Основы офицерского становления

   Об этом периоде моей жизни повествуется в шестой главе "Учёба в военном училище, основы офицерского становления" книги "С любовью каждый день живу", вышедшей из печати в 2020 году.

   Особый период в моей жизни – служба в Вооружённых Силах нашей страны: вначале – в СССР, затем – в Российской Федерации. Армия дала мне очень многое, а самое главное – любовь к Родине, высокое чувство патриотизма, профессию и великолепные специальности, она дала мне умения идти по жизни уверенно, научила преодолевать трудности и быть готовым к самопожертвованию, если пришлось бы принять такое решение. Армия из меня сделала нормального русского мужика, способного создать и содержать семью, воспитывать детей, любить жену, почитать родителей. Армии, родителям и жене я обязан всем – это три столпа, на которых стою и которые для меня были, есть и  будут до конца дней иконами жизни, наряду с православными иконами, которые всегда имеются в доме, на рабочем месте, в автомобиле, на даче и при себе.

   Хотел ли быть военным? Мне сложно ответить на этот вопрос однозначно. Начиная где-то с 8-9-го классов средней школы, задумываешься о том, по какому пути пойти дальше, кем стать, какую выбрать для себя профессию. Такой вопрос, естественно, стоял и передо мной. После 8-го класса из села Домна Читинской области я поехал поступать в Иркутский техникум точного машиностроения, но не поступил и продолжил учёбу в школе. Для самого себя я так и не нашёл ответа – зачем мне нужен был этот техникум и эта специальность техника по какому-то точному машиностроению, о котором  не имел ни малейшего понятия. Знаю, что это машиностроение как-то было связано с авиацией.

   Отец – бывший военный, пограничник, мама – большее время просто домохозяйка, в последующем – повар в офицерской лётной столовой Домнинского военного гарнизона, что расположен недалеко от Читы.  Ближе к окончанию школы родители с выбором профессии меня особо не напрягали, но отец иногда очень аккуратно заводил разговор на эту тему, пытаясь понять, в каком направлении сын мыслит, к чему склоняется, какая профессия его привлекает больше. А я всё никак не мог определиться. Куда пойти, какой путь избрать? Хотелось почему-то быть врачом, и, непременно, хирургом. Военным лётчиком тоже хотелось. А больше и мыслей не было. По тем временам в деревнях и сёлах не очень-то разбежишься, чтобы выявить какие-то наклонности  в самом себе – базы для этого было недостаточно, как в школах, так и при сельских клубах. О кружках по интересам и речи не было, поэтому детские способности могли быть, конечно, замечены, но развития не получали и всё стопорилось на корню. Ребята и девчата, определялись, как могли, при этом, как правило, превалировали коллективные решения. Обычно сговаривались несколько человек и дружно ехали поступать в ВУЗ куда-то, а там уж как повезёт. Кому-то везло больше, кому-то - меньше.

   В 10-м классе я так и не смог окончательно определиться в своём выборе. Помог мне военный комиссар, пригласив для беседы в военкомат. Именно он первым предложил мне поступать в военное училище. Разные училища предлагались на выбор, в том числе и Военно-медицинская академия в городе Ленинграде. Казалось бы, вот она судьба, сама даёт тебе шанс стать тем, кем мечтаешь быть – военным медиком, да ещё Академию закончить сразу после школы. Но нет, что-то сдвинулось тогда у меня внутри, что-то перекосилось, стало развиваться в обратном направлении.

   После недолгих раздумий я дал согласие поступать в Благовещенское высшее танковое командное Краснознамённое училище имени Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова   Училище как раз набирало первый курс, который начинал учебу по программе высшего училища. Учиться надо было 4 года. По окончании – диплом о получении высшего военного и гражданского образования. До этого училище готовило специалистов-танкистов по 3-х годичной программе. По выпуску офицер получал диплом о среднем военном и гражданском образовании на уровне гражданского техникума. На этот курс, последний в истории училища, также набирали курсантов, параллельно с курсом с 4-х годичной программой обучения. Шёл 1966-й год.

   Почему я выбрал это училище, почему отказался от мечты стать врачом – для меня самого было загадкой всю оставшуюся жизнь. Но делать нечего, решение принято, надо ехать. И поехал я за государственный счёт поступать в военное училище, которое располагалось недалеко от города Благовещенска Амурской области – населенный пункт назывался «Падь Моховая».
   
Не могу точно вспомнить, как я готовился к вступительным экзаменам. Мне кажется, была какая-то программа, присланная из училища, или выданная в военкомате, вот по ней я и готовился. После окончания школы из Домны мы сразу переехали жить в Читу и там, вероятно, я и грыз математику, физику и литературу, готовясь к поступлению. Напрочь отбило память и этот, как и многие другие, периоды моей жизни из памяти исчезли.  Не знаю, по какой причине стёрты из памяти эти эпизоды. Вероятно, в силу многих наркозов, которые пришлось перенести при многочисленных операциях, случившихся в моей жизни, о чём я упоминал в первых главах.
   
   Помню, что жили мы в палатках, был установлен армейский распорядок дня с подъёмами, физическими зарядками, подготовкой к экзаменам, обедами, ужинами и отбоем.

   Вступительные экзамены на высший профиль училища я успешно провалил, получив «неудовлетворительно» по физике. Это притом, что физику любил и, в целом, успевал по этой дисциплине в школе хорошо и отлично. Остальные экзамены сдал успешно, наверное, это была математика и сочинение по литературе. Надо сказать, что к моменту поступления в военное училище, я достаточно хорошо был развит физически. Сказались ежедневные спортивные тренировки, которые сам себе устраивал, как в спортивном зале школы, так и во дворе собственного дома. Более того, с ребятами постоянно проводили какие-то соревнования: то по поднятию тяжестей, то по боксу, а то и по многочисленным игровым видам спорта. Подтягивание и подъем переворотом  были по тем временам для меня плёвым делом. Преподаватель физической подготовки, что принимал предварительные зачёты, устал считать, сколько раз молодой парнишка поднимал прямые ноги с вытянутыми носками к перекладине. Скорее всего, это и сыграло ключевую роль в дальнейшей моей судьбе. На заседании мандатной комиссии командир роты курсантов капитан Горкун Владимир Михайлович рекомендовал членам комиссии зачислить меня в военное училище на средний 3-х годичный курс, поскольку на высший профиль я уже никак пройти не мог из-за той самой двойки по физике. Вот оно, веское слово командира роты, о чём чуть выше я и говорил. Естественно, спросили и моё желание учиться на среднем профиле. Терять было нечего, и я согласился на учёбу в Благовещенском высшем танковом командном училище, но на курсе с 3-х годичным сроком обучения.

   Не ехать же обратно домой и там держать ответ перед родителями, учителями и друзьями. Это было невозможно для моего самолюбия, поскольку приходилось признать, что с поставленной задачей не справился, подвёл родную школу, не оправдал доверия и т.д., к тому же впереди маячил призыв на срочную службу рядовым солдатом, а это не как сейчас, всё-таки, долгих  3 года.
   
