На-за-ре. Голоса зовут. Фантазии о Португалии

«На за-ре...
голоса зовут меня…» Группа Альянс, 1987 г.

В первый раз в Назаре я поселился на горе. Сейчас всем ясно уже, что жить надо внизу в городе, если вы хотите провести время на океане, болтаясь в нежной береговой волне. Здесь же и рыбаки, на солнце приготавливающие для вас рыбу – «свежий улов!» - которая еще ночью плыла в непроглядно темной воде и не знала, что ждет ее завтра. Здесь же можно купить свежую рыбу и после хрустеть ею на берегу. Вся рыба одинаковая, и выбираешь по продавцу, а они разные, хотите знать, какие – приезжайте в Назаре!

А я поселился на горе. Там нет рыбаков, нет пива и магазинов с тряпками. В момент моего приезда ранним утром мне показалось, что там вообще никого нет, однако же, с дороги проснувшись, я понял, что ошибался. С утра в окна, во все щели, через крышу, проникают голоса океана и зовут.

В первый вечер вышел посмотреть на закат. Знаете ли вы что такое закат в Назаре? Мне не хватило этого восхитительного оранжевого тумана из окна комнаты, снятой внаем. Это так бывает. Когда ты видишь что-то совершенно прекрасное и думаешь, что, подойди ты в нему ближе, будет еще прекраснее, и ты как бы получишь это все, целиком. Поглотить хочется прекрасное. Но миг прекрасного быстротечен, как закат в Назаре. Я не знал. Сбежал по ступеням вниз, вышел из переулка и тут увидел ее. Чайка. Она сидела, идеально чистая, идеально белая, с идеально изогнутым клювом, адским таким клювом. Она смотрела прямо на меня. Смотрела, как мне тогда показалось, вопросительно. Я могу ей позавидовать, ведь она такой закат видит каждый день, а у меня была всего пара дней, выхваченных из времени моей жизни. Я оторопел. Она, похоже, тоже. Я пообещал ей зачем-то еды. Не знаю почему,  мне показалось, что необходимо что-то пообещать. Она отреагировала недоверчиво. Если более подробно, то никак не отреагировала. Скорее всего, до этого ей никто ничего не обещал. Я решил, что диалог мой завершен на логической ноте и пошел на закат.

Путь на маяк был довольно удобен, именно с горы. Не найти путь было бы сложно, толпа людей продвигалась с разной скоростью о мной, вокруг меня, они обгоняли меня или делали фотографии на фоне оранжевого цвета неба и океана и, они шумели, шумели их дети, шумели их планы, и все это двигалось к маяку, который стоял неподвижно в этом хаосе и выглядел вполне как на картинке, которые продавались внизу с избытком, и был в этом отношении оплотом стабильности.

Закат был совершенно прекрасен. В моей голове застряла эта картинка, вереница людей всех видов, спешащих или не спешащих на закат. И закат, не зависящий от них, без времени, без границ, без обещаний.
Однако же, из них каждому хотелось свою картинку, и, в зависимости от отношения к себе, иметь также и себя, запечатленного на этой картинке, навсегда приклеенного к этому месту одним случайным решением.
А мое решение было мною принято немедленно – не сейчас. Оранжевый туман остался в моей голове уже, и больше было бы чрезмерностью. Я приду туда рано утром.

Действительно, на другой день у маяка был только я и волна. Точнее, это были волны. Если волны на нижнем берегу складываются в одно существо, очень женское, очень мягкое, включающее в себя всю эту благость, пену, рыбу, собственно город и каждый из этих дешевых магазинов, то каждая волна на моем берегу имела, казалось, свое особенное лицо и не всегда они могли договориться друг с другом. Это завораживало, звало.
Увы, я не стоял на доске вовсе, но был слишком молод. А это позволяло мне все предлагаемые приключения рассматривать с одинаково преувеличенным энтузиазмом, как будто бы кто-то внутри подсказывал, что, став взрослым, многое может поменяться, и как бы не разочароваться, а уйти на пике красоты и вдохновения и т. д. и т п.

