Гул

Гул

Ночь стояла тихая, звёздная, полнолунная. Зловещий, но по-своему привлекательный зеленоватый туман около полуночи еле слышно выступил из плотных пологов граничных лесов и заполнил искрящиеся заращённые буйными цветами и травами поля, тянувшиеся на многие километры от одной спящей общины домиков, лепящихся словно к родной матери к сухому деревянному зданию пуританской церкви, до другой, за полчаса.
Наша деревня стояла на холмистой местности, поэтому я так часто в самый разгар летних ночей покидал свою постель, неслышно выходил на порог и… Предо мной, словно перед маленьким царьком собственной загадочной вселенной, представала наша область во всей её красе от края до края. Рваные полоски красноватого кустарника, цветущие поля, дышащие знакомой свободой и особенно хрупкой природной влагой стеблей и листиков, без перерыва манящей путника войти сюда, погрузиться в это бескрайнее море вечности и после этого никогда уже не вернуться в обыденный мир с его рассечёнными колёсами, разбитыми и разрушенными пыльными дорогами, деревянными домиками на старых дворах, тускло освещёнными увечными огоньками свечей и замасленных ламп… На горизонте курящимися силуэтами лишь изредка из сплошного покрова тьмы, словно призраки из страны снов и несбывшихся мечт, проявляются такие же маленькие деревеньки – несчастные, одинокие, наивные, виновато прячущиеся средь бурных полей, кустарников, дней и ночей. С другой стороны на горизонте виднеется неприступный лес, с его торчащими вверх копьями вершин деревьев, с его защитным красным пологом заращённых врат, с его хранительными позеленевшими и потрескавшимися за многие века камнями, идолами, рассыпавшимися по границам сокрытых чащоб. Они, словно напоминание о бессмертии и всесильности времени, когда-то давно были оставлены здесь дремучими жрецами, вышедшими из лесов во главе своих молодых и неразумных племен и народов, как символы отныне вечного и бесповоротного отделения забытого мира духов от иного, нового мира, которого ещё не существовало, от мира, который ещё предстояло создавать, строить самим…
Иногда, раз в году, моя мама разрешает мне убежать далеко от дома и весь день – с рассвета до заката – слушать корни деревьев, тихо мурлыкающие под моими лёгкими ногами, трогать нежные молодые листочки и есть ягоды, яркими сверкающими гроздями висящие на кустах. Я подхожу к этим камням, сначала касаюсь какого-нибудь из них едва, провожу ладонью по еле заметным линиям веков, морщинами проходящим от подножия валуна к его вершине, неожиданно обрывающейся вверху и сливающейся с воздухом. Потом сажусь на него, и тепло обдаёт меня с ног до головы. Понимаю, что всё слившееся тут в тонкой совокупности говорит со мной и каждая частная пылинка общего хочет сообщить что-то своё, собственное с такой горячей настырностью и пульсирующей радостью, что мурашки проходят у меня по коже кусачей чередой и я немедленно вскакиваю, с ужасом озираюсь, опасаясь навсегда погрузиться в этот гул и уже не вернуться домой…
Иногда, откуда ни возьмись, появляется худощавая фигурка бледнолицего отца Себастьяна. Он встаёт из травы, словно из своего ложа, и так гармонично смотрится на лоне этого прекрасного буйства, что появляются странные мысли о возможности его реального существования. Его усталые глаза с чёрными кругами оглядывают меня с ног до головы, и он улыбается:
– Не бойся, малыш. Ты просто устал.
Он подбирает полы своей мантии светлого волшебника, подминает траву и садится, неуклюже подогнув под себя колени и жестом приглашая сесть рядом с ним. Я аккуратно, стараясь не побеспокоить землю, усаживаюсь рядом. Потом мы вместе читаем молитвы, и кажется, будто небо благосклонно облачает нас в воздушные накидки и дарует нам незримые крылья – словно ещё момент, и мы полетим, стоит только силой мысли попробовать оторваться от земли. И кажется, будто жуки, травы и всё-всё-всё вокруг вторит нам, образуя бесперерывный гул святой вечности, ободряющий, но не пугающий. Не знаю, почему, но в такие моменты я совершенно забываю про эти камни…

лето 2022 г