Не комильфо - Так не должно. Часть II Глава XVI

XVI
          
           Как всегда, в без пяти десять нарисовался у двери Евгении Константиновны. Михаил любил пунктуальных людей и сам славился этой привычкой. Вот и сейчас дверь открылась сама по себе.
           – По тебе можно время сверять. Не человек, а ходячий хронометр. Здравствуй Миша. Очень рада видеть. Я, за твою вынужденную неучтивость, на тебя не в обиде. Ты молодец. Только вот остался с носом. – Евгения Константиновна подошла к нему и обняла, как своего непутёвого внука. – Пойдём на кухню. Надеюсь ты любишь творожники со сметаной?
           – Ваша внучка обеспокоена вопросом: и за что Вы меня так привечаете? Вот и я заинтересовался.
           – Не прибедняйся. Мы все у тебя в долгу. Особенно я. Какая радость видеть правнучку. Я встретилась со своим детством. В каких-то вопросах Леночка пошла ещё дальше. Мир меняют дети. Надо признаться – так много сил приходится вкладывать в их воспитание. Единственное, что убивает – в этом всём есть и печальная сторона: они уедут за тысячи километров и скоро. – Её взгляд потускнел.
           – А Вас Анна не приглашала с собой на побывку?
           – О чём Ты говоришь? Мишенька, я старое приведение. Только в мыслях я готова на всё что угодно. Меня давно пора извести или просто в утиль. Слишком много помню, убивать пора. Уже не тот возраст.
           – Глупости. Те самые годы для получения неожиданных радостей. Я поговорю с Леной и Аней. И провожу Вас лично до самолёта. А там Аннушка о Вас позаботится. Увидите другой мир. У меня к Вам другой вопрос. Что произошло с Леной?
           Евгения Константиновна убрала от гостя взгляд. Смена настроения не предвещала радушия в диалоге. Она застыла в неадекватном состоянии. По внешнему виду не определить полёт мыслей в голове.
           – Ответ не простой и не короткий, главное не перебивай. Ты знаешь, что такое рутина? До смерти Сталина каждый член Советского общества был под колпаком. Следом небольшая оттепель во времена Хрущёва, а с приходом Брежнева  народ стал словом нарицательным. От него ничто не зависело. Стала развиваться инертность масс. – Евгения Константиновна грузно опустилась на стул. – Диссиденты... – Продолжила она, – разъезжались... Кто по тюрьмам, кто в ближнее, кто в далёкое зарубежье. Наступила тишь – рутина, всеобщая деградация в достижении мечт. И вот ты стал возмутителем спокойствия. – Евгения Константиновна остановилась по каким-то причинам. Что-то, видимо, вспомнилось. – Не скажу, что это было неприятно. Появилась возможность вернуться в пору своей юности, замужества, “столбового” эгоизма. Мелких радостей от флирта... Что греха таить. До тридцать седьмого года было не только горе, но и многое, что приятно вспомнить. А с приходом второго Ильича, все окунулись в спячку. И вдруг появляешься ты, выродок сегодняшнего, молодого поколения, и с чистой душой хочешь помочь в очень  хорошем деле, когда тебя никто на него не уполномачивал. Не спрашивая, дотошно доводишь его до конца. – Она резко к нему обернулась.
           Михаил, показалось ей, задумался о чём-то своём.
           – Ты меня не...
           – Что Вы, уважаемая Евгения Константиновна, наоборот. Боюсь не усвоить хотя бы одного слово. Я себе уже не один раз высказал то же самое вашими словами.
           – Закончи мою мысль...
           – С превеликим удовольствием. Но, скажу честно, очень бы хотелось услышать откровение из ваших уст. А я потом лишь добавлю. Не всякий захочет залезть в мою душу сегодня и там утонуть.