Все, таким образом, предложения судьбы, связанный со сколь-нибудь заметным риском, я принимал как вызов моему беспокойному и тогда еще не очень осознанному «я». Поэтому сейчас могу с легкостью признаться, что научиться кататься мне подспудно хотелось.

Скинув штаны, я зашел в воду. Вода была свежей, это бодрило. Волны накатывали с разной скоростью и разным лицом, в паре метров за мной лениво меняя ландшафт берега. Пока я шел к берегу от апартаментов, я заметно вспотел на солнце, но именно сейчас оно скрылось за тучей, казалось, погода решила смениться, и ветер пробирался под мышки, так, что на берегу стало не так уютно, ветер ворошил голову и путал непослушные волосы, заворачивая их во влажный ком, в глаза даже откуда-то попал песок, или это так казалось мне, и все это вместе казалось мне достаточно хорошим испытанием и началом прекрасного утра.

Я пошел вперед. Начало было бодрым. А дальше очень быстро ноги мои стали мерзнуть, руки тоже стали ощущаться как ледяные. Это все обман, я же только зашел в воду, просто контраст, но уже мне захотелось вернуться на берег и провести там остаток дня. Я ожидал возвращения солнца, но оно пока не появлялось, и тогда я принимаю решение побыть еще в воде.  Не лучшее решение. Я чувствовал, что от берега меня отделяет совсем немного, и я в любой момент смогу вернуться туда, может, и стоит сделать несколько гребков. Я хорошо плавал, и мог гордиться несколькими серьезными заплывами в воде, но та вода была по преимуществу своему водой южных берегов, и не припомню даже, чтобы до той поездки я видел когда-то берега океана.

Было совсем раннее утро, рассвет, никто еще на берегу не появился. Я был там и маяк, но маяк был там всегда, это было известно мне. Я явственно ощущал под ногами своими песок с берега, небольшие камушки, которые от холода воды казались мне более острыми, чем были на самом деле, и ноги мои искали в этом песке подходящее место без камней и все время натыкались на холод и их твердые и острые тела. А самые мелкие из них даже проходились по моим голым ногам, вперед и назад, будто не понимали еще, куда плывут.