Как потом оказалось, провалившихся на вступительных экзаменах на высший курс обучения, в нашей, 11-ой роте курсантов было большинство. Вот и пойми теперь, действительно ты провалился или тебя специально провалили, чтобы укомплектовать две роты среднего курса. Как бы, ни было, с момента заседания этой мандатной комиссии, по-настоящему, началась моя военная биография.

   Когда я вспоминаю годы учёбы в военном училище, всегда воспоминания перескакивают на эпизоды, наиболее запомнившиеся то ли героическим, то ли драматическим поведением, поступками, желаниями, мыслями. И таких эпизодов было немало.

   Особенно в память врезался эпизод, чуть было не приведший к исключению меня из военного училища по недисциплинированности, а проще говоря, за драку. Дело было на танцах или, точнее, после танцев. Это долгий разговор и не очень приятная тема, но, тем не менее, вспомнить стоит и одновременно порассуждать о некоторых особенностях взаимоотношений нас, курсантов, с прекрасным полом. Возраст был такой, что эти самые взаимоотношения начинали только формироваться по-настоящему, преодолевая переходный период из школьной поры во взрослую самостоятельную жизнь.
   
   Я помню, как однажды, на очередных танцах, где веселье было в самом разгаре, мне вдруг взгрустнулось, танцевать ни с кем не хотелось, поскольку все мысли были там, в Забайкальском селе Домна, где проживала любимая девушка. Я тогда просто взял и ушёл с танцев, которые набирали свои "танковые обороты", вовлекая в круговорот общего веселья молодых парней – курсантов военного училища,  и очаровательных девчат, имеющих желание не только повеселиться на танцах, но и, в перспективе,   выйти замуж за офицера-танкиста.

   Девчата желали, очень желали связать свою жизнь с человеком в офицерских погонах, поскольку профессия военного в Советском Союзе в ту пору была очень даже престижной. К тому же, в молодых девичьих умах присутствовал ореол некой романтики от приобщения к чему-то неизведанному и важному, чем должен был заниматься избранник, совершая чуть ли не ежедневно подвиги, о которых красочно рассказывалось со страниц периодической печати, с экранов телевизоров и кинотеатров. Профессия военного в ту пору всячески популяризировалась и быть женой офицера считалось за честь для девушки.

   Ничего не пугало девчат поначалу – ни возможность попасть вместе с мужем в отдалённый гарнизон, ни коммунальная квартира с тараканами и клопами, ни печное отопление, ни отсутствие водопровода с горячей водой, ни колодцы и колонки, ни прочие удобства во дворе, ни школы для детей за несколько километров от места жительства, ни отсутствие работы по специальности, ничего. Наоборот, всё это каким-то странным образом привлекало девчат, делало их жизнь более насыщенной, интересной, полезной  и значимой. Внезапно у многих из них проявлялись таланты, которые в обычных условиях так бы и дремали, не имея возможности для реализации. Как правило, молодые офицерские жёны участвовали в кипучей деятельности местного женсовета, помогая отцам-командирам обустраивать быт военной жизни так, как они чувствовали своим женским нутром. Откуда-то внезапно возникали всякого рода идеи, организовывались различные мероприятия с участием жён офицеров, детей и самих офицеров, проводились тематические кружки, смотры художественной самодеятельности, шефские выезды в соседние деревни и села. Жизнь в небольших военных городках бурлила и кипела. Среди жён офицеров было немало музыкантов, учителей, медработников и других специалистов, которые использовали свои знания на общественной работе, занимаясь, главным образом, детьми. Но были и те, кто в силу своей профессии не мог найти себя в маленьком городке, не мог приложить свои знания с пользой для общего дела. Кто-то не мог, а кто-то и не хотел. Как правило, такие семьи часто распадались и чуда, о котором мечтали девчата до замужества, не происходило. Возглавляли всю женскую общественную работу, как правило, командирские жёны, которым, вроде бы, по не писаному статусу полагалась, как и мужьям, главенствующая роль, но уже несколько на ином поприще. И это правильно, на самом деле, поскольку, помотавшись по гарнизонам с мужьями, жёны приобретали огромный опыт обустройства в новых, не всегда комфортных условиях,  которым делились с жёнами молодых офицеров, помогали им, а иной раз и уберегали от опрометчивых поступков, терпеливо объясняя предназначение офицерской жены не только в семейной службе, но и в укреплении обороноспособности государства.
   
   А любовь? Была и любовь, разумеется. Но только ли чувства толкали милых и доверчивых девчат в Тмутаракань, куда и письма-то приходили с опозданием в полгода? Странная, загадочная женская натура. Но так было на самом деле и это исторический факт второй половины 20-го столетия, свидетелем которого я оказался. Так бывало и раньше в истории России – взять, например, декабристок, поехавших за мужьями на каторгу в Сибирь, в том числе и в родные мои края – Читинский каторжный острог, Нерчинские и Петровские рудники. Но, то декабристки – княгини, графини, дамы известных дворянских фамилий. Можно, конечно, говорить о загадочной русской душе наших женщин, но ведь среди декабристок были и милые француженки. У них нет загадочной русской души. У них душа французская. Ах, женщины! Милые женщины! На первом месте у каждой из вас – чувства, а уж потом всё остальное. Я искренне всегда уважал офицерских жён, более того, обожествлял их, как и каждый офицер, прошедший со своей второй половиной славный боевой путь от молодого лейтенанта  до …  – кому как в этой жизни повезёт, кто-то заканчивал службу майором, а кто-то – генералом армии и даже маршалом.

   По прошествии определенного количества лет, когда моя офицерская семья окрепла, появились дети, глава семьи прочно встал на ноги, это чувство крепло во мне всё сильнее и сильнее. Не зря  сложено так много стихов, написано книг, создано фильмов об офицерских жёнах. Ярким примером для каждого офицера и его боевой подруги стал художественный фильм «Офицеры», снятый на киностудии имени Горького в 1971-ом году режиссерами Владимиром Роговым и Владимиром Златоустовским по сценарию Кирилла Рапопорта и Бориса Васильева. Георгий Юматов, Василий Лановой и Алина Покровская в главных ролях – это образец любви, дружбы и служения Отечеству. Выход на экраны этого фильма чудным образом совпал с началом моей офицерской службы и началом нашей совместной жизни с любимой женщиной.

   Но это случилось всё гораздо позже, а пока я вспоминаю свои курсантские годы, ребят, девчат и всё то, что доставляло истинное удовольствие, потому что это была моя жизнь и никто кроме меня, начиная с 17-летнего возраста, не мог что-либо в ней изменить.

   Желали ли ребята, молодые и неокрепшие, в возрасте 20-и лет обрести семейную жизнь, когда никакой ещё самостоятельной жизни и в глаза не видели? Детство, школа, училище и всё, весь багаж начинающейся непростой офицерской жизни. А погулять?

   И, всё-таки, было тогда поверье, что если девушка до 23 лет не выйдет замуж – она уже старая дева. Кому хотелось оставаться в старых девах? Вот и приезжали девчата к ребятам в наше танковое училище сотнями, приезжали за 12 километров от прекрасного города Благовещенска в какую-то Падь Моховую – то ли душой отдохнуть и повеселиться на танцах, то ли жениха себе подыскать. Скорее, и то, и другое. На электричках, автобусах и такси, по выходным дням и праздникам, приезжали, чтобы выйти в перспективе замуж за офицера. Эх, молодость! Удивительное время, безрассудно-счастливое! А какие девчата – глаз не оторвать.

