Шальная Королева

   Часто вспоминаю московскую старушку с аккуратной светлой стрижкой в стиле Монро и всегда в старомодной кокетливо-изысканной шляпке. Впрочем шляпки, как и другие наряды, она меняла почти каждый день. Она во всеуслышанье рьяно защищала свободу женщин:

– Нам из «ящика» разные ток-шоу программы вещают, чтобы быть в тренде. Нам говорят, надо быть стройной и красивой. Носить туфли на высоком каблуке, платья по типу фигуры – «песочные часы», «груша» или «яблоко». А если вы имеете ещё собственное мнение, то значит, Вы – надменная стерва. А я всю жизнь была такой. Быть как все?! Это не мой МЕТОД!
Да в задницу их всех! Надо быть самой собой, слушать внутренний голос и держать свою индивидуальность. Всем хочется быть счастливыми и худощавым дамам, и женщинам самых весомых достоинств. Все имеют право на счастье.
Как писал мой любимый Чехов: «Берегите в себе Человека!» Будьте ЛЮДЬМИ! Чтобы Вас любили прежде всего, как человека, а не «мешок с деньгами» или «властного чиновника». А ещё, не надо бояться возраста, надо бояться быть скучными, вечно сердитыми и озлобленными на весь мир...

   …В очередном новом обличии мадам появлялась в Центре Московского долголетия (ЦМД), где ею каждый раз восхищались, делали комплименты и пытались потрогать, прикоснуться, будто к благородной КОРОЛЕВЕ, сошедшей с ангельских небес на эту грешную землю.
Как-то я оказался рядом с ней, а она читала книгу. «Библия!» – подумал я, но всё же уточнил:
– Позвольте полюбопытствовать, что Вы читаете? –
– I am found the best fashion books to read from iconic brands like «Prada. История модного дома» в оригинале, – и добавила, лукаво улыбнувшись, обнажив свои «жемчуга». – Это моя любимая книга! А ещё люблю читать Ремарка. Он так красиво писал про любовь. А Вы?
«О, Ремарк – мой тоже любимый» – подумал я, но ответил другое:
– У Вас прекрасный вкус!

   На вопросы о своём возрасте старушка всегда бодро отвечала, что она в самом расцвете сил и душою вечно молода, даст ещё фору молодым.
На вид старушке было лет девяносто, не меньше. Её лицо было слегка сморщено, словно печёное яблоко. Но гладкий лоб, щёчки и блеск в глазах ещё выдавали молодость её души. Её все звали Елизавета, Лиза, Лизонька, Элиз. Вот так по-разному называли её люди серебряного возраста. Я с ней постепенно подружился, и мы часто общались на разные темы в ЦМД:
– Как Вам удаётся так хорошо выглядеть? – допытывался я.
– Я не унываю. Смеюсь над жизнью и над смертью. Отчего морщин у меня практически нет. Ну, есть одна и то я на ней сейчас сижу. Одним словом, хуже уже не стану, а лучше некуда!
– Надо ж-ж-ж-ж… – подумал или сказал я вслух и засмеялся. – У Вас хороший вкус, модно одеваетесь!
– Всё просто – надевайте то, что заставляет вас чувствовать себя комфортно, и Вам от этого хорошо, – сказала модница. – Носите то, что сделает вас более весёлым, и смело идите вперед, на высоком каблучке!

Она мило улыбнулась и нежно тронула меня рукой. Она была у неё тёплая, нежная, гладкая. И я почему-то подумал, что в жизни она была избалована мужчинами. Интересно сколько у неё было любовников?
Лиза, словно прочитав мои мысли, наклонилась и тихонько шепнула мне на ухо:
– Много, очень много. Платонически. Я влюбчива. Но муж был один. Он любил меня и прощал мне всё. Мы жили в согласии. Ну, иногда спорили из-за моих чудачеств. Но я была с ним до последнего дня.
«Вау, – подумал я, – да с ней опасно думать вслух: она тут же читает твои мысли».
 
   Лиза очень подробно помнила, как уходил её «Король», с которым была прожита вся советская и последняя жизнь…
…Она сидит у больничной койки. Они почти не разговаривают. Дедуля её лежит, скрючившись рядом с ней, и просто дeржит её за руку… как будто, если отпустит, то улетит в тар-тарары или уйдёт в ночь навсeгда… Она нежно кормит его из ложечки натёртым яблоком,  любовно приготовленным дома, чтобы жевать обессиленному суженому было легче… Однако домой он уже больше не вернулся…
Некоторые люди, выйдя на пенсию, теряют смысл жизни, что приводит к болезням и ухудшению психического состояния. И это очень опасно.
– Как же Вы встретились, что вот так, в согласии, прожили всю жизнь? – не унимался с вопросами я.
– Любовь – это не просто чувство, это искусство понимания и доверия. Родственные души всегда находят друг друга, пройдя до и после встречи через время, испытания и препятствия, – глядя задумчиво в одну точку, вымолвила она. – Вопрос только в том: сколько на это уйдет наших жизней???
И она беззвучно засмеялась.

   Однажды, уже когда она была в одиночестве, очередной её ухажёр, молодой вдовец, предложил: «Давайте я Вам что-нибудь подарю?!»
– Подарите мне сапоги, зимние, мои уже запросили «каши».
– Но с моей пенсии хватит лишь на один сапог.
– Тогда не дарите. До свидания.
Но на завтра мужчина вновь позвонил и пообещал, что как только получит пенсию, то купит и второй.
– Спасибо, дорогой мой, Вы – хороший человек, но сапоги мне купил уже другой. Мы вчера с ним отрывались в клубе с названием не то «Разбитый Орган», не то «Яичница». Ох, уже не помню, слишком хорошо было. Так что прощайте и будьте счастливы.
Лиза, словно одарила его целомудренным поцелуем в щёчку и ушла, не оглядываясь, в страну, славящуюся морозами, тайгой и медведями.

