Туман. Часть 3

Поднимаю голову с подушки, а за окном пелена. Не видно ни ближайшего леса, ни соседского забора. Разве что ветки яблони проступают из тумана, словно руки просящего милостыню. Но ведь кто-то стукнул в окно! А… бездомный котяра. Пробрался и носом в стекло: «Вставай, кормить меня пора»! Придется встать, покормить. Налью ему молока в миску. Поставлю у крыльца. Белый сегодня в тренде. Земля – интересная штука, а жизнь на земле еще интереснее. Один день не похож на другой. Живи хоть век, а двух одинаковых дней не будет. Вот такой калейдоскоп.

Туман – явление редкое для нашей местности. Я удивленно вылупляю глаза. Он не просто разлит в воздухе, он движется. Словно дым, поднимается столбом вверх. Поднимается, но не рассеивается.

На календаре начало октября. Растущая через дорогу береза зашвыривает на дачный участок килограмм золотых листочков. Береза, береза… Она думает, что осчастливит меня, что я, наконец-то, разбогатею.

Пора собирать листья. Жечь. Посыпать голову пеплом.

Осенью под одежду пробирается одиночество. Тихо. Лишь где-то за лесополосой шумит бензопила, да звучно прыгает по бетонным плитам редкий автомобиль.

Туман пахнет костром. Тонкий горький аромат. И такой пронзительный. Я возвращаюсь в дом и напеваю любимое из Моцарта. Там-парам-парам… Ложусь на диван. И вдруг понимаю, что мне неспокойно.

Что-то приближается, нарастает в тумане, как в океане бесшумно движется под водой гладкий гигант и неожиданно близко выныривает его чудовищная по величине голова.

Я пытаюсь себя успокоить: это просто атмосферное явление, перепад температур, влажность, осень… Но, нет. Это не осень, не температура и не влажность. Это вторжение. Темной опасной силы.

Кто-то хрустит палой листвой у калитки. Грубо трясет и ломает кустарник. Пробует задвижку на прочность.

Меня обдает ледяной волной. Ни сторожа, ни собаки, ни топора под рукой. А недавно в соседнем дачном поселке грабители убили двух стариков, мужа и жену.

Звуки за окном стихают. Кто-то сдерживает дыхание, выжидает, осматривается … Творит зловещую тишину.

Но, боже мой! Шаги! Напольный радиатор громко и резко щелкает, усиливает и без того неукротимую внутреннюю дрожь. Мороз бежит по коже. Приподнявшись на локтях над подушкой, я прислушиваюсь. И вдруг вскакиваю и несусь, что есть мочи, к входной двери. Схватившись за ключ, торчащий в замке, одеревенелыми от страха пальцами с трудом дважды поворачиваю его и, ощущая невероятную слабость в ногах, прислоняюсь к стене.

За дверью ни гугу. Восстановив дыхание, я на цыпочках возвращаюсь в комнату, и не отшторивая тюль, вглядываюсь в пространство за окном.

Туман приобретает сероватый оттенок, словно это все-таки дым, а не туман. Кусты, растущие рядом с калиткой, не шевелятся, но странно топорщатся, будто скрывают плотную неподвижную фигуру, наблюдающую за мной.

Зачем я поехала одна в ту пору, когда все благоразумные дачники укрывают навесные замки непромокаемым целлофаном и катятся в обратную сторону, к цивилизации, к сигнализации, к свету?

«Эй, кто там»? – мысленно кричу я.

Лучше не знать, кто там, совсем не знать… никогда не знать.

Предприимчивая дамочка, моя соседка по лестничной клетке в городской квартире, сдает трехкомнатную квартиру трем жильцам, каждому по комнате. Жуткому старому алкоголику, то ли бывшему мужу, то ли близкому родственнику, с которым, не приведи Господь, встретиться в лифте; странному одинокому типу в спортивных трусах с велосипедом, лыжами и белой крысой; и танцовщице кордебалета.

Маленькая, изящная, гибкая, как молодая кошка и такая же цепкая новоявленная провинциалочка, рожденная, как ей мнится, для того, чтобы стать примой столичного мюзик-холла. Вместе с ней в комнате живет ее пятилетняя дочь – славная умненькая девчушка. Мать еще не пристроила ее в детский сад, и она сидит дома одна, и днем, и по вечерам. В квартире с двумя неадекватными существами, от которых можно ждать, что угодно. Иногда, поднимая голову, я вижу ее у окна. Прислонившись лбом к стеклу, она смотрит на проходящих мимо человечков и на детскую площадку с качелями. Она сидит в комнате одна, надеюсь, взаперти, и безропотно дожидается, когда ее мама кончит танцевать.

Не знаю, почему и что мне навеяло мысль о девочке. Когда мы встречаемся с ней на пороге, она первая улыбается мне, искреннее и бескорыстно, здоровается и спрашивает, как дела… Мой друг – бездомный кот тоже умный зверюга. Он застенчиво входит в комнату, прижимаясь к стенке, деликатно мурлычет, когда чешешь его за ушком, и вообще, ведет себя самым интеллигентным образом, даже тогда, когда стучит утром в окно.


И снова кустарник возле калитки ходит ходуном. Может, какой беспризорный пес пристраивается в кустах на зимовку? Не могу же я вот так, целое утро простоять у окна, перемежая панику со случайными воспоминаниями? Я беру кухонный нож и иду навстречу судьбе.

Влажный воздух проникает в легкие. Я приближаюсь к калитке и хватаюсь рукой за задвижку.

Сию же секунду все приходит в движение за тонким металлом забора. Над моей головой из-за калитки вдруг выпрыгивает человеческая пасть:

; Давай, сука, открывай, буду грабить тебя, насиловать.

Отпрянув, я с ужасом смотрю туда, где не хватает передних зубов. Худой, с заросшими впалыми щеками, абсолютно лысый старик буравит меня тусклыми светлыми глазами, из мути которых проступает окаянная лютая ненависть. 

; Открывай, сука! – кричит он хрипло и то ли хохочет, то ли кашляет мне в лицо.

А за его затылком сияют золотые листья березы. Но воздух изменяется, в нем разливается скверна. Разливается, и через гнусный рот просачивается слизь другого мира. Враждебного мира, посягающего на мою жизнь, на мой покой, лишающего сил, опоры, твердости.  Если я сейчас позову на помощь, громко, отчаянно, истошно, успеет ли кто-нибудь меня спасти? Услышит ли кто-нибудь меня? Отзовется ли?

Я делаю вдох и не успеваю выдохнуть. За моей спиной усиливается ветер, пропуская вперед летящего на всех парах бездомного котяру.

Кот взмывает и вцепляется когтями в небритое лицо незнакомца. Тот вопит и спрыгивает с калитки. Я понимаю, что он бежит, хрипло тяжело дыша, а кот гонит его по сырой дороге все дальше и дальше.

Я возвращаюсь в дом, ставлю нож к другим ножам и обессилено сажусь на диван. Проходит минута, другая, сердце по-прежнему бешено колотится и стучится в левом виске. На мягких лапах в комнату взбредает кот. Он ложится на свою подстилку и принимается чистить уши – обычный каждодневный ритуал. Словно ничего и не случилось, а лишь привиделось, приснилось туманным утром.

Я запиваю водой успокоительное и беру под язык валидол. Стоит ли выгонять кота вечером на улицу или оставить его в доме подле себя? Стоит ли взять из сарая топор? 

Жизнь на земле – интересная штука. Один день не похож на другой. Живи хоть век, а двух одинаковых дней не будет.

Вот такой калейдоскоп.