Жизнь советская Часть 36

Жизнь Советская

Часть 36.           1987 г.

6 января 1987 г.
Бернарда Шоу, прежде чем он пробился, отвергли 80 издательств Великобритании, США и Канады. Потом опубликовали всё, даже то, что он даже смотреть не хотел.

24 января 1987 г.
Когда любишь, когда человек тебе нужен, многое ему прощаешь. Когда человек не нужен, какая может быть дружба или любовь? Возникло расхождение, появилась уверенность, что без другого человека можно обойтись, или понимание, что обойтись придется – вот и развод, вот и дружбе конец. А дальше из чувства самоутверждения или протеста нет прощения, нет терпимого отношения, нет компромиссов. Постороннему скорее простишь.

29 января 1987 г.
Вся мировая литература построена так, чтобы читатель жалел героя. Если жалеешь, он становится тебе близким. Жаль князя Андрея, жаль Пьера Безухова, жаль Наташу и Соню. У Чехова жалко всех его положительных героев. Жалко Отелло, Гамлета, Лира.
Я пишу обыкновенных людей, которым можно подражать. Они у меня умеют устоять против ситуации, но раз умеют, их не жалко. Они жизнестойки, тогда чего их жалеть? А если не жалко, они и не запоминаются.
Даже Онегина и Печорина жалко!
Кусать, кусать надо героев, беспощадно и несправедливо. Тогда их жалеют, тогда они любы читателю.

Столкнулись два человека, даже ушиблись больно – ну и что? Один несправедливо толкнул другого. Бывает. Кого это тронет? А вот если мамочка раздала старшим наследство, а младшего хроменького обделила и выгнала, потому что поверила наветам любимчиков, а потом внезапно тяжело заболела, а старшим начхать на нее. Зачем она им теперь? Все, что им нужно, они от нее получили.

А хроменький на последние с трудом заработанные деньги, варит маме обед. Он спешит накормить ее, а по дороге два хулигана от нечего делать, от скуки выбивают из рук обед и избивают его, а он, превозмогая боль, собирает в кастрюльку кашку и ползет, спешит к маме, потому что она там страдает одинокая и голодная – вот это литература. А как еще проткнуть свинцовый панцирь читательской души.
Но я не хочу писать такую литературу!

Я пишу жизнь, а литература – не жизнь. Литературе нужна литература. Видимо, в этом главная моя ошибка.

16 февраля 1987 г.
Сегодня Виталий пристал ко мне – за что я его так ненавижу?
; Я материалист. Должна быть причина.
Причины он не видит, и не увидит, и не поймет.
Я стараюсь быть к нему равнодушным, стараюсь обходить острые углы, чтобы не ударяться о них, но презрение мое к нему проступает, а он недоумевает – почему.

Вероятно, я умею любить, но умею и ненавидеть. Ничего нет, кроме наших конфликтов по работе, но, когда я увидел, что он не тот человек, какой сложился в моем представлении, – упрямое дитё с претензией – не могу этого вынести. Это раздражает меня, и я срываюсь, не прощаю ему ни одной ошибки, все зло помню и при каждой возможности тыкаю его носом. Ему бы хотелось все прошлое сгладить, остро колючее забыть и представить себя в виде непонятой обиженной жертвы, а я ему такой возможности не даю. Слава относится к нему терпимее, а я нет. Много требуется времени, чтобы моя желчь затянулась ряской безразличия. Наверно, поэтому у меня печень болит.

Не могу простить ему паразитирования, творческой трусости и при этом высокомерие и аппетитное мнения о своей персоне. Увиливает от всего, что не может или что ниже его достоинства, и никакой нагрузки на свое плечо взять не хочет и не умеет.
Одно задание ему не по плечу, хотя в этом не хочет признаться и изощренно от этого увиливает, другое ниже достоинства, а в итоге нулевая отдача от его многолетней работы и недоумение окружающих.

13 апреля 1987 г.
Одни люди при опасности краснеют от ярости, другие бледнеют от страха. Но случается, у первых ярость растрачивается, и они цепенеют, а у других проходит оцепенение, и они начинают действовать.

23 апреля 1987 г.
Была недостройка, теперь перестройка. Самой стройки не было.

Сегодня меня сняли с доски почёта. Отвисел два срока.

7 мая 1987 г.
5-го мая Женя Скорин покончил с собой. Кошмар. До каникул восьмого класса не дотянул.
Только пришло тепло, распустились первые цветочки, а Женя уйдёт в могилу.
Это крах жизненной философии Виталия, но он же этого не поймёт.

