Мы вспомним поименно

И кто-то, спьяну, вопрошал:
— За что? Кого там?
И кто-то жрал, и кто-то ржал
Над анекдотом…

Мы не забудем этот смех
И эту скуку!
Мы — поимённо! — вспомним всех,
Кто поднял руку!.

Александр Галич

========

Сегодня памятная дата — 29 лет со дня убийства Ицхака Рабина. Дата некруглая, и наверное, стоило бы подождать год с этой статьей, но я привык ничего не откладывать на потом, потому что не знаю, что со мной случится через день, через неделю, через месяц, тем более через год. Где буду я, и где будем мы все.

Я не знаю, кто убил Ицхака Рабина — Игаль Амир или не он. Вполне допускаю правоту, полную или частичную, Барри Хамиша. Мы убедились, что в нашей правящей верхушке есть люди, способные на очень многое. Но правонастроенные израильтяне утверждают, если сформулировать вкратце, что «Игаль Амир не убивал Ицхака Рабина, но правильно сделал, что его убил». С первой половиной этого утверждения я спорить не буду, ибо не владею информацией. Поговорим про вторую.

То, что произошло 29 лет назад, было бы невозможным без той атмосферы кликушества, подстрекательства, взвинчивания эмоций, которая этому сопутствовала. Уже после убийства, помнится, Йоси Сарид сказал, обращаясь к своим оппонентам: «Ну ладно, вы не хотите мирный процесс, но какова альтернатива? Процесс войны?» На иврите это звучит красивее: «Им ло таалих а-шалом, аз ма? Таалих а-милхама?». Ответ мы видим в режиме реального времени — это война как процесс, никогда не заканчивающийся, у которой есть начало, но нет и не будет конца. «Есть у революции начало, нет у революции конца». У национальной революции, как называли в Германии события 30 января 1933 года, тоже нет конца, а если есть, то он приходит помимо воли авторов сценария, и он весьма печален. Именно с 4 ноября 1995 года начался процесс, приведший к 7 октября 2023 года и к нынешней израильской трагедии. Это, кажется, признают и наши оппоненты.

Чтобы не повторяться, дам ссылку на свою старую статью:

http://proza.ru/2016/06/08/344

Я религиозный скептик, и я не знаю, существует ли Страшный Суд, есть ли ад и рай. Скорее всего их нет в том виде, в каком их изображают религиозные доктрины, сформулированные людьми, жившими в эпоху античности и Средние века. Они мыслили именно в таких понятиях. Но есть нечто другое.

Как есть ноосфера, так есть и сущность, которую я назвал бы клиосферой (возможно, я изобретаю велосипед, но я об этом нигде не читал). Это совокупный след от деятельности людей, остающийся в коллективной памяти человечества, кристаллизующейся в виде истории. Именно в этом пространстве Платон беседует с Кантом, а Пушкин — с Цицероном, которого не читал, и Апулеем, которого читал, и им всем интересно, и это будет продолжаться вечно. Совершенно не нужны материальный райский сад и скамейки, на которых сидят, беседуя, поименованные персонажи.

Отдельно взятый человек ест, спит, срет, ухлестывает за женщинами, это всё не оставляет следа в клиосфере. Но однажды или на протяжении некоторого времени он делает что-то, что этот след оставляет, и что и является его вечной посмертной жизнью. Киргизка Токтогон Алтыбасарова выхаживает и спасает 150 ленинградских детей. Летчик Александр Мамкин ценой своей жизни, невероятных усилий и боли спасает десятки детей из Полоцкого детского дома. Старший сержант пехоты Николай Масалов спасает одну берлинскую девочку и становится моделью для памятника советскому солдату в Трептов-Парке.

Религиозный сионист Шуваль Бен-Натан входит в Сектор Газы с израильской армией, заявляя в разговорах и в соцсетях, что его цель — убить там как можно больше женщин и детей. Потом он погибает в Ливане, геройски или просто так, неважно, но след, оставшийся от него в клиосфере — озвученное намерение убить как можно больше женщин и детей, и гибель в Ливане не меняет этого факта. Амнон Бар Букрис выразил сожаление, что Хамас не сжег киббуц Беэри вместе с его жителями целиком, потому что «все они предатели». Он еще жив, может изменить что-то, но вряд ли это сделает и вряд ли у него получится — след уже остался. След от Герострата прослеживается и через 2000 лет после его смерти.

Каждое сказанное или написанное слово, каждый лайк под постом в соцсетях оставляет твой след в клиосфере, который вечен как квантовая волна.

В этом университете очень жесткий дедлайн, нет вторых сроков и переэкзаменовок. Если ты завалил экзамен — это навсегда, и с этим ты войдешь в вечность и останешься в ней. Твой след или что там вместо него будет недоволен своим видом, но ничего не сможет поменять, потому что это навсегда. Вот это и есть тот самый ад, который вечен.

Стебари и смехачи, о которых говорится в статье, на которую я дал ссылку выше, скорее всего не задумывались об этом, и пошлая песенка «Убили Рабина» казалась им удачным креативом. Многие из тех, кто создавал атмосферу, в которой стало возможным убийство Рабина, уже не с нами — уехали в США, Германию, Россию, Молдову, но след, оставленный ими в израильской клиосфере, не смыть и не стереть. Шанс, который был у Израиля в 90-е годы прошлого века, упущен. Возможно и, скорее всего, навсегда. Как молитвы отдельных людей, совершаемые в одном месте, сливаются в мощный поток, несущийся к небесам, так следы, оставленные стебарями и клоунами-«гиперсионистами», продажными журналистами и журналистами, чьи нацистские убеждения были вполне искренними, слились в поток, утопивший страну.

Ицхак Рабин говорил, что его задача и задача его соратников — завершить и оформить победу сионистского движения, нормализовав Израиль внутри и его отношения с мусульманским миром. У них не получилось.

Ицхак Рабин был начисто лишен отвратительного качества израильтян — хитрожопости. Он говорил и делал то, во что верил, и приняв решение, выполнял его. Этим он отличался, например, от Шимона Переса. Поэтому убили именно его.

Ицхак Рабин был последним израильтянином, всерьез поднимавшим тему еврейского труда и говорившим, что в еврейском государстве работать на всех работах должны евреи. Он пытался разделить израильский и палестинский рынки труда, вывести палестинских рабочих из израильских городов в совместные промзоны в приграничных районах. Было запланировано 20 таких промзон, а на деле созданы только две — Ницаней-Оз под Тулькармом и Эрез под Газой.

Ури Авнери писал, что Ицхак Рабин переболел всеми болезнями левого сионизма, но в самом конце жизни понял палестинский нарратив. Этого ему не простили.