Старый развратник

Привязанная к столбу обнаженная женщина отчаянно кричала, но грязный кнут монотонно рассекал воздух, оставляя на белой коже кровавые отметины.

– Будешь противиться княжеской воле, тоже выпорют, – Акулину в бок толкнула сопровождающая ее косоглазая ключница.

Старуха вцепилась сучковатыми пальцами в изящное запястье пятнадцатилетней девушки и потащила ее дальше по коридорам имения, которые Акулине казались бесконечными. Не то что в деревне, где вся ее семья в пятнадцать человек обитала в маленькой избе-пятистенке.

Девица не знала, радоваться ей или плакать, что так резко изменилась ее жизнь. Еще вчера жила Акулина как обычная деревенская девчонка, а сегодня уже привез крепостную лично князь Сорочинский к себе в имение для услужения, сунув ее родителям два целковых серебром в качестве щедрого откупа.

И вот теперь Акулину, дрожащую от волнения, вела по княжеским флигелям, домам и теремам старая ключница.

– Князю не перечить, делать все, что велит. Наряд и тело в чистоте держать. Если понесешь, то к повитухе отведем, поможет сбросить, – бормотала старуха на ходу.

Акулина зарделась от таких слов и робко возразила:

– Как же понесу, тетенька? Незамужняя я ведь, девица еще.

Та вдруг уставилась на нее черным сорочьим глазом и глумливо переспросила:

– Лапотница ты темная, не поняла, что ли, для чего тебя князь к себе привез?
– В прислужницы, – внутри у девушки вдруг разлилось черное нехорошее чувство, будто ей жабу за пазуху сунули.

Каркающий смех ключницы взлетел под высокий потолок:

– В серальки тебя князь выбрал в свой театр домашний. В прислужницы захотела она! Ко двору девок крепких берут, толстопятых да рукастых, а не тощих, как ты, – старуха больно ущипнула Акулинку за бок.

Тут уж не поспоришь, была девица изящной и легкой, словно тоненькая молодая березка.

Старуха недобро усмехнулась:

– Невезучая ты, уж больно красивой уродилась. Красота-то крепостной бабе невольной только в наказание. Наш князь больно охоч до таких девиц, чтобы лицом чистый ангел, волос золотой да глаза синие, что васильки в поле.

Акулина вспомнила князя Сорочинского, хромого старика в обвисших морщинах с коричневыми бородавками по всему лицу, и едва слышно прошептала:

– Это кто ж такие – серальки? Как же служить я буду, тетенька?
– Как жена мужу прислуживает, темнота. Любиться будешь с князем, когда пожелает он, – ключница, которую раздражала юная девица своей красотой и невинностью, смаковала гадкие подробности. – Сегодня он тебя и оприходует, да не один он блудить будет, а с такими же гостями. Свежее мясцо, как ты, им в радость.

Девушка обомлела от ужасной правды и заметалась из стороны в сторону, словно пытаясь убежать от страшной участи, что ждала ее сегодняшней ночью. Ключница испугалась, что новенькая сейчас заартачится, поднимет вой, и накажут ее за то, что наболтала девке лишнего:

– Ну чего закручинилась?! В сераль ты попала, в гарем на заморский лад. Полюбовниц у князя с десяток, живут они в отдельном тереме без окон. Не печалься ты, хорошая жизнь у сералек, едят, пьют сытно, в сарафаны расшитые всегда одеты, тяжелой работы не знают. Только и заботы, что танцевать да ублажать стариков. Дело нехитрое, лежи и гузном подмахивай, чтобы хозяину полегче было.

Ключница распахнула тяжелую дверь:

– Хорош языком болтать, иди давай пляши! – и втолкнула Акулину в большую залу с зеркалами.

Девушка ничего не успела понять, как визгливый француз толчками загнал ее в кучу из молодых красавиц, что репетировали танец. Акулина оказалась среди наложниц гарема князя Сорочинского – крепостных девок, подневольных сералек, которых отбирал лично по окрестным деревням князь Сорочинский.