И не понял.
Взяли приёмного сына – нашёл себе компаньона, а то, что у него гены могут быть подмочены алкоголем, ты подумал?
Играть с ним легче, чем развивать. Усталость не приходит – нагрузки нет.
Всё время легкой жизни для себя искал. Без нагрузки и напряжения. Доискался.
Опять у него полный крах.

29 мая 1987 г.
Вале дали почитать антисемитскую литературу. Разрешили приоткрыть рты – в первую очередь забурлил навоз под крылышком влиятельных покровителей, а бредовые идеи находят отзвук в душах жаждущих мещан.
Миша сдает сессию на тройки. Конечно, немного он не тянет, но в такой же степени не тянут и педагоги. Легко им было со мной – в зачетке пятерки, не страшно ставить хорошую оценку, а у Миши сильно влияет зачетка. Но вуз мне мало дал в понимании людей, а Миша познает глубины человеческой породы.

Настроение скверное. У Миши скромные успехи, он нервничает. Мама серьезно больна. У меня на носу пятидесятилетие, а никакой веры в то, что я пробьюсь в литературе, уже нет. Тает уверенность в себе, пропадает охота и писать, и думать.

6 июля 1987 г.
Не терплю петрушку ни на запах, ни на вкус. По мне её следует искоренить, но сколько людей лишится полезного им продукта?
Самая распространённая ошибка: не перевариваю – уничтожить.
Должно быть иначе: не нравится – не ешь, но не мешай есть другим.
Искусство должно быть понятно народу! Вот тебе раз. Здравствуйте.
Или ещё. Меньшинство подчиняется большинству. С какой стати?
Новая идея не может сразу овладеть большинством. Новая идея побеждает в борьбе, но при этом всегда останется разный уровень её понимания.

20 июля 1987 г.
Чуть-чуть разрешили говорить – сколько выплеснулось идей, только реализуй, но это требует свободы и отнимает власть у власти, а им это зачем?

Ионычи были всегда и во всех сферах, но сейчас их перебор, а укротителей нет.

29 июля 1987 г.
«Он старался, как мог, и я старался, как мог. Почему ему больше?»
Каждый хочет получать по результатам старания, а не по результату работ.
Старание-то у всех разной мощности.
Каждого нужно кормить, но не каждого награждать.

4 октября 1987 г.
Уже полтора месяца рукопись «Жизни» лежит в журнале «Октябрь».
Мучает вопрос – чем заняться? Тянет писать. Даже если отвергнут, не смогу не писать. Это занятие уже вошло в химию организма. Но что писать? Рассказы увлекают, пока придумываю сюжет. Как только кончается разработка и аналитика, когда я знаю, что к чему, я к ним охладеваю. В романе аналитика не кончается до последней точки. Но, если браться за «Разных людей», то с надеждой пробиться, а иначе зачем?

Всё за то, чтобы садиться за них. Есть возможность подумать, как вести своды, куда они выведут, подумать о прожитой жизни. Вернуться к тому, что было, и обобщить. Это в духе моего характера. Я так устроен и так фактически жил всегда. Но рассказ дает опыт, как навязать читателю свою волну, как заставить его войти в вынужденные колебания вплоть до резонанса.

Собираюсь в Ленинград. 9 октября Бэле 50 лет.
Валя вчера сама мне открытку выбирала, а сегодня застала – я стихи на открытке пишу. Я засмущался, а ей захотелось посмотреть, что я написал.
Подобное чувство повторится, если Бэла при мне станет читать – реакция будет ранимой и обостренной.

Так оно всё и случилось. У Бэлы слёзы, а я в полной растерянности.

27 октября 1987 г.
Каждый своей семьёй хорошо управлять не может, но каждый хочет, чтобы дядя хорошо управлял государством.

19 декабря 1987 г.
Каждый человек обязан заботиться о жилище, о пище, об одежде, о семье. Это является необходимой ближайшей целью, но этого мало. Жизнь человеческая никогда не будет прочной, если не будет прочна жизнь коллектива. Жизнь среди неудовлетворенных ею, среди обозленных чревата опасностями. Поэтому, заботясь о своем благе, никогда не надо забывать о благе всего общества. Нищета и злоба окружающих – плохая гарантия для счастливой жизни. Доброта порождается добротой и частичным самопожертвованием. Других способов нет.
 
В том, для кого человек старается, немало интересного. Иногда, казалось бы, он трудится для себя, но, в силу порядочности и человечности, оказывается – и для других. Иногда, казалось бы, старается для других, но из-за эгоизма, тщеславия и непорядочности получается лишь для себя.