Томар. Апельсиновые корки. Фантазии о Португалии

Это был один из тех дней, в которые прямо с утра я начал питать слабость. Свою, конечно, слабость, на чужие слабости у меня не стоит. Она, как я понял к обеду, разделилась на две части, обе заползли глубоко, осели в животе и в висках. Игра была – слабее и выше.
Одна червоточина голосовала за то, чтобы лежать весь день на продавленном диване у огня и читать обильно иллюстрированную эстампами  Мигела Антониу ду Амарала историю тамплиеров в Португалии. Местный портвейн уже вызывал у меня зуд в носу, как после того, как блеванешь от переизбытка патоки в торте или майонеза в оливье. Зато под рукой вискарик «сделанный на малой арнаутской улице». Можно было лежать в уютных подушках прихлебывая разбавленное пойло, покусывая вяленое мясо фламинго – самодельный продукт моего хозяина – Хосе Киркегоруша. Он был родом из Монсанту, а это согласитесь, многое объясняло. Цвет у мяса был розовый, а вкус сладковатый, но лишних вопросов о происхождении «фламинго» я задавать не стал. Лежать полупьяным и листать фолиант – простая и понятная благость для человека с моим опытом ничегонеделанья.

Вторая, довольно ржавая уже пружина, пыталась распрямить мои усталые ноги и распрямить шею чтобы опять попытаться добраться до замка в Томаре. Дело в том, что я уже три раза пытался попасть в этот обширный замок и каждый раз что-то «случалось в атмосфере» как у Венечки с попаданием в Кремль: – один раз ворота музея закрылись прямо перед моим носом, в другой раз я отвлекся на прелести явно переоцененной местной кухни и портвейн с водкой. В третий раз помешала погода. Я давно уже решил посвятить этому монастырю-замку целый день и ночь. К замку примыкал обширный сад с кладбищем, вход в который посетителям музея был запрещен. Но ночью, я уверен,  можно было бы совершить слегка освежающую нервы прогулку среди зарослей и древних могил. Погулять среди останков мертвых тамплиеров и предателей из ордена Христа, отдавших жизни борьбе с войсками Якуба аль-Мансура (арабы все равно в конце концов в 21-м веке победили) - это ли не прелесть.
Пока я раздумывал, бутыль опустела, от розового «фламингового мяса» остались лишь нежующиеся части связок. Надо было идти за пополнением запасов, а значит одеться и умыться все равно пришлось бы. Таким образом я решил ехать в замок еще раз. И опять опоздал.

«Закат уже окрасил древние стены», «что за банальная строка», но так и было. Слишком плавная для своих лет служительница музея, запиравшая дверь музея уже во второй раз на моих глазах на мою мольбу впустить, могла бы сказать – «ничего, приходите завтра», но она была гордой португальской женщиной и сказала: «когда вам надоест шляться здесь, идите к черту».
Как выяснилось чуть позже, кто то во мне воспринял ее слова как инструкцию к действию. захватив фляжку я отправился искать место, где бы я мог спокойно перелезть через забор сада. Надо признать, что я люблю лезть туда, куда нельзя. Прям мое это.
Кладбище показалось мне слишком уж ухоженным, там и тут видны были следы свежей копки, кусты были пострижены и окучены. Хорошо хоть цветов на могилах не было. Тут надо признаться, что я изрядный гурман и эстет. Иначе непонятно будет зачем я углубился в темную часть сада. Дело в том, сад был полон апельсиновых деревьев, и я решил, что для закуски непременно надо найти знаменитый в Томаре сорт апельсинов с кислинкой «mais azeda». Моя охота на кислый апельсин была простой по технике: увидев красивое дерево я подходил, долбил в ствол своим пьяным лбом, и когда апельсины падали на землю – я раздирал руками и пробовал один из них. Наклоняться и собирать плоды мне мешал большой пистолет, который я машинально прихватил с собой из машины и засунул за пояс. Пальцы стали липкими, но остановиться я уже не мог. Может быть, это был эффект оскомины, но мне казалось, что чем дальше я углублялся в сад, тем кислее были апельсины.

«Бог в помощь» услышал я практически над ухом, когда наклонился в очередной раз. Страшное, старое, изрытое шрамами и оспинами лицо показалось в свете фонарика. Над лицом чернел горб.
«Ты, слышь, мне тут работы не прибавляй, ссучара потная» - проскрежетал горбун.
Кирпичей я не отложил, но некоторое время ощущал дрожь в вытянутой в направлении горбатого дедушки руки с пистолетом.
«сторож чтоле? я тут закуску ищу» - спросил я как бы несерьезно, чтобы перебить настроение. Меня слегка покачивало от выпитого и усталости от сбора апельсинов.
«пукалку убери и выворачивай карманы» - в мой нос уперся почти накрыл его ствол старинного мушкета или фузеи – определить не смог. Пахнуло порохом – оружием недавно пользовались.
«сдаюсь» - в карманах у меня оказались: пакетик с табаком, почти не початая фляга вискообразного напитка, карта Томара и записка от местной вдовы, с приглашением «на пироги», мать ее в душу.
«не густо, но хотя бы бухнем. рожа твоя мне не по вкусу, ну да ладно, шагай за мной» - горбун нырнул в кусты, за которыми была тропинка, ведущая как выяснилось к сараю с садовым инвентарем.