Девушки становились артистами в его домашнем театре, развлекая по вечерам своего хозяина и его гостей танцами, которым обучал их француз-хореограф из столицы. После окончания представления начиналась самая мерзкая часть службы молодых сералек – ночь напролет ублажать стариков, исполняя самые извращенные желания похотливого хозяина и его гостей.

Новенькую Акулину поставили в задний ряд, чтобы не портила картину своими неловкими движениями. Хоть и была от природы девица гибкой и стройной, однако ужас так сковал ее движения, что француз еле смог заставить новенькую ударами палки хотя бы двигаться в такт с остальными.

В суматохе никто не обратил внимания на пополнение в серале – девицы готовились к приезду важных гостей.

Акулина в толпе крепостных наложниц в какой-то сонный морок попала. Ее то вели со всеми в баню и натирали пахучими солями, то заплетали косу, то наряжали в какой-то мудреный сарафан, тоненький, как паутинка, и державшийся на одной петельке. Она послушно, как и остальные, подчинялась чужой воле, не понимая, как сбежать и вырваться из этого кошмара.

Девица покорно вышла со всеми на сцену, заняла свое место в заднем ряду и под грянувшую музыку закружилась в танце. От сияния свечей не могла она рассмотреть ничего вокруг, лица гостей сливались в леденящий кровь хоровод из белых пятен.

Когда стихла музыка, вытянулись девушки в два ряда и вдруг единым отработанным взмахом скинули с себя сарафаны, выставив женские прелести напоказ. Одна лишь Акулина застыла на месте, закрыв лицо ладошками от стыда.

Вокруг нее сияли белизной и нежной кожей округлые бедра, пышные груди и упругие ягодицы танцовщиц. К этой девичей свежей красоте тянулись старые корявые пальцы, налитые прелести ощупывали мутные похотливые взгляды гостей князя, а их безобразные отвисшие губы дрожали в сладострастном вожделении.

Одна из девушек дернула Акулина за руку:

– Скидывай сарафан быстрее, а то выпорят!

Однако окаменевшая от ужаса девушка не могла даже пошевелиться. Вдруг кто-то оторвал ее руку от лица и с силой вывел вперед всех танцовщиц.

Князь с улыбкой поклонился гостям:

– Представляю вам мою новую находку! Жемчужина среди крестьянского навоза! Чиста и невинна! – старик рванул тонкую ткань, и она слетела, обнажив точеную фигурку девушки, едва начавшую наливаться женской красотой. – И прекрасна как ангел!

Старик принялся раздеваться сам, обнажив впалую цыплячью грудь в седых клочках волос и висящую складками кожу.

– Как хозяин сераля я распечатаю сей ночью врата наслаждения! И потом вы, мои дорогие гости, сможете насладиться этим бутоном!

Две девушки из гарема подхватили Акулину под руки, подтащили окаменевшую девушку к столу и распластали прямо на деревянных досках. Со всех сторон несчастную рассматривали блестящие от похоти глаза, нависали седые бороды в ожидании своей очереди к юному телу.

Одна из девиц прошептала на ухо перепуганной до смерти новенькой серальке:

– Потерпи, не перечь, а то до смерти изобьют. Глаза закрой и думай о чем-нибудь.

На Акулину навалился всей тяжестью старый князь, она выгнулась от боли, закусила губу, чтобы не закричать, и покорно закрыла глаза.

Несчастная в мыслях своих перенеслась в деревенскую запруду, где купались они ребятишками в жаркое лето. Совет опытной наложницы помог, несчастная девушка терпеливо сносила свои муки.

Старые развратники по очереди до самого утра терзали, щупали, мяли ее юное тело, как пауки, что выпивают все соки из пойманной мухи. Акулина терпеливо, без крика и слез сносила их ерзанье и грубые ласки, лежала с отрешенным видом, утонув мыслями в своих воспоминаниях о деревенской жизни.