           –  Хитрюга... – Евгения Константиновна преобразилась в Аннушку. А Михаил от этого сравнения покраснел. – Результат, – продолжила бабуля, – не заставил себя долго ждать. Во-первых... Нет, это будет в последних. – Она снова сосредоточилась лишь на выводах. – Во-первых, я лишилась сна, а мне в моём-то возрасте это просто  вредно. Между мной и Леной на несколько дней прервались доверительные отношения. Лена неделю выглядела мегерой, не позавидовала её сослуживцам. Хотя в эту неделю она круто поднялась по служебной лестнице. Треволнения с Аннушкой чуть не свели меня в могилу. Спасибо Алёнке – сладкая пилюля. Мои приватный разговор с Леной не прошёл даром. Это я уяснила из нескольких твоих реплик по телефону. Насколько я поняла Анну – она неимоверно счастлива, найдя нас, и в то же время на столько же несчастна, потеряв тебя. Кстати, ты с ней в одной подводе. Не знаю что сейчас творится между тобой и Леной, моё мнение, ты оторванный ломоть. Удивительна должна быть твоя ретроспектива. Ты оказался изгоем.
           На минуту в комнате воцарилась тишина.
           – Возразить Вам, дорогая Евгения Константиновна, нечего. – Михаил прервал паузу, найдя вводное предложение. – Вы правы. Важен результат. Вы нашли ещё одну внучку к своей великой радости. Только попробуйте сказать, что я не прав. О правнучке... Я и сам в неё влюблён. Лена без ума от своей сестры и племяшки. Вы получили большие дивиденды в отношениях с Леной и счастливы крутым изменениям в её поведении. А я изгой. Явление временное. – Евгения Константиновна снисходительно выслушала его умозаключение. – Должен заметить, из ваших последних высказываний о личных переживаниях, Аннушка и в любовных похождениях в чём-то на Вас похожа, если не в основном. Это возвышает, как её, так и Вас. Хотя, я и до этого был о Вас такого же мнения. И эта черта очень импонировала пониманию сущности вашей индивидуальности. Будьте уверены, поверьте.
           – Не дерзи.
           Евгения Константиновна снисходительно улыбнулась.
           – Случайно Леночка не ваша дочь? С ней надо держать ухо востро.
           – Не сходится по срокам. Она ваша правнучка и этим всё сказано. Венец отвергнутой науки генетики. Поразительное сходство через два поколения. Знаете, что она сказала в электричке, когда мы поехали к Аннушкиному дяде? Она посадила нас рядом, сама села напротив. Как взрослая, смерив нас оценивающим взглядом, выдала: – “Когда мы приедем домой, я скажу папе, что мама в Ленинграде нашла ещё одного Мишу, совсем как он! Вот папа обрадуется.”
           Евгения Константиновна залилась смехом.
           – Я тоже улыбнулся, а Анна была обескуражена. Очень боялась встречи с дядей из-за этого бесёнка.
           – Удивительная девочка. Я с ней имею большее удовольствие беседовать чем с тобой. С ней думать не надо, вернее... Ты прав. Надо. Надо думать наперёд, чтобы вдруг не опростоволоситься при беседе с другим человеком при ней. Как говорил мой Саша – она что-то с чем-то.
           – А мне с Вами беседовать одно удовольствие. У Вас есть что-то общее с Алёнкой.
           – Один-один.

           Анна проснулась от звонка телефона. Не сразу поняв где она находится после крепкого сна, вскочила к телефону, но в последний момент оторвала от него руку.
           – “Ненормальная, я же не дома. А если это Лена, да и вообще я не имею права отвечать на телефонный звонок в чужом доме.”
           Абсолютная тишина дома отвлекла от неприятных мыслей. Осмотревшись по сторонам, первый раз за время посещения Мишиной квартиры, обратила внимание не только на книжные полки. Поразила просто болезненное состояние порядка. Нигде ничего не валялось, будто это слово просто не существует.  Небольшая застеклённая стенка с радиоустановкой, ряд пластинок, фотографии родителей в простых рамках. На отдельной полке несколько альбомов музеев мира и портрет наверное бабушки. Всё просто, не загружено и не пылинки. До отторжения в строгом порядке.
           – “Что я знаю о его сегодняшней жизни, да и нём вообще? Педантичность выпячивает отовсюду. Никогда не представляла его таким.” – Анна себя тоже считала в чём-то через чур педантичной, но касалось это свойство характера в основном работы, особенно в период защиты диссертации.  – “Впрочем, почему наши характеры должны быть аналогичными? Из-за обоюдного влечения? Какая глупость.”