   Относительно мужской половины такого поверья не было и ребята с удовольствием крутили романы с молоденькими студентками. Город Благовещенск  славился педагогическими, дошкольно-педагогическими и медицинскими учебными заведениями. Девчат было действительно так много, что скучать не приходилось, глаза разбегались от такой красоты, было из кого выбрать. И выбирали. Кто жену, кто – подругу. Жениться в такие молодые годы, желания было мало. Те ребята, что были поумнее, выкручивались, как могли. Те, кто не проявлял определённую тактику в отношениях с девушками, влетали под фанфары, не имея возможности продолжить бесшабашную молодость  по месту назначения, куда прибывали после выпуска из  училища для прохождения дальнейшей службы. Такие браки, как правило, оказывались недолгими и уже вскоре ребята вновь становились свободными гарными хлопцами, испытав на себе груз ошибок, допущенных в молодые  курсантские годы.

   После каждого выпуска в местной курсантской столовой был некомплект официанток, в медпункте – некому было разносить таблетки и делать уколы, в библиотеке – некому выдавать книги, а в учебных заведениях славного дальневосточного города Благовещенска резко возрастало количество заявлений от прекрасных, милых и красивых барышень о предоставлении академического отпуска по случаю выхода замуж и отъезда в далёкие края вместе с мужем – офицером-танкистом.

   А любовь? Была и любовь, конечно. Вот только любить по-настоящему ещё не умели. Не было у ребят любовного опыта, а если и был, то у немногих  – тех, что были постарше и успели отслужить срочную службу в войсках.

   Ну, вот, собирался рассказать про эпизод, в результате которого чуть не вылетел из училища, но плавно съехал на любовную философию, которая, как мне кажется, была уместной в данной части повествования, дополняющей представление о курсантской молодости вообще, и о моей курсантской молодости, в частности. Но, продолжим и вернёмся к начатой ранее теме – о драке после танцев.

   Помнится, я брёл по маленькому населенному пункту, выйдя за пределы забора, окаймлявшего территорию училища. Разрешалось в ту пору, особенно в субботние и воскресные дни, когда надо было встретить девушек, проводить их на танцплощадку или другое организованное мероприятие, купить мороженое в местном ларьке и т.д.

   Мысли плавно кочевали с одной темы на другую. Мне было немного грустно, но в то же время, хорошо, и всё тому способствовало: теплый летний вечер, красивые девушки вокруг, предстоящее через год завершение учебы и главное – любимая девушка в далёком Забайкалье, с которой мы совсем недавно расстались, когда  приезжал в очередной отпуск после второго курса обучения. Недалеко, на танцплощадке, играла зажигательная музыка, ребята и девчата веселились от души, а навстречу всё время попадались знакомые и незнакомые курсанты, аккуратно и, где-то, чинно прогуливающиеся со своими подругами. Благодать, идиллия, да и только.

   Странное это дело – знакомство с девушками в военном училище. Молодость, задор, желание понравится, в некотором смысле, физическое влечение – всё это делало курсантов другими, отличными по отношению к повседневной жизни в училище со всем многообразием выполняемых задач. А уж по отношению к гражданским ребятам, тем более.

   Начиная с понедельника, каждый курсант с нетерпением ждал наступления субботы. В субботу, во второй половине дня, как правило, после обеда, начиналось то, что можно было назвать "приятной суматохой". И в этой круговерти принимали участие практически все курсанты, может быть, за малым исключением, которое составляли ребята, стоящие у тумбочки в наряде по роте, нёсшие службу на кухне, в карауле или где-нибудь в патруле. Как по ритуалу,  начиналась процедура подготовки к вечеру субботы и предстоящему выходному дню. Те, кто готовились заступить в очередной наряд, вначале отдыхали, затем приводили себя в порядок  и в определенное время убывали на инструктаж, потом – на развод, после чего – по назначению.

   Другая часть, ей повезло больше, готовилась к увольнению. Женатые – с ночёвкой с вечера субботы, холостые – к увольнению с утра следующего дня. Вынимались из каптёрки парадные мундиры, хромовые сапоги, фуражки с красной перламутровой звездой на чёрном околышке. Всё это приводилось в надлежащий вид: сапоги драились до глянца, синие брюки-галифе и кителя отпаривались и утюжились, пуговицы и бляхи чистились пастой ГОИ. Всё подготавливалось к увольнению и встрече с девушками.

   Третья часть курсантов уединялась где-нибудь в укромном месте, и предавалась чтению любимых книг, а некоторые ребята шли в ленинскую комнату, где писали письма родителям, друзьям, любимым девушкам, кто-то запирался в фотолаборатории, чтобы напечатать фотоснимки для своего курсантского альбома.

   Были и такие курсанты, которые занимались совершенствованием своего тела: кто-то активно тренировал пресс на перекладине и брусьях, а кто-то тягал штангу или гири в конце длинного казарменного коридора. Я, как правило, спешил к перекладине и брусьям, которые были установлены непосредственно в спальном помещении. А уж если готовился в увольнение, то приводил свой мундир и хромовые сапоги в такое состояние, что любо-дорого было посмотреть. Был некий шик в этом приготовлении: под выступающую часть белоснежного подворотничка всегда вставлялся гибкий провод, в погоны – жесткая вставка; сержантский шеврон на погонах и петлицах – непременно из металлизированной золотой нити; пуговицы на кителе  и погонах, эмблемы танков, бляха ремня – обязательно чистящиеся, а не анодированные; брюки – с острыми стрелками и в натяг, чтобы не висели, как обыкновенные штаны; сапоги – гармошкой, на каблуках – металлические набойки. Иметь стоптанные каблуки на сапогах считалось зазорным. Парадный мундир облегал натренированное молодое тело и сидел на нем, как влитой. Нарушений формы одежды, как правило, старался не допускать, поскольку был младшим командиром и сам следил, чтобы у подчиненных с формой одежды был полный порядок. Допускал и не обращал внимания на нарушение формы одежды у подчиненных только в виде жёстких вставок в погонах, немного увеличенных пуговиц на погонах и тонкого мягкого провода в подворотничке. Это были принятые в курсантской среде нарушения и к ним ни старшие начальники в училище, ни военные патрули в городе особых претензий не имели, относились довольно спокойно, курсантов не задерживали, замечаний не делали.

   Наверное, офицерское щегольство в каждом военном человеке закладывается с курсантских времён. Мне всегда было приятно наблюдать военного человека в прекрасно подогнанной форме и, напротив, переставал уважать курсанта или офицера, если военная форма одежды у него была неухоженной, сидела мешком и по всему было видно, что этим военным людям всё равно, что на нём одето и как это выглядит.

   Нарушением считалось выйти в город в повседневной форме одежды, то есть,  в хлопчатобумажных брюках, гимнастерке и пилотке.
   