С того дня жизнь княжеской наложницы словно остановилась, а сама Акулина погрузилась в какой-то морок, где не она не чувствовала ни стыда, ни боли. Ела, спала, танцевала на репетициях под крики француза. Ночами скидывала одежду и укладывалась покорно в позу, какую велено. А потом замирала, будто кукла, красивая и немая, терпеливо выжидая, когда закончит елозить по ней старый князь или один из его гостей.

Так прошли три долгих осенних месяца. Как вдруг однажды, когда декабрь выстлал все вокруг белым одеялом, изменилась ее вязкая и унылая, похожая на грязное болото служба в княжеском гареме.

Утром, когда пришла Акулина в танцевальный зал раньше остальных девиц, кинулся к ней парнишка, что натирал воском дощатый пол:

– Акулина, это я, Василий! Васька Трепов, помнишь меня, не забыла?

Девушка так и обмерла при виде парнишки-соседа, за которого мечтала выйти замуж, пока не вырвали ее из деревенской жизни и не забрали для утех князя в сераль. Несостоявшийся жених ее ликовал от радости:

– Акулинка, сосватаны же мы! Жениться на тебе хочу, потому сюда на службу к князю попросился. Искал тебя, как увез он к себе на двор! И вот нашел! Акулина, душа моя, обещаю, вымолю у князя разрешение на венчание наше. В ноги к нему кинусь, расскажу, как люба ты мне! Службу любую ему сослужу, только пускай даст разрешение на венчание!

Васька что-то еще говорил, захлебываясь в радости встречи с суженой, а Акулина не смела шелохнуться от окутавшего ее страха. Думала она в еженощных пытках, что хуже не будет ее жизнь, но оказалось, что кошмар впереди.

Названный суженый ее вдруг оказался рядом и грезит о венчании. И самое ужасное, что даже не догадывается любый ей Васенька, как почти каждую ночь его невеста удовлетворяет своим телом грязные желания богатого старого развратника.

Ч2 Мертвый жених

Однако уже на следующий день постыдный секрет Акулины был раскрыт.

– Я знаю про гарем! Мне дворовые рассказали, что вас держат, чтобы со стариками богатыми сношаться! Ублажать их по ночам! – выпалил Васька, который поджидал невесту в зале.

Несчастная сералька даже не нашлась, что ответить Василию. Потупилась в пол и молчала, сгорая от стыда. Лохматый, сверкающий злым взглядом Василий в бешенстве отбросил щетки для натирки и воскликнул:

– Акулина, любушка, знаю, что ты не по своей воле старика ублажаешь! Я ему не дам над тобой измываться!

Но девушка поникла только от его слов, не стоит надеяться на спасение, еще горше от этого. Ведь они крепостные крестьяне, не люди, а вещь бессловесная в руках хозяина.

Однако Васька горел решимостью спасти любимую от греховного рабства в гареме. Он зашептал девушке горячо:

– Сбежим вместе, Акулина! – он вдруг достал из-за пазухи кошель, туго набитый монетами. – Смотри, это я у князя из сундука взял, когда в его спальне пол натирал! С этими деньгами мы все сможем! Лошадь и сани у конюха купим, а потом обвенчаемся! Уедем далеко в другую губернию, где никогда нас князь не найдет! Дом построим, будем жить, как наши родители, землю пахать, детишек растить. Акулина, ты ведь поедешь со мной?

Акулина представила вдруг: лето и теплая заводь, она полощет белье, а рядом купаются и хохочут ее детишки. Увезет ее Вася в жизнь простую и чистую, а похотливые старики и бесконечные ночи под потными телами превратятся в ночной далекий дурман…

И медленно кивнула девушка в знак согласия.

Больше ни о чем влюбленные договориться не успели, в залу набежали щебечущие артистки, и день княжеского сераля покатился по привычной колее.