На мгновение стало больно, возможно, какой-то из камушков поранил меня и мгновенно резанула, и утихла режущая боль, когда на свежую рану попадает очень соленая вода. Появилась и угасла, и вместе с тем мои ноги подкосились от внезапного потока воды. Вода убывала, уходила от берега, и тянула с собой остатки волн, и песок, и эти мелкие неприятные камни тянула, и меня тянула с собою вместе. Когда и как я потерял равновесие, я не успел сообразить, вдруг моя голова оказалось под водою, еще мгновение – и она уже на холоде, над водой, холодно, страшно, мне необходимо было погрузиться обратно в воду, ласково тянущую меня и приглашающую в путешествие. Я прокатился еще раз, и в этот раз что то сильно ударило меня справа, в районе колена, и теперь я понимал, что это не камешки, это ногой своей я прокатился по ставшему вдруг жестким и недружелюбным дну, и голова наклонилась влево, уклоняясь от вихревого потока воды, потока, который оформился вдруг в красивую высокую волну, ставшую полной песка и совершенно прозрачной и блестящей, и я замер от этого совершенства, от красоты, погружаясь в нее как в сладкую патоку, замер от волшебства этого момента, а на самом деле просто наконец вышло солнце. Двумя резкими гребками я поднялся над водою, или это так казалось только мне, потому что сейчас неясно было мне, двигаюсь ли я вниз или вверх, и показалось мне, что солнце скрылось опять, потому что внизу и наверху было одинаково, и одинаково холодно и одиноко было везде.
В этот момент множество мыслей пронеслись в голове моей, и первою было почему  - то воспоминание о Дедушке. Мы в детстве ходили вместе в лес за грибами, дед был из глубинки, из русской деревни, и он хорошо разбирался в грибах, но не только, еще он хорошо разбирался в лесу.  Ни разу не было такого, чтобы мы потерялись и пользовались компасом каким то, всегда дед безошибочно находил дорогу домой. Я, мальчишкою, пользовался своим детством и то и дело прятался от деда в глухом малиннике или за большим поваленным деревом, или где овраг находил подходящий, и знай себе аукал, или трагически молчал. А иной раз я прятался от деда настолько хорошо, что и сам уже не мог бы себя найти, и вот тогда и было у меня это чувство – что неважно в какую сторону идти.. но результат было неизменный – дед находил меня, и мы продолжать, и у каждого было столько добычи, сколько он заслужил. И посему поход с ним в лес был дорогою вполне понятной и надежной, и на самом деле в этом не было интриги и риска, а было что-то такое домашнее, что-то спокойное, как руки деда. Я вспомнил вдруг об этих руках и в одно мгновение тепло ошпарило меня, как и мысль что здесь то я один, без него.  Мое тело подхватило волною, и я просто закрыл глаза и ощущал, что куда-то двигаюсь, но никакие части моего тела ничего не касаются, просто стоял жуткий, почти невыносимый шум, как будто он хотел меня поглотить. Я не уверен, что пробыл в этом состоянии долго. Но и уверен, что оно не было мгновенным. Оно тянулось. Во всяком случае, оно тянулось, как минуты растягиваются на нужное количество времени, когда их надо натянуть. Я натягивал эти секунды и вмиг они стали рваться, и в голове моей появился странный стук, один, два, три, опять один, два, три, и опять? Я вспоминал в темноте как Деда рассказывал на ночь сказку, это часто была одна и та же сказка, а какая – секрет для тебя, читатель, но она мне не надоедала, а дед все время использовал разные слова, а некоторые слова были одинаковыми, и главное – это то, что он часто рассказывал странные сказки, про темноту, чертей, но всегда эти сказки хорошо кончались, все были живы, или почти живы, кроме страшного Кащея. Но и он там был, мед пил, просто становился добрым. Все будет хорошо, говорил мой дед, всегда. Как будто он сказал «держись, все будет хорошо», вот я и держусь, держусь.. потом еще какие-то разные голоса, будто вдали..

Мысли путались, но я неожиданно почувствовал, что мне холодно и что меня что-то щекочет. Такие, конкретные вполне, ощущения. Открыл глаз, один. А там лучик солнца прошел по моей руке и немного забрал локоть. И уполз. Точнее, просто скрылся. Сегодня день обещал быть не солнечным. Я закрыл глаз, было больно. Колено ныло и было сильно задето камнями, и хоть и затянулось от соленой воды, но уже потом кое-где я увидел, как алела свежая кровь.
Когда я по балкону на скале поравнялся с переулком, ведущим в мои апартаменты, я чуть проскочил. Голова соображала еще плохо, все дома были белы. Я не знал точно, сколько я пролежал там, на берегу, после моего странного спасения. То, что я был насквозь мокрым, здесь почему-то никого не смущало. Да и было утро, мало было людей. Еще только открывали свои лавки лавочники, еще только поставили охладиться тысячи бутылочек пива, которые будут выпиты, еще только назревали миллионы разговоров, которые будут выговорены.
Она сидела, наклонив великолепную белую голову, не обращая внимание на ветер, который сегодня зарядил с утра и только обещал усилиться. Она не спрашивала про еду. Как мне показалось, для нее это не было главным. Но она что-то точно спрашивала. Слышала ли она тоже этот голос? Да, вообще, мне тогда показалось, что она все уже знает.   
С тех самых пор я в Назаре приезжаю только с друзьями. И они берут стандартные апартаменты в городе у моря. Недорого. Там нет оранжевого тумана. И мне не надо. Я купаюсь у берега.