Но, что греха таить, бывали в городе и в такой форме одежды –
шиковали на выпускном курсе, тщательно избегая патрулей. И не только в увольнении. Некоторые курсанты предпочитали рисковать и уходили в город без увольнительной записки, то есть, в самовольную отлучку. Я в самоволке бывал только один раз, но при этом испытывал огромное неудобство и даже стыд, поскольку был человеком партийным и дисциплинированным. Было это, кажется, на выпускном курсе, когда выпуск стал уже неизбежностью и отчисление не грозило.

   Одним словом, все были при деле. Отцы-командиры  особо ребят не тревожили, за исключением, если требовалось обязательное выполнение каких-либо работ или проведение комсомольского собрания. Проводились и партийные собрания, поскольку  в середине второго курса многие уже подавали заявления о вступлении кандидатами в члены КПСС. Я как раз относился к таким курсантам и уже на втором курсе стал кандидатом в члены партии.  А в мае 1969-го года, за месяц до выпуска из училища, стал полноправным членом КПСС. Это многому обязывало. Особенно, в смысле воинской дисциплины.

   Для курсанта, а в последующем офицера, исключение из кандидатов или членов КПСС было равносильно приговору. Можно было спокойно ставить на военной карьере крест. Офицер должен был быть человеком партийным – такова была установка ЦК компартии и эта установка в Советской Армии неукоснительно выполнялась. Кто-то раньше, кто-то позже, но все становились членами КПСС. Других вариантов не было. Беспартийный офицер не мог получить продвижение по службе и поэтому его офицерский век заканчивался очень быстро. Партийный же офицер обязан был следовать Уставу и Программе КПСС, где бы ни служил. Получалось не у всех. У кого не получалось, тот получал партийное взыскание, которое тоже во многих случаях ставило крест на карьере. Некоторых молодых офицеров легко выгоняли из партии, обрекая на прощание с мечтой посвятить свою жизнь служению родному Отечеству. Как правило, все подобные случаи были бытовыми, связанными с семьей, хождением налево, или банальным пьянством. Но, не только. За серьезные просчёты в службе выгоняли не меньше. Офицеры побаивались, честно говоря, этих партийных взысканий даже больше, чем ареста и отсидки на гауптвахте. Но одно без другого не бывало. Сколько судеб исковерканных, сколько горя приносили офицерам эти партийные разборки. Но факт есть факт – партийность была тем сдерживающим элементом, благодаря которому офицер тормозил свои порывы, усмирял характер и, в итоге, оставался служить, получая в срок воинские звания и продвигаясь по службе. Кто пренебрегал, расставался с армией и искал себя на гражданке, преодолевая многочисленные трудности без специального гражданского образования. Наши военные дипломы как-то особо на гражданке не котировались.

   В ту пору политработники активно объясняли будущим офицерам линию партии, неустанно твердили о чести и достоинстве офицеров СА и ВМФ. Так активно работали, что стали параллельной властью в Вооруженных Силах СССР, что, на мой взгляд, не добавляло им авторитета в офицерской среде. Но были среди партийных работников и замечательные офицеры, пользующиеся уважением командиров, начальников и подчиненных. Я таких людей знал, правда, если вспоминать, смог бы с ходу назвать только несколько  фамилий политработников, которые оставили в моём сознании неизгладимый след.

   В своих воспоминаниях я почему-то вновь отклонился от того замечательного вечера, когда одиноко прогуливался, выйдя за пределы училищной территории. Вечер действительно был замечательным, ничего не предвещало того, что он может быть испорчен поведением солдат из батальона обеспечения учебного процесса, более того, именно этот вечер мог повернуть мою судьбу настолько круто, что об офицерских погонах можно было бы забыть навсегда.

   Проходя мимо автобусной остановки, я обратил внимание, что трое солдат в довольно грубой форме пристают к девушке, которая громко рыдала, моля их о том, чтобы от неё отстали. Что нужно было ребятам от девушки, почему они с ней так обращались, и почему девушка оказалась на автобусной остановке в компании солдат, я уточнять не стал. Спокойно подошёл к ребятам и попросил оставить девушку в покое. Естественно, как это обычно бывало в выходные дни, солдаты оказались не совсем трезвыми и на замечание курсанта-сержанта отреагировали довольно резко. Завязалась драка. Я махал кулаками направо и налево, по ходу вспоминая всё, чему учили друзья, применял, так сказать, знания на практике. При этом никогда не был боксёром, хотя в раннем детстве драться приходилось довольно часто.

   Кто знает, чем бы закончилась эта потасовка, если бы мимо не проходили курсанты нашей роты, провожавшие девушек на автобусную остановку. В драку втянулись новые силы, и она приобрела уже несколько другой оттенок – стала массовой. Девушек к остановке автобуса провожали не только курсанты, но и солдаты.  Каждый из них счёл возможным заступиться за своих ребят, кто-то побежал на танцплощадку за подкреплением. Но побежали не только солдаты, побежали за подкреплением и курсанты. Известный лозунг "Наших бьют" в казарме и на танцплощадке имел магическую силу. Зрелище было не из приятных. Кроме кулаков, в ход пошли поясные ремни с металлическими бляхами, появилась первая кровь. В общей сложности в драку втянулось человек сорок-пятьдесят, не меньше. Прибежал дежурный по училищу, патруль, другие дежурные офицеры, которые обычно назначаются по выходным дням в каждой роте. Противоборствующие стороны с трудом удалось разнять и развести по казармам. Танцы были сорваны, настроение испорчено, впереди маячил "разбор полётов" с непредсказуемым результатом.

   Все понимали, что кто-то должен ответить за драку, что будут  найдены зачинщики, и что именно зачинщики станут "козлами отпущения".  Для солдат это могло вылиться в элементарное дисциплинарное взыскание с отсидкой на гауптвахте, а вот для курсантов эта драка могла обернуться более серьезными последствиями, вплоть до исключения из училища, не говоря уже об исключении из партии. Получалось, что главным зачинщиком выходил я. Это я  подошёл к солдатам, заступился за девушку, ответил на первый удар. Тем не менее, я считал себя правым в этой ситуации и, если бы она повторилась, поступил бы именно так, как поступил. Такие основы отношения к прекрасному полу заложил с детства во мне отец.
   
   О драке было доложено начальнику училища.  Тот, естественно, приказал разобраться, найти и наказать виновных. Стали искать.

   На следующий день после драки командир нашей роты построил роту и приказал выйти из строя всех, кто принимал участие во вчерашнем мероприятии. Строй курсантов замер – выйдут или не выйдут? Это было испытанием для каждого, в том числе и хорошей школой мужества на честность, принципиальность, порядочность.
   
   Я не помню, что чувствовал в тот миг, чем руководствовался, о чём думал, но решительно сделал шаг вперёд. Главное, я не чувствовал за собой вины. И неважно, какие могли быть последствия,  вступился за девушку, не дав пьяным хамам издеваться над ней, такой беззащитной и одинокой на этой остановке. Она, наверняка приехала к своему другу в училище на танцевальный вечер, но что-то у них не срослось, разладилось, и поэтому девушка в слезах убежала с танцев на автобусную остановку, чтобы вернуться в город. Это были мои предположения.