Вечером в пару и сумраке бани Ульяна нырнула под лавку, сжимая в руках комок своей одежды. В темном укрытии дождалась окончания помывки, пока не убежала шумная стайка готовиться к вечернему представлению, а потом наспех натянула мокрый сарафан и крадучись выбралась во двор.

Из темного угла к ней кинулась фигура:

– За мной иди!

Васька вывел невесту за ворота, без шума прикрыл воротину и потащил Акулину за руку через сугробы к лошади, что уже ждала запряженная в сани. Миг, и сбежавшие влюбленные мчались уже по заснеженной дороге прочь от княжеского имения.

Васька гнал лошаденку во всю силу, то и дело оглядываясь назад – нет ли погони. Однако за их спинами одеялом раскинулись немая чернота ночи и заснеженная пустая дорога.

Наконец Василий с радостью выдохнул – получилось! Он скинул свой зипун и укутал в него дрожащую в одном сарафанчике Акулину. А потом развязал колокольчик на дуге, чтобы радостно звенел на весь мир об их новой жизни!

Парень дрожал от холода в одной рубахе на передке телеги, но хохотал и кричал сквозь ветер невесте:

– Обманули старого черта! Сбежали!

Акулина хоть и не чуяла замерзших рук и ног, тоже улыбалась счастливо, вырвалась она из кошмара, спас ее любимый Васенька, и впереди теперь ее ждет счастливая доля.

Вдруг Василий ткнул пальцем в крест крошечной церквушки, что скособочилась на окраине деревушки:

– Акулина, обвенчаемся здесь!

Девушка попыталась остановить его ухарский размах:

– Васенька, ведь ночь на дворе, спят все люди добрые.

Но паренек тряхнул кошелем:

– Звоном монет разбудим.

Жених ее оказался прав, при виде денег сонный поп кинулся за рясой и уже через несколько минут осенял крестом пару. Священник не только не стал мучать их лишними расспросами – почему ночью, откуда прибыли – наоборот, даже великодушно предложил:

– Переночуйте в церкви до утра, в ночь ехать опасно! В ризнице место есть, – батюшка погрозил пальцем обвенчанной парочке. – Только смотрите, не грешить баловством в храме божьем!

Васька согласно кивнул и сунул еще монету в пухлые поповские пальцы. С тугой мошной чувствовал он себя уверенно, как никогда, а от ликования, что удалось убежать им от развратного старикашки, так и хотелось всех одаривать и делиться добром.

Молодые устроились в обнимку прямо на полу в ризнице, в тепле их сразу накрыла сладкая дремота. Акулинка только успела прошептать:

– Прости меня, Вася, что порченая я тебе досталась.

Но паренек только обнял покрепче тонкие плечи и пробормотал в копну густых волос:

– Не ты виновата, это все старый греховодник заставлял себя ублажать развратников. За свои прелюбодеяния ответит он перед судом божьим, – и крепко уснул.

Приснился им один на двоих радостный сон, где сидели Акулина и Васька в чистых нарядах за длинным столом в окружении оравы ребятишек. Вдруг стол превратился в черную степь, дети стали стариками и пахнуло ледяным, могильным холодом.

Акулина подняла голову с плеча молодого мужа и задохнулась от ужаса – над ней нависало бородавчатое и морщинистое лицо князя. Молодую жену скрутили крепкие руки и потащили волоком из ризницы на улицу. Она изо всех сил пыталась вывернуться, но получала только все больше ударов за сопротивление.

Старый князь хромал следом за дворовыми мужиками, что по его приказу тащили к саням беглянку, и хрипел в ярости:

– Дура деревенская, от меня не убежишь! Я тебя из-под земли достану, ты – моя собственность!

Разбудить Василия молодая жена не успела, только крикнула:

– Люди добрые, помогите! Васенька! – как тут же князь с остервенением заткнул ей рот пуком соломы, и несчастная забилась в немых судорогах.

