Гл 20 Не бойся перемен

Гл 20
Не бойся перемен. Они неизбежны…

Жизнь текла своим чередом. Всё как всегда. Почти. Ночью лаяли собаки, утром кукарекали петухи, днем на всю улицу стучали молотками кровельщики, в обед -  дежурный заводской гудок, и сразу после него -обычная полуденная тишина. Иногда,    в разгар лета – цикады, под вечер   куры во всю кудахчут, хвастаясь снесенным яичком,  и конечно вечером по всей Карантинной   звучат детские голоса: -Штандр! Дома кашу не варить! Сыщик ищи вора!, Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.  Иногда громко ругаются  взрослые. Два раза в неделю приезжала бочка  «корова», а водитель жалобным, женским голосом кричал: 
  -Молоко-о-о-о!
  Потом ему  выдали рожок,  рожок дудел не менее жалобно, но достаточно пронзительно. Все дети выбегают с бидонами и выстраиваются в очередь за машиной, а у кого детей на этот момент не оказалось, то  и сами взрослые.  Кто-нибудь из взрослых ворчал на водителя-продавца:
   -Что так поздно приехал? Небось по кочкам гонял, масла себе побольше набить? Скисло небось давно.
Водитель ворчал:  - Сами бы вы скисли – целый день по жаре мотаться. А молочко у шас всегда свежее!
Водитель ловил струю молока из крана бочки подставленным бидоном и плавно опускал  его на поднос, ни разу не промахнувшись. Молоко падая струей с высоты обильно пенилось и пенка быстро поднималась до края бидона. Хозяин бидона    не злобно ворчал:
  - А ты пенку, то мне не взбивай! Сдуй пенку-то!
Водитель  отвечал:
 - Что это тебе пиво что ли?  – пенку сдувать. Вон мальки ваши – пока дойдут до дома – по пол бидона выдуют. А мне потом – то кислое, то не доливаешь…
А многие дети, таки и прикладывались, по дороге до дома, конечно, если никто не видел.
  Но самое интересное, когда мимо двора из БТК проходил отряд моряков  при параде,  на увольнительную прогулку.   Бескозырки с ленточками, белые рубашки с гюйсом, черные , идеально отглаженные клеша, блестящие ботинки. Впереди – старший  сержант, или лейтенант, а то и капитан.  До Стрелецкого спуска  всегда шли четким строем, нога-в ногу! Уже потом, после команды «Вольно!»  - расходились.    
  А  то бывало и при полном параде да с автоматами. Вот тут  уже земля дрожала! Пропустить это никак не можно было. Все дети высыпали на улицу, о провожали отряд до Стрелецкого спуска.
 Под вечер открывалась керосинка. Керосинщик качал ручным насосом-коромыслом из  бочки керосин. К керосинщику всегда очередь и у него в коморке очень вкусно пахнет. По крайней мере дети очень любили этот запах. Детей, которые без бидонов не сердито выгонял, чтоб не нюхали.
  И уж совсем под вечер стала приезжать машина- помойка,  ехидный гудок мусоровоза, противный, не такой как у молочника. Тут все высыпали с помойными ведрами и азартно ими отстукивали по корпусу машины. До балки больше ни кто с помойкой не бегал, а если кого и застукают – то все ругались.
Жизь наладилась.

    Теперь  Софье Марковне и   Екатерине Николаевне  удавалось видеться не так часто. Людмила постоянно жила в новой квартире в городе.    На Карантинной у мамы появлялась совсем редко.  Зато дети – всегда при бабушке. Софье Марковне Екатерина Николаевна часто жаловалась, что дочь совсем от рук отбилась и где теперь,  и с кем  -  совсем не знала. Но что- то  очень не доброе  чувствовала своим материнским сердцем.
  Дети сами ходили в садик и сами и возвращались, благо не делёко.  . Правда не совсем сами. Утром их встречала Мотька, получала в подарок куриную косточку и с удовольствием сопровождала детей до садика.  Вечером после садика могла получить даже или пирожок или котлетку, от садиковской поварихи.  Софья Марковна волновалась:
  - Николавна, не боишься детей отпускать самих.?
   -Так они не сами. С Мотькой. Я после Грозного больших собак не боюсь. Это маленькие противные – от них не знаешь что ждать. А большие – всегда заступницы! Когда мы еще жили в Грозном, Люська еще в школу не пошла. Я сильно болела. Дома у хозяина Джамала совсем не осталось еды, жена его была в больнице на сносях и он не мог бросить хозяйство, чтоб что-то раздобыть. А в нескольких  километрах от нас жил в ауле его брат. Они всегда друг другу помогали. Вот он и послал малую Люську в брату Умару.  Отстегнул с цепи Борза, что  днем никогда не делал и коротко ему что-то сказал по чеченски. Я с чердака, на котором мы с Люськой жили,  только расслышала имя Умар. Поднялся ко мне  и спокойно сказал: 
  -Ктэрина не бойса. Я послал твоего Лисёнка за едой к Умару. Борз ее будит караулит, он знает дорогу.  Ни кто не посмэет обидэт. Отдал ей твои шарфы-носки, что просила меня менят на муку. Придет чэрэз часа четыре.
   Когда она вернулась, я  со страху уже была на ногах! Джамал смеялся:
  -Видишь Ктэрина, и еду принесла и тэбья с постэли подняла!
Люська мне потом рассказывала. Встретили по по дороге двух странных мужиков, не наши. Они остановились, когда увидели малую девчонку с вещевым мешком, что-то говорили не по нашему. Остановился и Борз, хвост опустил, а шерсть на загривке задрал! Не рычал, ни лаял, только на них посмотрел. Мужики попятились назад и обошли стороной. Умар хорошо встретил, накормил. Поменял, что я навязала - на муку, масло и сухой сыр.
  С тех пор я больших собак совсем не боюсь.  Люську они просто обожают.  Серега весь в мать, не пройдет мимо ни одной собаки, ни кошки. А и те к нему «липнут».