   Строй стоял не шелохнувшись, казалось, слышно биение курсантских сердец, до того все были напряжены. Интересно, что в это время испытывал каждый из стоящих в строю курсантов. И не только. Что в это время испытывал сам командир роты и командиры взводов, стоящие перед строем рядом с ним. Может быть, призывая выйти из строя участников драки, они внутренне, безмолвно обращались к своим курсантам и призывали не делать этого, не выходить, не признаваться, не засвечиваться.

   Больше из строя никто не вышел, или, как мне через десятилетия сказал  Миша Репин, – он тоже вышел. Не помню, к сожалению, возможно, и так. Всё правильно, я заварил эту кашу, мне её и расхлёбывать. Но уже к концу дня командиру роты удалось вычислить ещё несколько человек, принимавших участие в той драке, видимо, кто-то настучал, что называется. К сожалению, такие люди имеются в любой среде.  Кто эти люди, конечно, не знал никто, могли только догадываться по каким-то косвенным признакам. Поэтому командир роты всегда имел информацию о том, что происходит в роте в отсутствие офицеров. Это было начало обучения на третьем курсе. Учиться оставалось всего ничего – ещё один курс и вот, на тебе, случилось то, что могло круто поменять все жизненные планы на перспективу.

   Собственно, так и произошло. Дальше события нарастали, как снежный ком. Участников драки, нескольких курсантов (хотя с роты принимали участие в драке, как минимум, человек 20-30) представили на Совет училища, где вначале сделали серьезный нагоняй, провели воспитательную работу, а затем приняли решение об отчислении из училища. Окончательное решение должен был принять начальник училища, а приняв, подписать приказ об отчислении. 

   После Совета прошло несколько суток, а приказа всё не было и не было. Я, как и все участники драки, посещал занятия, отвечал по предметам, одним словом, учился, внутренне находясь в напряжении и ожидая, что вот-вот поступит приказ, я соберу котомку и поеду дослуживать оставшийся год в какую-нибудь танковую часть Краснознаменного Дальневосточного военного округа. Время обучения в училище в случае отчисления засчитывалось в срок службы.

   Прошла неделя, началась вторая. Странным казалось и то, что не проводились комсомольские и партийные собрания, на которых  обсуждались бы личные дела, объявлялись взыскания и т.д. А я к этому времени был уже кандидатом в члены КПСС, на погонах носил сержантские лычки, был командиром отделения, спортсменом, участником коллектива художественной самодеятельности училища, выезжал в составе коллектива на представления в окрестные сёла, одним словом, был очень передовым и дисциплинированным курсантом. Да и учился, честно сказать, неплохо.

   И всё же этот день настал. Меня и ещё нескольких курсантов, участников той драки, пригласили в кабинет к командиру батальона курсантов полковнику Сергею Титовичу Дмитриеву, В кабинете кроме командира батальона находились: заместитель командира батальона по политической части подполковник Рева Г.Н., секретарь комитета комсомола лейтенант Попов В.М., командир нашей  курсантской роты майор Горкун В.М.

   Докладывал секретарь комитета комсомола. Оказывается, всё это время по приказу начальника училища велось расследование инцидента. В результате расследования был найден курсант младшего курса, к которому эта девушка приезжала. У них произошла на танцах ссора и девушка в слезах убежала на остановку, чтобы уехать в город на очередном автобусе. Тут-то и подвернулись военнослужащие, что называется, «навеселе», из батальона обеспечения. Девушку разыскали и предложили приехать и рассказать начальнику училища, как всё происходило. Отказалась, естественно. Попросили дать письменное объяснение – согласилась. Из письменного объяснения следовало, что сержант, пытавшийся её защитить от пьяных солдат, никакой не нарушитель воинской дисциплины, а храбрый юноша, не побоявшийся ради чести девушки вступить в неравное противоборство чуть ли не с бандитами. Герой, одним словом.

   Когда показали это объяснение начальнику училища, он отдал распоряжение прекратить дальнейшее разбирательство по данному вопросу, а мне объявить благодарность. Что и было сделано вскоре перед строем роты. Более того, поступок признан мужским, достойным курсанта и офицера, а остальных участников той драки отцы-командиры официально пожурили за невыдержанность. Это означало, что инцидент исчерпан и можно уверенно смотреть вперед, а впереди была учёба на выпускном курсе и ничего кроме учебы.

   Об этом инциденте, чуть было не закончившимся отчислением из военного училища, я потом вспоминал довольно часто. Ничего не поделаешь – большая часть жизни связана со службой в Вооруженных Силах, сначала Советского Союза, потом, после его распада в 1991-ом году – Российской Федерации. Спасибо училищным командирам, что не спустили всё на тормоза, а объективно разобрались, прояснили ситуацию и приняли мудрое решение. Низкий поклон, особенно ротному командиру, ныне покойному, Горкуну Владимиру Михайловичу.

   Трудно забыть и наши дежурные будни. В каждой роте был график дежурства взводов по разгрузке угля, прибывшего в вагонах на железнодорожную станцию. Это могло случиться в любое время, но случалось, как правило, ночью. Дежурный взвод поднимался по тревоге и следовал к месту выполнения задачи по разгрузке угля, выполняя тяжёлую мужскую работу с задором, шутками и прибаутками.  После разгрузки уставшие курсанты засыпали мертвецким сном. Но дело было молодое, и организм быстро восстанавливался.

   Другими запомнившимися особенностями Пади Моховой были: небольшая речка-ручей, которую все ласково называли Переплюйкой, да две сопки, на которых курсанты в свободные часы с удовольствием гуляли с местными и приезжими девушками. При этом был определенный ритуал в этих прогулках. Если отношения между молодыми людьми были романтическими и набирали обороты, прогулки совершались по сопке Любви – так называлась одна из сопок. Ну, а если пик любви был уже пройден и отношения медленно угасали, курсант вёл свою подругу на сопку Разлуки – так называлась вторая сопка. На этой сопке курсант прощался со своей девушкой навсегда. Так гласила легенда в курсантской среде, но так ли это было на самом деле, я не знал. Обе сопки действительно были красивы, особенно осенью. Один недостаток – часто горели. И горели исключительно по причине курсантской бравады. Курсанты любили поразвлечь девушек и иногда для этого поджигали, так называемые, «трассеры», – трассерные пули, предназначенные для стрельбы из пулемета. При сухой листве начавшийся пожар собственными силами потушить было практически невозможно. Вот и горели периодически эти славные исторические сопки – свидетели любви и разлуки курсантов, проводивших на них время вместе со своими подружками. Сколько они повидали на своем веку радостных улыбок и  горьких слёз, трудно сказать. Я на сопках бывал, иногда бродил в компании с ребятами и девчатами, другими словами, просто весело проводил свободное время. Но наедине с девушкой – никогда за все три года учёбы.

   Годы учёбы в училище не забыть никогда. Пожалуй, не смотря на все трудности, это были лучшие годы жизни. Три замечательных года - с 1966-го по 1969-й.  Многое запомнилось мне из этого периода жизни. Об учёбе и говорить нечего – трудно, сложно, с тяготами и лишениями.

   Практических занятий не счесть, выезды на полигоны, танкодромы, директрисы, в войска на стажировку и т.д.

