Глава 21. Ontop

Phone выключить!
А то обзвонились насчет гражданской панихиды.
УВОЛЬТЕ, БЕЗ МЕНЯ!
Глядеть в глаза родителям у перевязанного черной лентой портрета в изголовье закрытого гроба с чужим девичьим телом?
Выслушивать прощальные речи посреди венков, развешанных по периметру Актового зала? Траурную музыку в записи духового оркестра Ритуального агентства?
НЕТ, НЕТ И НЕТ!!!

Раскаяние не облегчает душу, а разъедает сильней кислоты, потому что приходит с опозданием в вечность, оставляя после себя понимание: есть то, что нельзя искупить муками совести.
Когда возможно, раскаяние выражают извинениями, но от них горькая правда не перестает быть правдой.
Покаяние – неотделимая часть осознания собственной сути, но именно наша суть пишет жизнь, свою или чужую, как новеллу или роман, а покаяния в ней — лишь краткие эпизоды.
Угрызения совести не перепишут готовую книгу, а могут лишь бессмысленно желать вернуть время вспять.
Говорят, совесть пробуждает вину, вина требует раскаяния, раскаяние подразумевает действия, которые будут гарантировать, что человек уже никогда не совершит того, что прежде возмутило его совесть.
Что остается, если нет гарантий больше не совершать того, что возмутило совесть?

Вкус настоящего коньяка невозможно описать одной нотой, в нем должны читаться фруктовые ноты, немного запаха прелой листвы и мокрой кожи, чуть старых грибов или специй, оставляющих желание подержать напиток во рту подольше, прочувствовав изменение вкуса. В нем не должно быть ноток шоколада, ванили, резко дымного и мха, как в виски. 
А этот – дохлой мышью шибает. И клопами.
Откуда он у меня?
Не помню.
Давно.

Нажраться бы, до поросячьего визга!
Чтоб на четырех костях стоять!
И забыть личико среброволосой девочки с хамелеоньими глазами, заблудившейся в чужой дали.

Нет, не затерялась ты, родная, в лабиринтах Времени, перемолотая жерновами Истории!
Весточку послала, какая беда с тобой приключилась. Как, уж, сумела, привлекая наше внимание правдой или вымыслом. Ну, какой в Том Времени граф де Ла Фер? Там и мушкетеров тех не было.
А два тертых калача, два видавших виды стреляных волка, зубы съевших на расшифровке мутных сигналов Оттуда, все безобразно чухались, все дико канителились, все по-черному вожкались с разбирательством, окаянно валандаясь с дознаванием, будто еще туева хуча времени в запасе.
Катька Полонская, и та, посмышленей оказалась, продолжая во всю ивановскую бамкать в набат - не взирая на запреты, хулу и вотум недоверия.
Эх, гром не грянет – мужик не перекрестится!
Ты прости нас, дочка!
Кто знает, может, и впрямь, ты есть тот Анонимус?

Да кто ж там ломится-то, а?
Не отвечаю, значит, нет меня!

Начальство пожаловало!
Да иду я, иду!

Во, как!
С абсентом!
Пожмотился дареную Spirytus прихватить?

- Другого стакана нет, Николай Антонович.
- Можно из чашки. Я – не гордый.

Это ты-то?
Ну-ну!

Ничо так пошло.
По сравнению с моим клопомором.

Еще!

- Ну, за бог с нами и хрен с ними!
- А это с кем?
- Я отправил наказ насчет Дюма. Пусть выясняют. Обе. Все, что есть, и сверх того. Любую мелочь. На расходах могут не экономить.  Я тоже переживаю.

Ушам не верю!
Никак совесть проснулась?

- Пал Палыч, что-то да найдут. Что, поздно мертвого возбуждать? А мы-то на что? Глядишь, что и придумается.

Чтокает, как заведенный!
Абсент по шарам вдарил?
- Чем черт не шутит, может, где Островскую и саму найдем! Должны же когданить найти портал с «выходом» до восьмидесятого, должны! Ищем, исправно ищем! Со всем тщанием! Верю: найдем!

Еще квакни, чмо болотное: верую!

- Допустим, найдем. И такие: звиняйте, ошибочка с похоронами вышла? А если Там годы пройдут?
- Ну, в семью уже не вернешь. Неудобно выйдет.
- Неудобно? Она на такое не подписывалась!
- Островская давала согласие на перемещения. Остальное – рабочий момент. Найдем - все подробности узнаем. В отличии от двадцатого, предыдущий век – долгий, до Первой Мировой. Золотое для работы время.

Ангидрит твою валентность через медный купорос!
Найти, вызнать подробности и припахать на благо Института?
И это: «тоже переживаю»?

Раскаяние лицемера - само по себе лицемерие. Единственный грех, что не может быть отпущен.
Раскаяние – многосложно, но не способный к раскаянию - неисцелим.

Послать на три буквы?
Не поймет, за что.
Выгнать взашей?
А, пропади оно все пропадом!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.