10. Последняя победа Ватикана

10. ПОСЛЕДНЯЯ ПОБЕДА ВАТИКАНА. А теперь отвлечемся на время от забот политико-экономического свойства и перенесемся в сферу идейно-духовную, для Руси не менее, а может даже, и более важную.

Итак, в 1431 году Русь осталась без митрополита. Воспользовавшись тем, что после смерти Фотия его осиротевшая кафедра довольно долго пустовала, епископ смоленский Герасим, по собственной ли воле или по воле литовского князя Свидригайло, под властью которого находился тогда Смоленск, осенью 1433 года отправился в Константинополь выпрашивать себе сан митрополита. Через год он вернулся с берегов Босфора и привез с собой грамоты, в которых говорилось, что утверждение его в качестве митрополита прошло благополучно, но поставлен Герасим не для одной только Литвы, а на всю Русскую Землю, включая и Москву. Впрочем, такой поворот дел Свидригайлу устраивал еще больше. Не решаясь ехать в Москву, пока там продолжалась борьба за власть, митрополит Герасим остался в Смоленске, где вместе с литовским правителем, начал готовить свое участие в начинавшемся тогда процессе установления союза между Римской и Византийской Церквями. Свидригайло потом с особенною похвалою отзывался о своем митрополите, расхваливая его перед папой Евгением IV и подчеркивая его усердие в намечавшемся богоугодном деле. Однако продолжалась эта идиллия недолго. Через какое-то время Свидригайло разгневался на митрополита Герасима, заподозрив его в тайной и враждебной ему переписке с другим литовским князем, Сигизмундом, велел заковать первосвященника в тяжкие оковы и сослал его в Витебск. Там же, в Витебске, 26 июля 1435 года Герасима сожгли заживо. Считается, что именно этот дикий по своей бесчеловечности и неоправданной жестокости поступок и подвел черту под недолгим правлением Свидригайло в Литве. От него отвернулось все православное население княжества, тем более что его соперник Сигизмунд еще в 1432 году особым указом уравнял в правах всех своих вассалов, и православных, и католиков, желая тем самым переманить на свою сторону как можно больше русских князей и бояр.

После гибели Герасима, которого в Суздальской Земле никто толком и разглядеть то не успел, на Руси с новой остротой встал вопрос: кому быть митрополитом? На этот раз Москва решила не уклоняться от столь важного для нее действа, как процедура избрания русского первосвященника, и решением совета высших церковных иерархов, собранного в столице по распоряжению Василия II, в Константинополь на поставление отправился рязанский епископ Иона. У Москвы были все основания надеяться на успех. В конце концов, к этому времени она оставалась единственным надежным источником средств для дырявой имперской казны.

Вообще-то, странное это было время, непонятное! А с другой стороны, стоит ли удивляться? Время было переломное, потому и странное. Москва уже не боялась потерять власть над Северной Русью, ибо никто не в силах был у нее эту власть отобрать, но продолжала обращаться за ярлыками в Золотую Орду, которой уже почти и на свете-то не было. Церковь Русская давно уже была самым большим островом православия в море католицизма, превзойдя и по числу прихожан, и по материальному богатству любые другие Церкви, включая и Византийскую, но она по-прежнему считала себя покорною дочерью Константинопольского патриарха, исправно насыщая византийскую казну русским серебром. В константинопольском же императоре русские продолжали видеть чуть ли не земное божество, верховного блюстителя общественной правды, этакое живое воплощение Георгия Победоносца, что силой оружия хранит главный очаг православной веры. Но, как мы уже сказали, время было переломное. Многое должно было измениться, многое должно было сломаться, многое требовало серьезного переосмысления.