   А как много друзей приобрел! И как плакал при расставании, понимая, что это навсегда. Может быть, впервые в своей молодой жизни понял, что такое настоящая мужская дружба, которая вошли в моё сознание прочно, и я всегда с теплотой и любовью вспоминал своих друзей: Виктора Храмова, Михаила Репина, Юру Антонова, Женю Опарина, Геннадия Залуцкого, Вячеслава Дувана, Александра Степанова, Александра Сибагатуллина, Владимира Дмитриева, Валерия Жежелева, Владимира Гнилякова, Владимира Никогду, Володю Сугака, Николая Шарапкина, Лёшу Фадеева и многих других ребят.

   Разные судьбы у ребят. В одно и тоже время кто-то уже занимал полковничьи или генеральские должности, а кто-то пребывал на капитанской или майорской. Сейчас уже, разумеется, пенсионеры все. Раскидала служба бывших выпускников 11-ой роты курсантов по всей России, ближнему и дальнему зарубежью. Но у каждого сохранилась память о тех замечательных временах, когда учились в училище, грызли гранит военной науки, когда всем было от 17 до 20 лет.

   Светлыми пятнами в круговороте курсантской жизни были увольнения в город, тематические и танцевальные вечера, ежегодный отпуск, участие в художественной самодеятельности и, пожалуй, всё. Для женатых ребят, кроме того, встречи с женами, которые тоже случались не так часто. Такова суровая действительность армейских будней в военном училище того времени.

   Если расположить перечисленные мероприятия по приоритетам, то, конечно, ежегодный отпуск сроком на 30 суток был самым ожидаемым и самым радостным событием в жизни курсанта. Все его ждали как манны небесной, готовились к нему и срочно уезжали, как только командир роты проводил напутственный инструктаж. В основе инструктажа лежало несколько пунктов: приятно провести время; не нарушать воинскую дисциплину и форму одежды; не опаздывать из отпуска; если что случится, извещать руководство училища телеграммой. Вот и весь инструктаж. Правда, прежде чем отпустить своих питомцев из казармы, командиры придирчиво осматривали внешний вид – это было святое. На руки каждому отъезжающему выдавались воинские требования на приобретение железнодорожных билетов «туда» и «обратно» – это тоже было обязательно. Требования не получали только те, кто никуда ехать не собирался и проводил свой отпуск в городе Благовещенске, но таких курсантов было мало.

   Курсантский отпуск я проводил исключительно дома – в городе Чите, где проживала мама и в селе Домна, где жила любимая девушка.

   Отпуск пролетал, как один день. Мама жила одна. Отец в это время работал в геологоразведочной экспедиции на севере Читинской области в селе Калакан, расположенном недалеко от административного центра –  Чара. Населенный пункт располагался на реке Витим – вот туда-то в один из отпусков я решился съездить. Поездку эту запомнил, поскольку встреча с главным своим воспитателем и дорогим человеком была удивительной, насыщенной всевозможными приключениями. К тому же, иногда мне удавалось со спиннингом побродить по реке в поисках какой-нибудь крупной рыбы.

   Мама всегда ждала приезда сына в гости и принимала с особым теплом.  Отношения  с мамой были нежными. Она была простой русской женщиной с 7-ю классами образования. Работала  мама поваром в офицерской столовой в Домне, где мы всей семьей раньше прожили почти три года. Это было нелегко – каждый день рано утором на электричке ехать за 30 километров к месту работы, но она ездила, и, как я понимал, получала от своей работы большое удовольствие.

   Каждый раз, приезжая в отпуск, я много времени проводил в той самой Домне, о которой писал выше, наслаждаясь обществом любимой девушки. А где мне ещё надо было проводить время? Только там и только с ней. Иногда встречался с товарищами по школе, это были, как правило, домашние посиделки  с песнями под гитару. Иногда посещали местный читинский ресторан, но это было редко – пару раз за всё время, что находился в отпуске.

   Боже мой, какие это были стремительные секунды, минуты, часы, дни! Как можно было оторваться, вылететь из этого гнезда любви, как преодолеть себя и как выстоять, чтобы не поломать судьбу девушки, если вдруг что-то сломается в отношениях? Без преувеличения – силой воли, и не только. Ещё – громадной любовью и уважением к той, которую любил, боготворил и с которой собирался строить семью. Это было чертовски сложно, но именно так и было.

   Тем не менее, отрываться надо было, всему приятному и хорошему когда-нибудь приходит своё завершение. Из отпуска всегда возвращался вовремя и чётко докладывал командиру взвода и роты о том, что во время отпуска замечаний не имел. Всё возвращалось на круги своя, начинались будни нелегкой учебы в училище: занятия в аудиториях, полевые занятия по тактике, стрельбы в огневом городке, вождение танков и автомобилей на танкодроме и автодроме, полигонные стрельбы, учения и пр. Из всего набора предметов, что преподавали в училище, больше всего меня привлекали: вождение танков, в том числе, под водой, стрельба из танков, изучение материальной части, физическая подготовка и некоторые другие предметы.

   В училище стал классным специалистом: механик-водитель среднего танка 3 класса, шофер-профессионал 3 класса, наводчик орудия 3 класса. В последующем, будучи уже капитаном, начальником штаба батальона, повысил классность – стал механиком-водителем 1 класса. Среди танкистов  высокая классность пользовалась особым уважением и я чрезвычайно был горд тем, что мог водить грозную машину, преодолевая всевозможные препятствия с ювелирной точностью и неплохой скоростью. Специальность водителя автомобиля тоже пригодилась в жизни – более за всю свою жизнь на водительские права так и не сдавал, достаточно было того, чему научили в военном училище. Классная специальность наводчика орудия пригодилась во время стрельбы из танка в период обучения в Военной академии Бронетанковых войск. Больше из танка никогда не стрелял, поскольку в этом не было необходимости, проходя службу в крупных штабах оперативного и оперативно-стратегического уровня.

   Спальное помещение нашей 11-ой роты было вытянуто в длину, по центру – коридор, по обе стороны коридора располагались кровати, одна над другой, расставленные повзводно. Полы деревянные, но всегда отполированные до блеска. Блеск этот наводился посредством «тёщи», которую я очень хорошо запомнил, особенно по первому курсу.  "Тёщей" называли несколько танковых траков, соединенных вместе, обмотанных старой курсантской шинелью в несколько слоёв, с прикрепленной к тракам длинной ручкой. Это устройство как раз и предназначалось для натирки полов. Сама по себе "тёща" была тяжёлой – примерно 15-20 кг., а когда на эту "тёщу" взгромождался курсант, она весила значительно больше и двигать ею по полу было по силам далеко не каждому курсанту.  И ведь тягали по всей казарме. Тягали с удовольствием, шутками и прибаутками. Иногда сержанты, в виде наказания за какие-то мелкие проступки, объявляли курсантам наряды на работу. Особо приятного в них было мало, но ребята не обижались – в любом случае это была помощь наряду по роте. Да, и право такое у сержантов было, на то они и сержанты. Работа по наряду заключалась как раз в натирке полов и уборке мест общего пользования. Эти две "рабочие специальности" я вполне освоил за первый курс обучения. На последующих курсах уже и полы не натирал и туалет не убирал. Был сержантом, командиром по отношению к своим товарищам по учёбе, имел право налагать дисциплинарные взыскания на подчиненных, в том числе, и в виде нарядов на работу. Такова сержантская работа, ничего не поделаешь. Главное – быть не только требовательным, но и справедливым по отношению к товарищам.