           Очнувшись, наконец, от размышлений, обратилась к себе самой, заходя в ванную.
           – “Как он меня назвал? Обольстительная хулиганка?” – Она подошла к зеркалу. – “А что? Сейчас ещё больше чем раньше, пока ты со мной.” 
           Запретный плод он всегда слаще, а жизнь, к сожалению, одна. Истерия в чувствах вспыхнула лишь потому, что всё должно скоро кончится. Анна  на своём отражении в зеркале поставила крест. – “А если б так сложились обстоятельства, что по непонятно каким причинам мы оказались вместе, одной семьёй? Чем бы это могло кончиться?” – Она включила душ. Долго не появлялась тёплая вода. Наконец забравшись в ванну, сильный поток воды вывел её из застигшей вдруг отрешённости, усугубив посетившую нервозность. 
           – “Эйфория первых месяцев не сможет стать рутиной жизни. С годами возникает необратимая тенденция охлаждения. Это только в книгах и то у писателей с больным воображением рука за руку всю жизнь. И то это не касается затухающих сексуальных отношений. Привычка возведённая в ранг взаимной необходимости и душевного спокойствия. – Она повернула к душу лицо. – А я? Что я? На тринадцать лет старше и ещё через тринадцать лет он вступит в опасный возраст. А мне будет уже ближе к пятидесяти пяти, я потеряю к этому времени эротическую составляющую сегодняшнего дня, а вокруг столько всего крутится. И все молодые, длинноногие.” – Анна выключила воду и, отодвинув клеёнчатую, прозрачную шторку душа, встретилась со своим отражением в зеркале... Обольстительная хулиганка стекла с лица, оставив в зеркальном отражении ненаписанную Гойей грустную картину “Маха выходящая из ванны”.
           Звонок в дверь прервал мысленные злоключения бедной Анны. Она наскоро накинув Мишин банный халат, неслышно, на цыпочках подошла к двери. В глазке  расстроенная Лена, позвонив ещё раз, вызвала лифт.
           Анна от неожиданности села на’ пол. Чувство стыда и чего-то непознанного в её жизни  ввели её в оцепенение.
           – Что я наделала? – Только сейчас она смогла оценить все последствия своего эгоизма. И Миша, И Лена предстали в её воображении чужими людьми, в жизнь которых она встряла, вошла, воткнулась, какая разница, если  причинила столько страданий. И кому? Оказывается самым, что ни на есть, близким людям.
           Она вернулась в ванную. Вытерла всё еще мокрые волосы. И лицо... От слёз.
           – Зачем я сюда приехала? Зачем родилась? Всю свою жизнь прожила словно не в своём теле. Получила удовольствие?
           – Сама хотела. – Отражение в зеркале было безучастно.
           – Сама хотела. – Повторила Анна, обессиленно держась за косяк двери, выходя из ванной. Она снова, как была в халате с тюрбаном на голове, легла на кровать укрывшись одеялом с головой.  В темноте стало легче, правда не хватало кислорода. Непонятное состояние человека в столь сложные переживания моменты желают только вдруг провалиться куда-то, откуда нет возврата. Это даже не сон. Куда глубже.
           Продолжалось такая ситуация недолго, минут двадцать. Резко скинув одеяло Анна, сама не понимая что делает, быстро оделась, привела в порядок волосы, накинула верхнюю одежду, ещё в последний раз окинув взглядом комнату, захлопнула за собой дверь. Лифт был занят. Она быстро стала спускаться по лестнице, словно убегая от самой себя, не зная даже в каком направлении.

           Морозный воздух и яркое солнце, привели её в чувство минут через десять, когда она просто устала от быстрой ходьбы.
          Видимо на состояние природы Анна даже не обратила внимания. Недалеко от неё появилась набережная речушки Смолянки. Снег хрустел под ногами, а в глазах рябило от белизны и сияния отдельных снежинок освещённых полуденным солнцем. Она горстью снега обтёрла лицо. Приятный ожёг, вернул её в действительность. Из-за столь яркого освещения, после горестных стенаний души, на сердце становилось спокойнее, перестало биться так часто и беспорядочно. Да и будущее предстало на мгновение не в столь неприглядном виде.