  С детьми бабушка каждый вечер ходила на море , а  к дочери,  только по субботам – мыться в настоящей домашней ванной. Удобно. Детям очень нравилось,  а и воду таскать со двора больше нет необходимости.   Екатерина Николаевна полностью погрузилась в заботу о внуках. На совместное чтение Роман газеты с Софьей Марковной времени почти не оставалось.
  После того как ее дочь разошлась с мужем,  не появлялась больше на Карантинной ни Рита. Вскоре после того как в Москву уехал Юра, за ним туда уехал и его сослуживец и приятель детства –Володя.  Не совсем в Мосву, а где-то на испытательный аэродром в Подмосковье. Потом  забрал к себе и Риту.  А после окончания следующего учебного года,  из школы обещали отпустить на пенсию и Софью Марковну. Она могла и остаться,  ей в течении двух трех лет тоже обещали квартиру. Но она ждать не стала и теперь собиралась к  дочери и зятю.  Рита в Москве с первого же раза поступила в мед институт на педиатрию. Софья Марковна больше по этому поводу не переживала , но тайно радовалась. Тайно. Чтоб не спугнуть. Рита теперь жила у родителей Володи. С мужем виделись раз в неделю, когда он приезжал со слжбы. Но очень крепко друг друга полюбили.
  Как-то несколько раз застала у Екатерины Николаевны и Людмилу.  Детей в доме не было, хотя на улице уже смеркалось. Людмила нападала на мать:
  - Мама, ты их совсем распустила! Где они у тебя до сих пор шляются?
 Как раз в это время с улицы слышались детские голоса:
  - Раз, два, три,  четыре,  пять – Я иду искать. Кто не спрятался – я не виноват!
  Людмиле это как  масла в огонь:
  -Я вот вам сейчас спрячусь! Мать  пришла, а они в прятки!
Софья Марковна пытаясь смягчить накал страстей, заметила:
  - Люсенька. Та в прятки же и играют. Что за  прятки, когда все видно А в темноту  - самый интерес.
Людмила, фыркнула,  вышла на крыльцо:
  -Владя , Сережа, а ну марш домой!
В ответ обычно раньше слышала:
   –Мамочка уже идем.   
Или:
 –Ну мам!   Можно  еще совсем минуточку?
А тут в ответ – Тишина… И даже остальных детских голосов не слышно. А не слышно потому, как детский двор  братьев  солидарно прикрывал  -   все дети уже знали, если братьев зовет маманя, то непременно начнет их воспитывать,. Иногда и ремнем. А получить ремня можно было совершенно не предсказуемо. За грязные ногти, за оторванную пуговицу, за гуляние до темна, а самое не приятное-  за то,  что в садике иногда случайно называли ее Маманя. В садике это слово было под запретом, потому как там маманя была исключительно Людмилой Николаевной.   Не дождавшись детей Людмила вернулась в дом и набросилась на мать:
  -Зачем они у тебя шляются допоздна? Ты хочешь, чтоб они выросли бандитами?
  Мать старалась держать мягкую оборону. Мягкую, потому как жесткая оборона могла закончится и истерикой дочери. После развода это с ней иногда случалось:
 - Что ты Розочка говоришь такое? Постеснялась бы хоть Софью Марковну. Нагуляются и придут. Все дети еще на улице. Никуда они далеко не денутся.
  Доченька,  подбоченясь,  продолжала:
  -Ах, так?! Тогда знай, что Я  - «денусь»!
  -Куда это ты от нас денешься?   - Удивилась мать.
Люська на мгновение замолчав, продолжила уже другим спокойным, но совершенно холодным, чужим  голосом:
  - Я меняю квартиру из Севастополя на Львов!
  После этих слов в комнате образовалась зияющая тишина. Первая очнулась  Екатерина Николаевна:
  -Девка! Ты вообще-то в своем уме? Что ты себе думаешь? И почему, вдруг, Львов? А дети?
  В комнате опять провисла тишина. Софья Марковна сидела тише мышки и не знала, что делать. Сбежать – не красиво. Оставаться не ловко…
Продолжила Люська:
  -Мама, я всё хорошо продумала. Ваш Севастополь это – деревня. Львов, это современный красивый европейский город. Здесь, в Севастополе  нет ни одного нормального института. Во Львове их сколько хочешь. После школы детям будет куда поступать! НЕ поступать  же им в мореходку в Николаеве после восьмого класса, или в твой судостроительный -инженерами. Или еще хуже – идти в армию?  Нам уже одного механика хватило!  На первый год поеду сама, а потом заберу туда детей и тебя.
  -  Минуточку!   А ты вообще-то меня немножно, спросила? Хочу ли я туда?  И детям армия категорически необходима! Или ты хочешь чтоб они выросли маменькиными сосунками?  Если опять война!?  Автоматы в руки возьмут девочки?
  -Мама не надо, если война, я сама в руки возьму автомат.!
  Тут за подругу решилась вступиться Софья Марковна:
    - Розочка , а ты  знаешь, что Львов это не просто Украина, а самое бандеровское логово!
  -А Севастополь, что не Украина?
  -Надолго ли он останется на Украине – это еще вопрос – задумчиво заметила Софья Марковна.
Тут очнулась от шока и Екатерина Николаевна:
  -Или ты не слышала, что Никита выпустил тысячи  бандеровцев на свободу?
  -Мама! Они своё получили и отсидели, государство их простило,   и теперь это нормальные советские граждане!
Тут не выдержала Софья Марковна:
  - Розочка, государство, может их и простило. А мы?  Ты вообще-то слышала, про волынскую резню? И вообще-то ты немножко еврей,  хотя бы это  помнишь?
  - Да ладно,  я по паспорту русская!
  -Ну да!  Ты мне сама анекдот рассказывала, что там за углом бьют евреев,  и не по паспорту, а по морде!
  - Да это когда было? Какая-то резня. И было ли вообще – это еще вопрос, и не доказано.
  - Розочка, кажется,  ты не понимаешь, что говоришь, и если ты действительно так думаешь, то ты больше совсем не еврей  Но бандеровцам это ты объяснить уже не сможешь.
Самое страшное, что ты не понимаешь, что история всегда возвращается. 
  Тут не выдержала и Екатерина Николаевна: 
 - А ты хоть понимаешь, что Львов это совсем не на минуточку – просто  Украина, и  к тому же еще и западная!
  Люська опять вспыхнула:
 - А что,  мы по твоему живем не на Украине?
 - Ну милая моя, это ваш Хрущ подарил Крым Украине и рано или поздно это закончится страшной катастрофой!  Вот попомни мои слова.!  А нас, как рабов, на минуточку, даже не спросили!
  -Мама! Ты не понимаешь, мне надо выйти замуж, пока я еще не старуха.! Я устала жить одна!
  -Ты совсем не одна, у тебя дети и теперь надо прежде всего думать о них!.   А лучше Юрки ты никогда,  нигде, никого не найдешь. Он без ума от мальчишек.
Люська перебила:
  - Не говори мне о нем ничего! Он нас бросил!
  - Розочка, это еще большой вопрос – кто и кого бросил.
  - Да? Я ему предложила выбор – или я,  или армия,  и он выбрал армию!
Нельзя, милая моя торговать мужем и отцом своих детей.  Так и знай! Без него ни тебе ни твоим детям счастья не будет!

  -Вот я и думаю. Детям нужен отец!  Я там поживу сама, всего пару лет, выйду замуж, а потом и  вас заберу.
  - У них есть родной отец! И никакого другого они никогда не примут  - перебила мать.
  - А вот это мы еще посмотрим!
  Екатерина Николаевна больше с дочерью не спорила, так ка хорошо понимала, что есть что-то еще, о  чем дочь не договаривает. А и не представляла, что можно здесь еще сказать.
  Люська демонстративно  вильнула сарафанчиком и ушла не попрощавшись….
  Софья Марковна только развела руками:
  - Не горюй Николавна. Не надо бояться перемен. Они неизбежны. Нам не стоит сильно радоваться, когда нам хорошо. Это пройдет. А не стоит и сильно переживать, когда нам плохо. И это неизбежно пройдет…