   Да, были славные денёчки. День за днем, месяц за месяцем учёба в аудиториях и полевые занятия. Курсанты не были просто наездниками на технике. Преподаватели и механики-инструкторы приучали молодых людей любить технику, обслуживать её после каждого полевого выхода, будь то тактические учения, стрельбы или вождение. После мойки драили танки очень тщательно, как трансмиссию, так и внутри танка. Принимал работу механик-инструктор. В ту пору это были, в основном, сверхсрочники – народ грамотный, требовательный и принципиальный. Пока инструктор не примет матчасть, об отдыхе и думать было нечего. Бывало, по несколько часов занимались этой черновой работой и ничего, не обижались на инструкторов, понимая, что техника требует не только внимания, но и любви со стороны будущих офицеров-танкистов. Без этого нет офицера, а уж танкиста и подавно.

   Впечатляли, конечно, стрельбы штатным артвыстрелом. Ощущения – не передать словами. Было несколько упражнений: стрельба с ходу, с короткой остановки и с закрытых огневых позиций. Команды: "Дорожка", "Короткая", "Заряжай", "Готово", "Выстрел" и некоторые другие врезались в мою память на всю жизнь.

   Стреляли в училище, в основном, из танка Т-55. Зрелище не для слабонервных. Все действия отрабатывались до автоматизма. Любое отклонение экипажа от принятого алгоритма работы во время стрельбы было чревато не только получением травмы, но и в прямом смысле расставанием с жизнью.

   Да, много было за время учебы всяких разных историй и очень хорошо, что курсанты нашей роты, за исключением тех, кого отчислили и кто ушёл из училища добровольно, живыми и здоровыми завершили учебу и получили лейтенантские погоны.

   Каждый курсантский взвод, помимо учебы, время от времени, нёс караульную службу непосредственно в училище, охраняя важные объекты. Иногда заступал в гарнизонный караул, неся службу по охране гауптвахты, патрулируя по улицам славного города, расположенного на берегу реки Амур.

   Так и катилось время учёбы в училище. Кто-то не выдерживал нагрузки, писал рапорт и уходил служить в войска. Честно сказать, меня тоже посещали такие мысли – бросить всё, дослужить   оставшееся время в войсках, демобилизоваться и дальше жить гражданской жизнью. Возможно, реализовать юношескую мечту и поступить, наконец, в медицинский институт и стать врачом-хирургом. Мне нравилась эта замечательная профессия, и я был убеждён, что мог бы стать хорошим врачом.

   Долго мучился, практически весь первый курс, но рапорт написать всё не решался. Позже, уже в зрелые годы, корил себя за эту нерешительность, за отказ от исполнения мечты. Но, что сделано, то сделано. Однажды всё же решился, написал рапорт с просьбой отчислить из военного училища и отправить дослуживать в войска. Долго убеждали тогда меня разные начальники, от командира взвода до командира батальона. Но только командир роты майор Горкун Владимир Михайлович нашёл какие-то веские аргументы в пользу продолжения учебы. Именно он сломал, дожал, додавил и убедил забрать рапорт об отчислении из училища. Он делал своё дело, понимая, что 18-летний юноша ещё не окреп в своем мужском становлении настолько, чтобы противостоять опытному 40-летнему командиру, пользующемуся непререкаемым авторитетом у курсантов. Я сдался, забрал рапорт и продолжил учёбу в училище.

   Шло время, прибавлялось знаний и практических навыков у каждого из нас.  Педагоги вкладывали душу в своих учеников, стараясь научить тому, что знали и умели сами. 3-х годичный курс обучения был с уклоном больше на практику, нежели на теорию. Чего не скажешь о 4-х годичной программе обучения. Ребята просто задыхались от всех этих общеобразовательных наук, которые считали совершенно лишними в будущей службе офицера-танкиста. Разница в программах состояла в том, что как раз этих общеобразовательных дисциплин на 3-х годичном курсе обучения не было, и учеба нам давалась более легко, нежели коллегам "на вышке".

   Получалось, что одновременно начав обучение, средний курс получал офицерские погоны на год раньше, чем ребята на соседнем курсе. Это давало определенные преимущества. Раньше выпускались, становились офицерами, раньше получали очередные звания, должности, возможность поступать в военную академию. При поступлении в военную академию всё равно предлагалась одинаковая программа, по окончании – одинаковая военная специальность. И, тем не менее, преимущества у ребят, окончивших училище по программе высшего учебного заведения, были. У них было высшее гражданское образование, которое давало училище. Это образование могло понадобиться в том случае, если офицер по каким-то причинам был уволен из рядов Вооруженных Сил на гражданку. Вот там, на гражданке, и нужен был этот диплом, а в армии проку от него было немного. Учитывая это, курсанты, не поступившие на высший профиль, оказавшиеся волею судеб на среднем, особо от этого не расстраивались, не парились, как теперь говорят, понимая все выгоды 3-х летнего обучения. Практика жизни показала, что они были правы. После, начиная с 1969-го года, средних выпусков больше не было, военные командные училища по всей стране перешли на 4-х годичное обучение.

   Кроме учёбы в классах, занятий в поле, на стрельбищах,  танкодромах, стажировки в войсках, кроме караулов и нарядов, курсанты в  военном училище имели и другие интересные увлечения и их было немало. Основным увлечением, разумеется, был спорт. Я тоже любил спорт, но выборочно. С удовольствием занимался гимнастикой и акробатикой, бегал 10 километров на лыжах, увлекался гирями. Покрутить солнышко на перекладине, сделать раз пятьдесят подъем переворотом и без счёта отжаться от пола проблем не было. Чего не переносил, так это кроссы на 1000 и 3000 метров. Не давались эти кроссы, хоть убей, но, тем не менее, свою отличную оценку на них всегда вымучивал, долго потом отходя и чертыхаясь. И кто бы знал, что всего через два года, будучи командиром взвода, стану вместе со своим взводом чемпионом Приволжского военного округа по многоборью взводов, где одним из видов будет марш-бросок на 5000  метров с полной выкладкой и боевой стрельбой. А потом – участие в соревнованиях на первенство Сухопутных войск и занятое второе место. Пригодилась курсантская закваска, удалось, получилось, хоть и было неимоверно сложно.

   Увлечение акробатикой из спортзала выплеснулось на сцену. С группой ребят я принимал участие в художественной самодеятельности училища, выступая с силовым акробатическим номером. Во всех выполняемых упражнениях был средним. Нижним, опорным, был мой товарищ  курсант Жежелев Валерий, серьезно увлекавшийся в училище поднятием тяжестей. Верхним был курсант Бурдинский Валерий. Он был невысокого роста, примерно полтора метра от пола, и весом не более 55 кг. Этот парень творил чудеса, делая легко и изящно стойку «руки в руки», притом, что под ним были еще два акробата не в самой удобной позе.