Хозяин в бешенстве ухватил наложницу за волосы и принялся лупить тяжелой палкой по бокам и спине так, что казалось, у нее сейчас лопнут кости:

– Мерзавка, тварь, предательница! Сгною тебя за побег и своеволие! Шкуру спущу плетью на конюшне!

Рядом суетился поп, что приютил молодых в церкви:

– Так ее грешницу, ваше сиятельство! Крепостная девка, а туда же, бежать от хозяина удумала, да еще и замуж по своей воле! Я как увидел их, сразу понял, что беглые из имения вашего! Запер в церкви, да и к вам сразу кинулся доложить, что поймал отступников!

Двое крепких мужиков выволокли сонного, ошалевшего Василия из церкви, и князь накинулся теперь с тростью на него:

– Ах ты, окаянник, разбойник поганый! Покрал деньги у меня из сундука, девку увел со двора! За все ответишь, смерть тебе самую страшную устрою ворюге!

Как вдруг Васька вырвался от княжеских прихвостней и кинулся на колени перед хозяином:

– Забери деньги, ваше сиятельство. Меня одного казни, Акулина не по своей воле со мной поехала. Ее не наказывай, я один виновен во всем!

Старик протянул руку:

– А ну! Возвращай кошель или девку твою в поле оставим на стылую смерть!

Парень кинулся охлопывать себя по зипуну и удивленно воскликнул:

– Нет, нет мошны! – он повернулся к попу. – Он покрал, он! Пока мы спали, утянул деньги!

Однако священник заюлил на месте, закрутился так, что ряса взлетела черной юбкой:

– Ничего не знаю, не брал, не брал я, ваше сиятельство! Пропили, поди! Или потеряли, дуралеи деревенские!

Князь Сорочинский рявкнул в сторону растерянного парня:

– Вяжите его!

И на глазах у жены Василия потащили к саням. Ее мучитель посадил Акулину так, чтобы она видела привязанного на длинной бечевке к задку парня. Тронулись сани, и под ударами хлыста лошади понеслись все быстрее и быстрее по мерзлой дороге, где еще вчера вечером счастливая Акулина мчалась в новую жизнь из княжеского гарема.

Но вмиг все рухнуло, ее везли обратно на порочную службу, рядом сидел ненавистный старик, который вцепился в наложницу словно коршун когтями в добычу. За санями в снежной дымке волоком тащился кричащий от боли Василий, любимый муж и спаситель, с которым удалось прожить лишь одну счастливую ночку.

Его подкидывало снова и снова на тугой бечевке и било о дорожную наледь так, что хрустели ломающиеся кости. Василий долго кричал, а потом все-таки затих. Его окровавленное, раздробленное тело, словно багровое чучело, волочилось по земле за санями – еще одна добыча старого коршуна.

Акулина кричала в один голос с умирающим мужем, пыталась вырваться из цепких объятий, но все было напрасно. Князь не давал ей отвернуть лицо, заставляя смотреть на предсмертные муки беглеца:

– Вот муженек твой любимый! Как собака сдох. И ты бы рядом легла, да больно ты рожей хороша, сама наливная! Как яблочко. Так и быть, – старик больно ущипнул Акулину за грудь. – Перед гостями всеми на пузе проползешь ко мне и прощения попросишь, так забуду ослушание твое.

Когда Василий смолк, она тоже затихла. Сидела пленница, не сводя взгляда со страшного зрелища, – кроваво-ледяной истукан, скачущий на веревке в такт бегу резвых лошадей.

***

По приезде как ни в чем ни бывало отправили Акулину в баню с остальными серальками – обмыться и намазаться маслами, чтобы ублажать гостей как видом, так и приятным запахом юных тел.

Вместе со всеми наложницами беглянка вечером отправилась за кулисы домашнего театра, где девушки переоделись в приготовленные костюмы. Француз поставил им новое представление – танцевали серальки сразу без одежды и лишь с огромными белыми веерами в руках. Эти опахала-крылья опускали девушки все ниже и ниже, превращаясь постепенно из лебедей в обнаженных красавиц для ублажения старых дворян.

