федоровичу, и та никогда не предъявляла претензий Рогову по поводу его отступления из Щегловска. Ведь в таком случае следовало бы обвинить командиров и других отрядов, совместно с роговцами штурмовавших Щегловск и тоже отступивших. Или им надо было ввязаться в самоубийственную битву и погибнуть под натиском превосходящих сил противника?

Конечно же нет. Отступление партизан стало обычным тактическим ходом, весьма грамотным в сложившейся ситуации. А настоящей причиной ареста Рогова и Новоселова стали, во-первых, творимые ими безрассудные зверства, масштаб которых после прихода красных в Кузнецк оказался вполне очевиден, а во-вторых их нежелание подчиниться большевикам и войти в состав объединенных сил партизан, как это сделал Шевелев-Лубков и многие другие его коллеги.

И кстати, еще 15 декабря реввоенсоветом 5 армии была выпущена директива в которой недвусмысленно говорилось: «в случае отказа партизанских частей от подчинения порядку и при проявлении разнузданности, своеволия, при грабеже местного населения, при попытке поднять смуту указанные части должны быть подвергнуты беспощадной каре». Таким образом, командир 312-го полка всего лишь действовал в соответствии со спущенной ему директивой. И не спроста в своей телефонограмме он назвал отряд Рогова именно «бандой», а не «трусами», или, например, «саботажниками».

Но вернемся к происходящим событиям. Получив приказ Болонкина, партизаны оказались в весьма щекотливом положении. Ведь отряд роговцев был хорошо вооружен, да и возглавляли его опытные командиры. И в случае прямого боестолкновения еще неизвестно, кто и кого взял бы в плен. Но приказ требовалось исполнять, поэтому партизаны назначили роговцам «стрелку» в деревне Семеново. А мы вновь дадим слово А.Н. Геласимовой:

«Было еще светло, когда мы в сопровождении двадцати партизан выехали в деревню Семушкино (Семеново). Оттуда мы пригласили Рогова и Новоселова со штабом на совместное совещание с представителями 1-й Томской партизанской дивизии и алтайских партизан.
Рогов и Новоселов приехали поздно вечером в сопровождении пятнадцати членов своего штаба. Мы информировали их о последних боях с белыми, приходе в наш район частей Красной Армии, о приказе, полученном алтайскими партизанами, о том, что партизаны выполнили свою роль и поэтому командование Красной Армии приказало некоторым партизанским частям и отрядам сдать оружие и разъехаться по домам. Совещание длилось почти всю ночь. Говорили много и шумно, роговцы не раз хватались за оружие. Только к утру договорились, что роговцы сдадут винтовки, пулеметы и пушки, а револьверы и шашки останутся при них для самозащиты по пути следования домой, оставляют им и лошадей. На это требование пришлось согласиться, чтобы избежать вооруженного столкновения.
Рогов и его штаб тут же в помещении, где проходило совещание, сдали оружие. Их оставили в Семушкине под охраной наших и алтайских партизан до тех пор, пока весь отряд после разоружения не уйдет из Барышей и Панфилова. Новоселов написал письмо, в котором отряду предлагалось сдать оружие 1-й Томской партизанской дивизии. Письмо подписали все семнадцать членов роговского штаба».

Итак, Рогов с Новоселовым, трезво оценившие ситуацию, решили сдаться. А оставшиеся без руководства роговцы послушно разоружились и разошлись по родным деревням и селам. Ну а их лидеров, вместе с другими членами штаба арестовали и отправили сначала в Кузнецк, а потом в Новониколаевск.

Задержание Рогова заставило крепко задуматься его бывших коллег по партизанскому движению. Ведь и на них самих висело тяжким грузом немало злодеяний, пусть и не столь резонансных, как на Григории Федоровиче. Но если сегодня осудят его, то завтра могут добраться и до всех остальных! И бывшие товарищи по оружию срочно начали кампанию по обелению Рогова. Уже знакомый нам В.П. Шевелев-Лубков, будучи начальником 1 Томской партизанской дивизии, 4 января 1920 г. (очень оперативно!) подписал постановление о необходимости освобождения Рогова и Новоселова из-под ареста. В нем Шевелев ходатайствовал перед советской властью, чтобы заключенных выпустили на свободу, особо упирая на их громадные заслуги в борьбе с колчаковцами. Да, не зря Рогову и Новоселову пришла в голову идея совершить поход от Кузнецка до Щегловска! Декабрьский рейд и на самом деле создал им имидж участников освобождения Кузбасса от захватчиков. А зверства роговцев Шевелев оправдывал так:

«И если были случаи грабежей, сожжение церквей и уничтожение имущества буржуазии, то этому причиной служили объективные условия жизни партизанских отрядов. Их постоянный волчий образ жизни, уничтожение их семей и имущества, вечное предательство их врагами озлобило партизан и это чувство озлобления в некоторых случаях брало верх над рассудками и результатом этого были прискорбные случаи в партизанских отрядах вообще, а в частности в отряде т. Рогова и Новоселова. Кроме того, желание скорее покончить с Колчаком со стороны тт. Рогова и Новоселова заставляло их не быть особенно разборчивыми в подборе людей в отряды, конечно, туда попадали люди, не вполне соответствующие партизанскому званию. Они-то, главным образом, и подорвали авторитет отряда тов. Рогова и Новоселова».

Оставим на совести Шевелева заявление о том, что командиры якобы не знали о творящихся у них под носом злодеяниях и не смогли навести у себя порядок. Гораздо интереснее здесь другая его фраза, о том, что грабежи и погромы были обычным делом для всех партизан. Впрочем, об этом прискорбном факте мы уже упоминали выше.

Активно включились в борьбу за освобождение Рогова и его земляки. Из Новониколаевской тюрьмы через жену Григорий Федорович передал записку к крестьянам с просьбой подтвердить свои заслуги в борьбе с колчаковцами. А его сторонники спешно начали собирать протоколы волостных съездов с ходатайством освободить Рогова из-под ареста. Оправдательные приговоры в количестве 135 штук были получены от 130 населенных пунктов, а подписали их более 7000 человек. Процитируем выдержки из одного из них, составленного в Жуланихе, родном селе Григория Федоровича.

«Некоторые церкви были сожжены и срезаны колокольни по необходимым причинам, так как служили белым бандам… Лошадей, фураж, теплую одежду, пимы мы отдавали добровольно, не считаем за грабеж».

То есть, никакого мародерства не было и в помине, а церкви вообще сожгли по производственной необходимости.

В итоге следствие по делу Рогова и Новоселова оказалось завалено просто огромным количеством документов в защиту заключенных, причем подписанных весьма уважаемыми людьми. И 23 февраля 1920 г. всех арестованных, кроме Новоселова, освободили и накормили обедом. Рогов, как особо пострадавший от контрреволюции, получил пособие в сумме 10 тыс. рублей (остальным дали по 500), встретился с руководством Новониколаевской ГубЧК, с секретарем губкома Михаилом Фельдманом и 25 февраля отправился домой, выпросив себе месячный отпуск по болезни и пообещав по окончании его явиться в Барнаул для дальнейшего прохождения службы.

Но куда же делся Новоселов, спросите вы? А он сбежал из-под стражи еще 13 февраля вместе с двумя конвоирами, не собираясь уповать на милость победителей. Зато оказавшийся вполне себе белым и пушистым Григорий Федорович вернулся в Жуланиху и незамедлительно приступил к подготовке нового восстания. Рогов, как анархист, не признавал ничьей власти, не собирался он прогибаться и под большевиков. На запрос Томского губкома он ответил, что «совершенно болен, и явиться к месту служения не может», но сам, вместе с добравшимся до него Новоселовым начал активно настраивать крестьян против Советов.

Узнав об этом, большевики отправили в Жуланиху Анатолия (М.И. Ворожцова). Но Рогов в беседе со своим боевым товарищем категорически опроверг слухи о том, что он собирается выступать с оружием против советской власти и дал ему слово революционера, не заниматься такими вещами. 

Успокоенный Анатолий уехал в Барнаул, а 3 мая 1920 г. объединенный отряд Рогова и Новоселова напал на с. Кытманово. Повстанцы разогнали местный ревком, ограбили почтовое отделение и убили милиционера. Потом они разделились и начали захватывать другие деревни и села, не забывая, разумеется, про убийства представителей Советов (раз уж попов не осталось), грабежи и пьянство.

Первое время власти ничего не могли противопоставить восставшим, вынужденно позволив им захватывать все новые и новые территории. Батальон красных, расположенный в Барнауле насчитывал всего полтысячи штыков и состоял в основном из бывших партизан, поэтому для подавления восстания использоваться не мог. Ведь военные, вместо ликвидации роговцев, вполне могли сами примкнуть к ним. Да и восставших было в два раза больше, чем красных.