   Ездить по окрестным сёлам с концертами художественной самодеятельности было приятно, тем более, в этой самой самодеятельности были девушки. Но больше, всё же, нравилась свобода, неформальная обстановка, общение с сельской молодежью и простыми нашими людьми. А уж как приятны были аплодисменты, слов нет.

   С девушками в период учёбы в училище у меня вообще отношения были сложными. По тем временам, как я уже упоминал, было престижно выйти замуж за офицера. Офицерская зарплата была на уровне, семьям предоставлялась служебная жилплощадь, детишек можно было устроить в детский садик. Были, конечно, и трудности. Гарнизонная жизнь своеобразна, не всё в ней мёдом мазано. Особенно трудны бытовые условия, и, особенно, в тех краях, где морозы достигают приличных минусовых, или наоборот, плюсовых температур. Горячей воды нет, холодная – в колодце, колонке, проруби. Удобства на улице. Работы для жён нет, и т.д. И всё равно, девчата были полны романтики, их не смущала перспектива быть с мужем в какой-нибудь дыре, главное - с милым и в шалаше рай.

   Я всё прекрасно понимал, с девушками танцевал, до автобуса провожал, но дружить с кем-то, обниматься и целоваться, а тем более, обещать что-то, не спешил. Причина была простая – ждала меня моя девушка в селе Домна, потому что тоже любила.  Дороже этой девушки у меня не было человека на всём белом свете. Если не считать, конечно, родителей и родную сестру. Их любил не меньше.

   Мы постоянно переписывались, обменивались фотографиями, ссорились через письма, но сохраняли чувства, верили друг другу и были уверены, что скоро встретимся, и всю оставшуюся жизнь будем жить вместе. Одним словом,  в училище в отношении женского пола я вел достаточно скромный курсантский образ жизни. Ну, очень скромный.

   Иногда нас приглашали подшефные учебные заведения на какие-то вечера в Благовещенск. Мы, естественно, готовили номера, наглаживали брюки и начищали хромачи, чтобы в грязь лицом не ударить перед девушками. Общались, отдыхали, танцевали, кто-то с кем-то заводил длительные знакомства, а потом женился, как например, было у курсанта нашего взвода Евгения Опарина. Мне же это было не нужно и я  скромненько всегда, или почти всегда, отдыхал, сидя в уголке, правда, иногда, читал стихи Сергея Есенина и Эдуарда Асадова – любил уж очень этих поэтов.

   Наконец, сданы последние экзамены, пошиты офицерские шинели и кителя, получена со склада остальная экипировка, осталось дождаться приказа Министра обороны СССР о присвоении офицерского звания "лейтенант" и вперед, в новую самостоятельную жизнь.  Радостно было на душе и в то же время, тревожно. Какая она, эта самостоятельная жизнь, что там впереди и как сложится военная служба?

   Перед выпуском был опрос желаний – где бы кто хотел служить после окончания училища. Разрешалось написать два или три (точно не помню) военных округа. Поскольку на втором курсе возникли серьезные колебания в отношении учёбы в училище,  я не претендовал на диплом с отличием, а это означало, что меня могли направить для прохождения дальнейшей службы без учёта желания.

   Тем не менее, желание спрашивали у всех. А какое желание могло быть у меня? Я понятия не имел, какая служба в этих округах, где лучше, где хуже, где перспективнее и т.д. Такими же неопытными были и остальные ребята.

   После недолгих размышлений я выразил желание служить в Прикарпатском или Приволжском военных округах.  При этом был совершенно уверен, что оставят служить в Дальневосточном или Забайкальском военных округах. Решение оставалось за руководством училища.

   Вручение  дипломов и нагрудных знаков проходило в торжественной обстановке на училищном плацу. Там же выпускники прощались и со знаменем училища.

   Выпускной вечер – особый разговор в повествовании. Событие было радостным и грустным одновременно. Закончился этап жизни длиной в три года. Наступал новый, полный неизвестности, период офицерской службы.

   Расставание с товарищами по взводу проходило трудно. Годы учёбы в училище сплачивают настолько, что курсанты становятся почти что братьями.   

   Смотрю на фотографии своих друзей и слёзы наворачиваются на глаза. Захожу на сайт родного училища и вижу, что редеют наши ряды, ой как быстро они редеют.

   С особой любовью и уважением вспоминаю наших ротных офицеров: командира роты капитана (в последующем – майора) Горкуна В.М., командиров взводов: ст. лейтенанта Слабуху Н.И., ст. лейтенанта Сафронова А.Я., ст. лейтенанта Богданова А.А., ст. лейтенаната Маканникова А., лейтенанта Холондоча В.Г. Действительно, достойный пример для подражания молодым, рвущимся в войска, ребятам. От каждого из них мы что-то брали для себя, чем-то восхищались, но и что-то отторгали в силу своей неопытности, не понимая, что иное отторжение было как раз тем незаменимым элементом, которое так требовалось нам при дальнейшем прохождении службы на различных офицерских должностях. Низкий Вам поклон, уважаемые офицеры нашей 11-ой роты и нашего батальона.

   Наверное, это правильно, когда первым офицером, с которого курсант берёт пример, является его командир взвода или роты. Я всматривался, приглядывался, что-то в них соответствовало моим представлениям об офицерском корпусе, а что-то не принял бы для себя никогда. Так, по крупицам и складывался в моём сознании образ офицера, на которого я мог бы равняться и с которого бы «лепил» себя. В большей степени для этого подходил, по моему мнению, командир роты майор Горкун В.М.

   Ещё, конечно, на меня произвел огромное впечатление командир батальона курсантов полковник Дмитриев С.Т. Эти два офицера и были моими кумирами в училище.

   Что касается командиров и начальников более высокого уровня, то с ними я  встречался крайне редко, в основном, при построении на училищном плацу или проведении каких-то торжественных мероприятий. Тем не менее, эти люди также вызывали моё уважение  тем, что за свою службу смогли продвинуться в служебной карьере до таких высот.

   Вот, собственно, и вся моя училищная биография. Три года пролетели быстро, непросто, трудно, но фантастически интересно, с пользой для каждого из нас, молодых ребят, не нюхавших пороху, не знавших по-настоящему офицерской службы. Мы получили теоретические знания, приобрели какие-то практические навыки, в том числе, с выездом в полевые лагеря, на стажировку в войска, и просто увидели жизнь по-новому, совсем не такой, какой она нам представлялась на гражданке, во время учёбы в школе и наличием свободного времени, которое, во многом, использовалось хаотично, бесцельно, просто во дворах, на каких-то вечеринках и других не очень полезных мероприятиях.

   В училище нас научили дисциплине, планированию своего времени, ответственности за слова и поступки, привили любовь к военной службе, к Вооруженным силам, воспитали чувства патриотизма, любви и гордости за свою Родину. Ребята пришли подростками, а вышли взрослыми людьми, мужчинами, способными передавать полученные знания своим подчинённым, нести за них ответственность, людьми, готовыми к самопожертвованию во имя благородной цели.

   Друзья, братья-танкисты из БВТККУ, будем жить и, насколько возможно в наши годы, приносить пользу родному Отечеству.
   
   7 декабря 2020 г.