Блуждающий Пси-Ефим

Конни включил имитацию города и встал на «бесконечную дорожку», нацепив растоптанные кроссовки, лишившиеся шнурков еще в ту эпоху, когда люди размышляли над колесом.

Белое вокруг него сменилось цветным туманом, из которого начала вылепливаться картинка. МАТЬ сама выбирала местность, руководствуясь недоступными человеку цепями связей.

Он стоял на тротуаре на Элдлон-стрит в старой части Портсмута у кирпичного многоквартирного дома с лужайкой за чугунной изгородью. Затем, сделав несколько десятков шагов, оказался у старинного паба на пересечении с Кинг-стрит, в начале пешеходного тупика с тонкостволыми деревьями и зелеными мусорными контейнерами вдоль улицы.

С противоположной стороны, вместо продолжения Кинг-стрит, МАТЬ подшила свинцовой лентой канал Рингваарт с домиками-сотами и большой неуклюжей баржей, на которой стоял жираф, меланхолично глядевший в окна верхних этажей. Жираф наклонил голову и по-хулигански подмигнул, словно предлагая хорошенько прошвырнуться по барам старого Амстердама.

Конни пожал плечами и пошел в сторону канала. Разве может человек отказать жирафу?

– Николай Авдеевич, – разнеслось в пейзаже ровным контральто, и тот медленно, бережно для психики человека, вновь стал белой цилиндрической комнатой с роликовым кругом и форсунками климатики.

– Зафиксирована нетипичная активность на восьмидесятой параллели. Долгота восемьдесят семь, уровень поверхности льдов. Объект находится в статике. Выявлен по тепловому спектру. Координаты и размер уточняются.

Николай Авдеевич Сухоног, он же Конни для своих, он же Киб-Авдей, начальник полярной станции «Три Ромашки», истребовал у МАТЕРИ кресло и устало в нем расположился, глядя на висящую в воздухе инфографику.

– Мама, наведи резкость.

Два спутника подлетали к подозрительному сектору. Сложная, уму непостижимая оптика, подправленная ИИ, наводилась на бардовое пятнышко в белой пелене вечных льдов. Конни уже знал, что увидит.

– Стоило такой суеты…

– Объект идентифицирован, – торжественно объявила МАТЬ.

– Киоск, надо полагать? – усмехнулся Конни.

– Совершенно верно. Блуждающий Пси-Ефим.

– Почем у него «сникерсы»?

Спутники предельно напрягли оптику, чтобы прочитать ценники в витрине.

– Двести шестьдесят.

– Спекулянт!

***

Пси-Ефим помахал рукой пролетающему спутнику, который, конечно, не мог видеть сквозь метель с такого расстояния, к тому же продолжая что-то вычитывать на клочке газеты «Вечерняя Москва» от 6 августа 1993 года:

      РБПБР.
      1000% годовых. Это реальность! Выгодно и надежно!
      Наш адрес прежний: Москва-центр, Ильинка 13.

Дальше шли телефоны.

– Хм… Все такое вечно тяготеет одно к другому, – философски заключил Пси-Ефим. – Впрочем, где же еще быть надувалову, если не на Ильинке?

Пси-Ефим, глядя в объявление, натюкал телефон РБПБР в громоздкой мобильной трубке, заряжавшейся от перекуроченного штепселя под прилавком. После нескольких гудков женский голос ответил заученной длинной фразой, перебить которую было невозможно.

– Я по объявлению, собственно, звоню, – занудно с деревенской ленцой сказал в трубку Пси-Ефим, сверяясь по экранчику с номером газеты: все верно, он звонил в памятный 1993-й. – Вы там, значит, обещали процент… Ну, мол, это – дело верное или как?

– Выгодно и надежно! – крикнула со своей стороны девица.

– Во! Я тут и смекнул.

После нескольких минут разговора, млеющая от удачи девица записала данные нового клиента, нувориша от поставок продовольствия, знать не знавшего, что делать с вырученным за снедь баблом. Когда Пси-Ефим перешел от валютных цифр к более привычному счету в инкассаторских мешках, ее голос стал медовым и возбужденным.

Пристроив таким образом тонну резаной бумаги вековой давности, Пси-Ефим сделал еще звонок, на сей раз в конец девяностых, и сказал поверенному, что делать. За одно пару подробностей на счет той девицы, ставшей за пять лет сочной и стервозной матроной. В этом плане поверенный и она идеально подходили друг другу. Он искренне желал им счастливой жизни.

***

– Е…м! …м! Го… станция …ки! Киб-Авдей! Как слышишь?! Прием! Прием!

МАТЬ подобрала частоту и прокси. Связь стабилизировалась.

Пси-Ефим подумал, почесав нос, прежде чем ответить в коробку рации, трещавшей из-под кипы газет – российских, азиатских и на испанском.

– Ефим?! Это Киб-Авдей, станция Ромашки! Прием! Как слышишь?!

– Слышу хорошо, Три Ромашки. Полчаса. Погрузка. Добро?

– Двадцать две, отсчет пошел. Ефим?

– Полчаса, отсчет через три минуты. Полкоробки «сникерсов», полторашка «абсолюта», чистая поставка, Котка, с пломбой. Прием?

– Ефим, не пойдет, сам знаешь. Двадцать шесть, не больше, отсчет пошел.

– Принял! Бонус отменяется, не собес…

– И кротовую нору за собой закрой, не как в прошлый раз! – шарахнула из-под кипы рация.

– Без сопливых знаю… Авдей?

– Папа мой – Авдей! – огрызнулся Конни. – Чего тебе?

– Как там, на цепи? Скукота?

В голосе Ефима была насмешка. Что за неприятный тип, подумал Конни. Челнок челноком, а туда же, через губу…

– В гости заходи, расскажу.

– Не серчай, Авдейкин сын, не взыщи – видел я тебя через десять лет, мрачная картина, скажу тебе. Ладно, дел до маковки… Если что, со скидочкой тебе весенний ассортимент, заходи, не брезгуй! Мама, Три Ромашки, отбой!

Рация заткнулась. Кто-то в нетерпении пинал дверь киоска. Слышалась неясная ругань.

– Минус пятьдесят, йошкин кот!

В киоск ввалился мужик в комбинезоне с клетчатым баулом в каждой руке. Из-под капюшона валил пар как от банной шайки.

– Принимай товар!