Понимая это, Томский губревком спешно принялся перебрасывать в район мятежа самые боеспособные и надежные войска, в том числе части особого назначения. Отправился туда и М.И. Ворожцов, обманутый нарушившим слово товарищем. К началу июля отряды повстанцев были разбиты, а Рогову и Новоселову с остатками людей пришлось скрываться от красных по отдаленным деревням и заимкам. 3 июля Рогова обнаружил на своем сеновале крестьянин из д. Евдокимовской. Он тут-же выдал Григория Федоровича членам местной коммунистической ячейки, а те окружили Рогова и предложили ему сдаться. Он попытался сбежать, во время погони дважды был ранен и застрелился, не желая попадать в плен. При себе у него оказался лишь наган, 15 патронов и золотые часы.

Интересно, что и основателя партизанского движения в Кузбассе Петра Кузьмича Лубкова (не Шевелева-Лубкова, а настоящего), тоже постигла участь Рогова. После прихода в Мариинский уезд Красной армии, в декабре 1919 г. партизанский отряд Лубкова был расформирован. Большинство его людей присоединилось к красным, но некоторые отказались сдавать оружие, начав заниматься грабежами и мародерством. Лубкова в феврале 1920 г. арестовали и приговорили к пяти годам заключения условно. Он с небольшой группой приближенных партизан уехал в свое родное село Святославка, а в сентябре поднял восстание против советской власти. Впрочем, всего за неделю отряд мятежников был разбит, и Лубкову пришлось скрываться в тайге. А 23 июня 2021 г. его выследил и убил один из бывших соратников.

А вот Новоселов оказался несколько удачливее, а может и похитрее Рогова. В 1920 г. захватить его так и не удалось. Почти два года он скрывался то в Алтайской тайге, то в Кузнецком уезде, периодически убивая представителей власти. Летом 1922 г. он ушел в Монголию, но весной 1923 г. тайно приехал в Щегловск, якобы для вывоза за границу закопанного им в Кузбассе еще в 1919 г. золота. Но здесь его арестовали чекисты и отвезли в Барнаул, где и казнили, предположительно в ночь на 26 мая.

Вот так и закончили свою жизнь Григорий Федорович Рогов и его соратник Иван Пафилович Новоселов. Сначала в советской историографии их обоих характеризовали весьма однозначно, как палачей и мародеров, особо упирая на их анархистские взгляды и организацию восстания против власти. Но примерно с семидесятых-восьмидесятых годов прошлого века отношение к Рогову понемногу стало меняться, а самого его начали представлять, как героя и освободителя Алтая и Кузбасса от колчаковцев. А все совершенные им зверства либо объявляли вымыслом, либо приписывали их Новоселову, неустанно совращавшему Рогова. Вспомните мемуары бывшего роговца В.П. Баталова, где он и его товарищи предстают в образе чуть ли не ангелов. Написаны они были в 1972 году, и значит уже в то время кому-то понадобилась альтернативная трактовка произошедших полвека назад событий!

К началу двухтысячных годов достаточно большое количество историков принялось активно обелять Рогова. Апофеозом такого разворота общественного мнения стало открытие в 2007 г. мемориальной доски в честь Григория Федоровича на его могиле в селе Хмелевка Алтайского края. А местные школьники ежегодно на 9 мая возлагают туда цветы и выставляют почетный караул. Вот примерно так палачи и бандиты со временем и становятся народными героями. Хотя допускать этого никак нельзя. Как и нельзя забывать свою собственную историю, какой бы неприглядной она нам не казалась.


При подготовке материала использовалась информация из следующих изданий:

1. История Кузбасса в 3 томах. Том II. Кузнецкий край на переломе эпох в 1890-х — начале 1940-х годов Кемерово, 2021.
2. А. Бек. Главы истории Кузнецкстроя М., 1933.
3. Геласимова А.Н. Записки подпольщицы М., 1967.
4. Партизанское и повстанческое движение в Причумышье, 1918 - 1922 гг.: Документы и материалы. Ред.- сост. Безруков Г. Н. Барнаул, 1999.
5. Гончаров Ю.И. 140 лет со дня рождения командующего партизанской армией в 1919 г. Г.Ф. Рогова (1881–1920) // Алтайский край. Календарь знаменательных и памятных дат 2021 г. Барнаул, 2021. С. 48–55.
6. Гончаров Ю.И. «Злой гений» командарма Рогова (к 135-летию со дня рождения И.П. Новоселова) // Гуляевские чтения. Вып. 5: материалы одиннадцатой историко-архивной конференции. Барнаул, 2020. С. 169–185.
7. Тепляков А.Г. Сибирские партизаны Г.Ф. Рогова в современной историографии: между мифом и исторической критикой // Исторический курьер. 2021. № 6 (20). С. 193–204.
8. Лагздин Э.Ф. На Гурьевском заводе // Сборник Истпарта. № 1. Новониколаевск, 1923. С. 91–107.

31.10.2024