По сей день я благодарю остатки своей совести, что заставила меня поднять ленивую жопу свою и отправиться в это ночное приключение. Все что, вы прочтете далее – рассказ горбуна Malvado Arrogante о жизни и судьбе. Причем в его случае, судьбы ему выдалось поболее, чем жизни. Судите сами.

«Умирать мне скоро. Устал от этой маяты. Ты я вижу, разбираешься в апельсинах и по женской части не дурак. Тут такая маза: могу порекомендовать тебя на мое место – садовника, стало быть, при замке. Место козырное – жалованье от прихода, бесплатная еда, а иногда удается застукать сладкую парочку на кладбище – тут и оттянуться можно по-всякому, если стоит у тебя на такое. Ни и это не главное. Сокровище тут спрятано, рыцарских времен. От пра-прапрадеда осталось. Да только не нашел я его, как и все поколения садовников Арроганте.
Зачинатель рода нашего – Корринга, служил еще при кроле Мануэле. Тот который и превратил замок в прибыльный долгострой. Была у него жена, не жена – наложница – хрен их этих тамплиеров поймешь. И повадилась она в саду предаваться утехам с начальником замковой стражи. Выбежит ночью – он на обходе. Засадит ей в кустах ко взаимному удовольствую и дальше стражу проверять. А жена-****унья обратно в постель. Прадед, стало быть, застукал их. Жил то он в соседней деревне, да, наверное, забухал. прилег он пьяным ночью в саду. От шума какого-то проснулся, пошел проверить, да и увидел парочку эту сладкую – но сразу кипеш поднимать не стал. По семейному преданию – был любитель посмотреть на порево, да подрочить. Вуаерист, мать его душу. В семье сохранились записки прапрадеда об этой женской особи. Какой крутобедристой и жопастой она была, да какие кудри у нее были. Видать неравнодушен прадед был к ней.
Так вот, один раз, когда он из кустов подсматривал, довелось ему услышать, как голубки заговор против короля обсуждали. Дескать вольем цикуты в ухо пока он в саду спит, а начальника стражи жена, вдова то бишь, устроит новым королем. Так и порешили. Бабок видать обоим захотелось. Мануэль ль то это, поднакопил сокровищ – откаты видать от подрядчиков при строительстве замка. Так-то тамплиеры служаками – бессребрениками были. Мануэль тоже серебро не любил, все больше золото.
Дед мой рассказывал дальше так: стал Корринга думать – сдать ли любовников королю, или от женушки выкуп за молчание потребовать. И решил: по любому, возьму денег с обоих. Сначала женушку шантажировал, забрал все фамильные драгоценности ее. Потом к королю пошел, предупредил. Ну король, понятно, жену задушил в ту же ночь, а начальника стражи на воротах велел повесить с табличкой «он воровал апельсины». Отвалил за службу золотишка Корринге. Слухи тут пошли, что садовник к интриге причастен, стали косо на него смотреть в замке. то ли стражник перед смертью проболтался, толи король. Боялся он, что и король опомнится и велит его на пики посадить. Только из страха потерять золото, старик зарыл сокровища на кладбище, потом выкопал, зарыл в саду. Так несколько раз, паранойя видать овладела, или жинжиньи перепил. С перепугу забыл он куда сокровища в последний раз зарыл. Такие дела.
Ну что делать – договорился он с королем, что место садовника только по наследству к его отпрыскам по мужской линии может переходить… так и копаемся здесь, уже который век. Хорошо видать зарыл. Могилы все по нескольку раз переворошили. Надо сказать – что-то по мелочи из гробов то достали. Вот мушкет этот, например, я из него кротов стреляю для потехи. Сад сколько раз обновляли под предлогом увеличения урожайности кислых апельсинов. Все без толку.
Ну вот. Сына мне бог не дал. А сам помирать собрался. Нет уже сил. Возьмешь место? Дарю на хер.»
«Так проходит жизнь человеческая в тщетной погоне за призрачным богатством» – думал я возвращаясь на рассвете в свою квартиру.
Весь следующий день провел я в постели в привычной борьбе с похмельем. К вечеру голова прояснилась и я взялся за книгу. Один ее эстампов привлек меня. На ней был изображен король Мануэль, с уродливым, страшным лицом, собирающийся на конную охоту. Красивая служанка подает королю, сидящему в седле кубок. На спине короля красовался горб.
 
Следующую главу я прочел одним махом. Было в ней собрание слухов и скабрезностей того времени. Якобы Мануэль был большим любителем позабавится со своим служанками, но беда была в том, что все дети мужского пола, прижитые от короля были как один горбунами на лицо ужасными. Отсюда и пошло выражение «горбун отверженный с печатью на челе». Да, вы правильно догадались, Квазимодо тоже был отпрыском Мануэля.
Каков шутник был этот Корринга Арроганте. Жена его служила в замке. Своих детей у него не было. А королевского приблудного горбунка он пристроил на свое место в замке садовником, всучив ему легенду про зарытые сокровища. Зато, какие сочные в этом саду апельсины, да и корки годные для изготовления цукатов.
Буду в Томаре, залезу в сад еще раз.