   Она никогда не жаловалась, не просила, не говорила о людях плохо. Она радовалась каждому дню и любила жизнь такой, какова она была. И всё время шутила:
– Весело прошла жизнь, пылающий внутри огонь, воду… И теперь я как Текила: озорная, крепкая и сногсшибательная, – и так эмоционально сама засмеялась, заражая всех вокруг.
Как-то столкнулись с ней в винном отделе магазина. Она просит меня снять с верхней полки дорогущее вино – «Пино нуар», указывая на него сухонькой ручкой. Я на всякий случай тихо, на ушко, сообщаю ей про цену, может, не разглядела. Однако она весело парирует:
– Детка, жизнь слишком коротка, чтобы пить плохое вино! Я Вас угощу, и Вы почувствуете разницу. А ещё – Camus (Камю). Франция – «Un vrai pays de Cocagne...» (Настоящая страна коньяка).
Она знала и хорошо помнила иностранные языки. Изъяснялась кокетливо на них. Она обращалась ко мне то на Вы, то на Ты.
Дальше больше. Мы вышли из винмага. Элиз послала мне в смс свой адрес и крикнула вслед, не оборачиваясь:
– Догоняй!!!
Села на электросамокат и, как ветер, скрылась за углом. Я знал, что бы она ответила на моё удивление: «Конечно, я могу упасть и умереть. А еще я могу умереть, если поскользнусь в ванной. Но дайте мне понаслаждаться таким драйвом пока живу».

   И вот мы сидим у неё на квартире, пьём дорогущее вино. Я озираюсь и вижу на стенах просторной комнаты кругом висят её картины и в рамочках разные фото, где она прогуливается под ручку с известными на всю страну мужчинами – Янковским, Яковлевым, Жириновским. Элиз, закутав ноги в плед, улыбнулась мне, пока ее согревал напиток цвета меди, поймала мой удивлённый взгляд и, томно опустив глазки, сказала:
– Да, это я! Но тебе, мой друг, сознаюсь: когда на пешеходе вижу какого-нибудь брутального известного мужика, прошу его помочь перейти дорогу. Он, конечно же, не может отказать старушке, а я потом хвастаюсь подружке: «Сегодня опять гуляла под ручку с красавчиком!» Зави-ду-ют, страшно как.
Полная восторгом душа её жаждала свободы и широты. Похоже, ей постоянно требовался благодарный слушатель. Она явно имела мощную энергетику и приковала меня глазами к своему лицу. Я сидел закупоренный в её квартирке и лишь иногда задавал вопросы:
– Вы прожили такую большую жизнь и наверное, были счастливы. Скажите, что же такое счастье?
– Счастье! Оно внутри, этот тёплый ликёр. Ты по-настоящему счастлив тогда, когда меньше всего обращаешь внимание на время, когда тебя не подгоняет страх и нет зависимости. А ещё относись к проблемам как к задачкам, как к нормальным цепочкам твоих дел – решение их – это твоя жизнь, твои уроки. Жизнь – дорога. Здесь хочешь – не хочешь, а иди вперёд! Я уже давно бессрочная москвичка, мой срок годности давно уже истёк, и молюсь за счастье всех. И колоратурным меццо-сопрано пропела:
«Я люблю себя любую –
Кислую и озорную,
Толстую или худую,
Но потрясную такую!»
   
   Она творила с раннего детства: писала стихи, рисовала, танцевала, играла на пианино.
   Глядя на покоившийся в углу белый инструмент, промолвила:
– Жизнь – как фортепиано. Белые клавиши – это любовь и счастье. Черные – горе и печаль. Чтобы услышать настоящую музыку жизни, мы должны коснуться и тех, и других...

   Обожаю Элизу. Она такая трогательная, так гениально украшает реальность, чтобы обнаружить необычное в обычном.
Блеск в глазах выдавал неуспокоенную душу, где нет ни фальши, ни апломба, лишь чувствуется сорванная пломба с огненного сердца, когда в страстях читала мятежные стихи, во рту слова катая, словно сладкий сахар, а то, как горький глоток виски. Но вот весьма довольно светлые минуты постепенно вдруг задернулись туманом:
– Теперь наступил ВЕК ЦИФРЫ, – подытожила Елизавета нашу встречу и стала какой-то задумчивой, бросила на меня взгляд, заговорила, словно брошенный ребенок. – Пройдёт ещё несколько десятков лет и нас уже никто не вспомнит. Многие ли знают своих прадедов?! Мы гоняемся за деньгами, суетимся в быту, забывая о важном, более стоящем: о встречах с детьми, объятиях и поцелуях с теми, кого так любим, прогулках по старой Москве, путешествиях…
Дети. Они звонят редко. Слишком заняты. Звонят. Ещё жива? Хорошо, позвоним через месяц… Почему-то для них важнее форма нежели содержание. Даже в их песнях мало смысла... А наше поколение было просто уникальным…
Она вела себя как истинная ЛЕДИ.
Каждый раз, сама того не подозревая, преподносила нам уроки жизненной мудрости и бытия.
   Лиза почти каждый день посещала ЦМД.

   А Вы не встречали в окрест такую клёвую старушку?

Я знаю, случайных встреч на свете не бывает, друг другу для чего-то мы нужны. Каждый человек в нашей жизни – это либо испытание, либо наказание, а возможно просто классный подарок судьбы.