Из Константинополя Иона вернулся ни с чем. Он был православным русским до мозга костей, а Империи сейчас требовалось нечто другое - «свой» человек на Руси, и не столько первосвященник, сколько политик.  Именно такой человек и прибыл в Москву в 1437 году вместо Ионы - то был новый митрополит, грек Исидор. С выбором патриарха русским пришлось смириться. Почему? Потому что, как уже было сказано выше, такова была традиция. Для Русской Православной Церкви вселенский патриарх всегда был прав. 

Первые сомнения в правильности патриаршего выбора стали возникать после того, как Исидор засобирался вдруг во Флоренцию на Вселенский Собор, куда приглашались государи и первосвященники всех без исключения христианских государств. Сам Василий II в Италию, разумеется, не поехал, но Исидора отпустил, хотя искренне не понимал, зачем вообще митрополиту ехать на это сборище католиков.

О созыве Флорентийского Собора с римским папой договорились византийский император и константинопольский патриарх, у которых уже просто не было иного выхода. Для них это был последний шанс получить помощь от единоверной Европы в их непрекращающейся войне с непобедимыми османами. Ради этого они соглашались на объединение Восточной и Западной Церквей, соглашались изменить на католический лад ряд канонов в своем учении, соглашались признать верховенство римского папы, соглашались на все. Папе же на гибнущего единоверца было глубоко наплевать. Куда больше его интересовали громадные владения православных государей на востоке Европы и миллионы тамошних прихожан, привыкших в вопросах веры подчиняться рекомендациям из Константинополя: вот сейчас вселенский патриарх прикажет этим русским еретикам почитать папу выше себя, и потускневшая было звезда Ватикана вновь гордо воссияет над Европой - над всей Европой, а не только над ее западной половиной. Голая политика и никакого Бога!

Флорентийский Собор – последний крупный успех Ватикана в его наступлении на Восток. Католическая Церковь пребывала тогда в глубочайшем кризисе. Она еще пыталась решить свои проблемы при помощи костров инквизиции, но реальной власти над европейскими государями уже не имела. Никто из них не ездил больше в Каноссу, не посыпал себе голову пеплом, не пытался вымолить у папы прощение. А потому Ватикану приходилось спешить. Ему требовались новые миллионы покорных его власти «рабов божьих» и, что важнее всего, неиссякаемая река русского серебра, которая, не прерываясь, текла в византийские закрома. 

Унию папистам удалось подписать в 1439 году. При этом пришлось преодолевать отчаянное сопротивление части православного греческого духовенства. «Уговаривали» батюшек при помощи угроз и прямого насилия, иногда, правда, хватало и банального подкупа.

А вот московского митрополита Исидора ни уговаривать, ни подкупать не пришлось. На том Соборе он выступил, как истовый сторонник униатства. Грек, не проживший на Руси и года, действуя «от имени и по поручению» всех без исключения русских, одним росчерком пера подчинил Русскую Церковь Ватикану. Почему? Потому что этого требовали интересы Империи.  Просто и сердито. Голая политика и никакого Бога!

Из Италии Исидор проследовал в Киев, где его встречали, как единственного митрополита всех русских земель, ибо он был сторонником папы, а для Литвы это могло означать только одно: Исидор – «реальный пацан». Весной 1440 года митрополит вернулся, наконец, в Москву, вручив Василию II грамоту от понтифика.  На первой же службе в одном из московских храмов митрополит вознес имя папы раньше имени патриарха, продемонстрировал толпе прихожан католический крест и громко зачитал решения Флорентийского Собора столь несогласные с православным учением, что все поначалу просто растерялись. У кого-то даже родилась мысль: «Уж не подвинулся ли рассудком наш батюшка, пока путешествовал по Европам?» Потом толпа начала волноваться и роптать. Одно неверно сказанное слово, и Исидора легко могли порвать прямо в храме. Положение спас великий князь Василий, вступивший с митрополитом в перепалку и объявивший его «лжепастырем» и еретиком. Исидора вывели из храма и посадили под замок, а флорентийскую соборную грамоту отправили на рассмотрение высших церковных иерархов. Собравшись на экстренный совет, епископы русские осудили митрополита за самоуправство, с коим он пытался решить участь всей Русской Церкви, и категорически отказались присоединиться к союзу Западной и Восточной Церквей. Самого Исидора, дабы не портить отношения с Римом, потом отпустили на все четыре стороны. Он ушел в Тверь, несколько дней посидел под замком и там, был отпущен и после скитаний по восточной Европе добрался, наконец, до Рима, где к нему отнеслись с куда большим уважением и почтением.