Из-за нового представления суматоха за кулисами стояла страшная, хореограф шепотом визжал на своих артисток и лупил их почем зря кожаной плеточкой. Поэтому успела улизнуть на минутку Акулина, а потом вернулась назад, никем не замеченная.

Началось представление, разряженные гости, сановитые старики, расселись в своих креслах, выбирая себе среди плавно плывущих крепостных лебедок фаворитку для любовных утех. Каждый из них обратил внимание на грациозную, златовласую царевну-лебедь, что кружилась в самом центре. Как вдруг солистка соскочила со сцены, взмахнула своими крыльями и закружилась все быстрее и быстрее в танце прямо между гостей рядом со столами.

Горящие свечи полетели в разные стороны от ударов ее крыльев. Белые перья занялись огнем, и ангел превратился в горящего демона. Огонь охватил Акулину, но она безумным веретеном продолжала кружиться по залу, разбрасывая во все стороны клубки пламени. От них огонь мгновенно перекинулся на крылья остальных танцовщиц, мебель и стены. Просторная зала без окон превратилась в смертельную ловушку.

Огонь накинулся огромной пастью на зрителей и артисток, принялся грызть, сжигать их, застилая все вокруг черным чадом. Поднялся крик и суматоха, старики, расталкивая кричащих от боли горящих лебедей, кинулись к дверям. Но те оказались накрепко заперты снаружи.

Умирающие люди колотили в стены и двери, кричали, умоляли о помощи. Старый князь, теряя сознание, упал на колени и попытался проползти за сцену. Как вдруг к нему подплыла охваченная огнем лебедица. Красивое лицо ее скукожилось от пламени в уродливую оплывшую маску, но глаза сияли радостью на багровом, покрытом ранами лице.

Она обхватила пылающими крыльями князя, который завыл от ужаса, и потащила его за собой в преисподнюю отвечать за все совершенные грехи.

Флигель, где шло представление, сгорел в ту ночь дотла. Ни багры, ни вода не смогли остановить огонь. Гигантский факел гудел и выл, пока не выжег тюрьму княжеских сералек, и на месте флигеля не остались одни головешки. Ни одна невольница, ни хозяин, ни его именитые гости не выжили в жутком пожаре.

Наследники князя не смогли продать имение старого князя, так как дворяне боялись даже приближаться к жуткому месту. Крестьяне отказывались смотреть за уцелевшим домом, а местные жители обходили его стороной. За несколько лет усадьба совсем пришла в упадок, превратившись в развалины, где так и не решился больше никогда поселиться ни один человек.

Слишком пугали людей рассказы местных о том, что по ночам на пепелище звучат музыка и голоса девушек, мелькают черные крылья лебедицы-невольницы.

Изуродованное тело несчастного Василия, которое превратилось в ледяной ком из костей, крови и снега, через несколько дней после пожара отцепили от саней и похоронили на деревенском кладбище в скромной безымянной могиле вместе с нищими и юродивыми.

Поп, обвенчавший, а потом предавший влюбленных, поплатился за свое коварство. На деньги, что похитил он у спящего Василия, священник пил беспробудно несколько дней в придорожном трактире, пока не свалился в огромный овраг на дороге и не замерз в нем до смерти.

Дурные вести о том представлении и возмездии подневольной серальки старому князю за ее поломанную жизнь достигли даже императорского дворца. После чего император, узнав о такой постыдной традиции русских дворян, строго преследовал тех, кто смел устраивать в собственном имении сераль из крепостных крестьянок. Любое распространение рассказа без согласия Анны Медь запрещено. Залетайте к нам в телеграмм , у нас уютненько  https://t.me/+XLWxMoG56a81YmMy

https://t.me/+XLWxMoG56a81YmMy