Говорят, что в Риме карьера Исидора удалась. Что тут скажешь? Голая корысть и никакого Бога!

Флорентийскую Унию Василий II, на Русь не пропустил, и если у каждого из нас действительно есть в этом мире какое-то свое особое предназначение – знать бы только какое - то великий князь Василий II, подводя итог своей жизни, мог смело заявить: «Я не успел сделать то и не смог сделать это, но я не дал погибнуть Православию на Руси, а значит, я жил не зря». В свое время Русская Церковь в лице таких своих подвижников, как Святитель Алексий и Преподобный Сергий Радонежский, протянула руку помощи возрождающемуся из пепла государству, и вот теперь государству пришла пора возвращать долги и идти на помощь своей Церкви.

Одним махом «замостить» расширяющуюся идейную пропасть между ними и нами, причем опять исключительно с нашей стороны, Западу вновь не удалось. Наше естественное желание жить своей головой и ни от кого не зависеть ни в политике, ни, уж тем более, в духовности ни Ватикан, ни Запад нам не прощали, не прощают и не простят никогда. Да, на Флорентийском соборе они протянули нам руку «дружбы», предложив Руси перекинуть мост через идеологическую пропасть, но сами не захотели и пальцем пошевелить, чтобы попытаться сузить эту пропасть со своей стороны. Уже тогда нам милостиво позволяли стать такими же, как они, но при этом предлагали выбор: либо Бог, либо папа, потому что для них папа и был - Бог! В последний момент Русь из «нежных» объятий своего извечного врага вывернулась.

Для Константинополя же уния с католическим Западом означала лишь одно: русских денег он не увидит больше никогда, а значит, и солдат ему будет не на что нанимать. Никаких дивидендов союз с Ватиканом ему не принес. Запад, как и раньше, продолжал с тупым равнодушием наблюдать за тем, как мусульмане прессуют его восточных единоверцев. Ни финансовой помощи, ни, уж тем более, войск Империя так ни от кого и не получила. «Помощь» Запада ограничилась лишь пограничными боями польско-венгерской армии с османами на Дунайском рубеже, да бесславно проигранным сражением у стен Варны в 1444 году. При этом венгерские и польские «крестоносцы» пытались решить свои собственные задачи, снятие османской осады с Константинополя в их планы не входило. Ни французы, ни англичане, ни, даже, немцы участия в этих боях не принимали. А истовые католики – генуэзцы, дак те и вовсе обеспечили бесперебойное снабжение османской армии всем необходимым, включая и переброску на своих кораблях турецких войск, отправлявшихся к театру военных действий.

Русь же после Флорентийской Унии просто умыла руки. Если прежде Константинополь для русских был как бы вторым Римом, то теперь во взглядах русского общества произошла значительная перемена. Авторитет греческой церкви упал ниже некуда. Обаяние Византии как хранительницы заветов Православия исчезло, а вместе с ним исчезло и всякое желание иметь с Империей дело. Именно поэтому в 1441 году Собором русских иерархов рязанский епископ Иона был провозглашен митрополитом всея Руси. Мнение вселенского патриарха больше никого не волновало. Государство Московское было уже достаточно сильно для того, чтобы ни от кого не зависеть ни в политике, ни в вопросах веры. Но самое важное это то, что к переменам было готово и само русское общество, которое всегда крайне болезненно воспринимало любые новшества в общественной жизни, особенно в вопросах веры.