Тоша. Рассказ о птенце сороки

Однажды летом, в самом начале июня, после сильного ночного ветра в нашем огороде появился неожиданный гость - маленький птенец непонятной птичьей породы. Он стоял на длинных тонких ножках между кустами смородины и растопырив короткие, едва покрытые пухом крылышки истошно орал во всё горло. Чудом его не услышали наши кошки (видно у птиц тоже бывают ангелы-хранители). Надо сказать, что вид у птенчика был не очень-то и презентабельный - он был похож на общипанную маленькую курицу, а голос был так и во сто раз хуже - очень громкий и резкий, скорее всего Иерихонские трубы именно так и звучали в своё время.
  Тут ещё надо отойти от темы и добавить, что лично у меня имеется редкая фобия - я побаиваюсь птиц (причина банальна - в возрасте примерно одного года меня клюнул петух, коварно напав сзади и клюнув чуть пониже спины, а уже в детсадовском возрасте мне довелось случайно увидеть отрубание головы курице соседом (это было на самом деле ужасно – присутствовал и топор, и плаха в виде пенька, настоящая средневековая казнь), да ещё до кучи будучи на продлёнке в школе я зачем-то шарила за батареей и вытащила из-за неё несчастного засохшего воробья.  Короче жизнь потрепала моё неокрепшее детское сознание изрядно, поэтому внутренне содрогаюсь от воспоминаний, причём в двух последних эпизодах главная эмоция даже не страх или брезгливость, а жалость.
  Но в этот раз дело касалось жизни хоть и птичьего, но всё же ребёнка, и несмотря на страхи и внутренний дискомфорт пришлось скрепя сердце и сняв с головы панаму (что бы не голыми руками хотя бы!) отлавливать незваного гостя и передислоцировать его в безопасную и недоступную для кошек теплицу, где маленькое чудовище продолжило истошно орать. Понятно было что открытый широко клюв и истошные крики намекают о немедленной подаче еды, поэтому большой жирный червяк, на свою беду выползший из рыхлой тепличной почвы сразу был отправлен в широко открытый клюв и на несколько минут воцарилась долгожданная тишина. Но рано было радоваться: пока сооружалось подобие гнезда из сухой травы, выдернутой из помидорной грядки – вопли возобновились, причём маленькое чудовище уже без зазрения совести подходило вплотную и требовательно открывало свой красный внутри, с острым язычком клюв с надеждой заглядывая в глаза. Честно говоря мне было жаль и червяков, но в природе так уж заложено – птенцов вроде только ими, да ещё какими-то насекомыми кормят пернатые родители, а птицы выше по иерархии чем черви. Впоследствии, кстати, все червяки покинули наш огород – то ли все были выкопаны и скормлены, то ли ушли из-за начавшейся жары глубоко в почву.
   Весь день птенец провёл в теплице, то засыпая от сытости в импровизированном гнезде, что длилось примерно минут двадцать, то громко вопя на весь окрест, от чего вокруг теплицы начинали собираться кошки и уже с интересом смотрели на открытую в ней форточку, закрыть которую было равносильно убийству помидорной рассады и самого птенца из-за невыносимого зноя.
  К вечеру было принято решение о переводе нового жильца от греха подальше в полупустой дровяник с надёжно закрывающейся на засов дверью, было сооружено и место ночёвки в корзине для пикника, наполненной мягкими шерстяными шарфами.
  С сумерками наступило затишье – как только солнце начало скатываться за горизонт,
птичье дитя уснуло, засунув свой жёлтый клюв под собственное маленькое крылышко.
  Утром темнота дровяника тоже сыграла свою роль – не даром клетки с попугаями накрывают тканью, из-за затемнения птицам начинает казаться что наступает ночь и они замолкают, так как плохо видят в темноте и боятся быть съеденными ночным хищниками. Но как только открылась дверь и в помещение проник утренний свет, всё повторилось вновь – копание червяков и кормление ими продолжалось целые дни напролёт, другая еда в виде каш и хлеба хоть и заглатывалась, но вторая порция не принималась, а голодные вопли продолжались.
  Поилка была изобретена из одноразового шприца без иглы, вода ведь нужна всем без исключения живым организмам (позже читала что если кормить исключительно червяка-ми, то поить не обязательно). Было удивительно, как быстро птенец привык к людям – его нисколько не смущал вид того, кто его кормил – всё происходило как само собой разумеющееся, кормят – значит родители, иначе не заботились бы.
  По поводу породы пернатого детёныша было много версий, но судя по чёрно-белому оперению и резкому громкому голосу было отдано предпочтение сорочьему происхождению, хотя клюв был ещё короткий и широкий, а белыми были всего пару пёрышек на груди, а наша бабушка уверяла что он скорее голубь, искренне считая, что голубя будут больше любить. С голубями и их птенцами мне тоже приходилось знакомиться, по весне свили как-то раз гнездо эти милейшие птицы на городской лоджии, причём замечен этот факт был уже запоздало – в момент обнаружения они уже снесли пару яиц и высиживали их посменно.
  Поскольку голуби предвестники мира, счастья и любви и вообще горлицы прогонять их не стали, да и вели они себя весьма тихо, иногда лишь умиротворяюще ворковали. С голубями всё закончилось замечательно, по крайней мере для них – они успешно высидели своих двоих птенцов (в первый раз увидев их я была поражена их внешним видом, то ещё зрелище, кому интересно – загуглите, как минимум удивление гарантировано). Пришлось подкармливать семью голубей зерновой смесью и семечками, от чего они хорошели с каждым днём и улетели вместе со своими холёными, но от чего-то диковатыми в отличии от родителей птенцами.
  После отлёта голубиного семейства пришлось стеклить лоджию, поскольку голубятня там не планировалась, а после начавшихся летних дождей оставшийся в щелях птичий помёт дал о себе знать ужасным запахом птицефермы. Родители голуби прилетали ещё некоторое время, возмущались за стеклом по поводу невозможности войти, но к сожалению пришлось проявить стойкость.
  А наш птенец потихоньку обрастал и хорошел, почти голое тельце покрывалось чёрным пухом, перышки на крыльях росли, а клюв становился всё темнее. Ввиду непрекращающейся жары наступил момент исхода червяков из верхнего слоя почвы (ну или всех съел Тоша – так назвали питомца) и рацион пришлось заменить мясным фаршем, что заметно облегчило жизнь – копать червяков весь божий день – то ещё занятие. Проштудировав в Интернете статьи про выкармливание сорочат-слётков было усвоено что это гиблое дело, очень трудно и миссия не всегда выполнима. Но мы не сдались, попытка, как говорится – не пытка.
  Тоша рос и хорошел в дровянике, есть просил всё реже, но порции понятное дело увели-чивались. Ещё он очень полюбил общаться, на разговор реагировал живо, пытался повторять слова, а лучше всего ему удавалось копировать интонацию – каким тоном с ним разговаривали, таким Тошик и щебетал в ответ не хуже попугайчика, но иногда неожиданно вскрикивал резко и громко. Особенно хорошо ему удавалось слово «птичка». И ещё он всегда требовательно кракал если кто-то проходил мимо его сарая, не заглянув к нему – плохо переносил одиночество, сороки ведь стайные птицы.
  Один раз я зашла к нему в шляпе, украшенной лентами и даже сначала не поняла сразу его реакции – он отлетел подальше и с удивлением скосив голову набок сказал «ка!», я попыталась подойти поближе, но он шарахнулся в сторону, повторяя «ка! ка!». Когда я сняла шляпу он долго смотрел на меня, пытаясь понять в чём собственно дело и я ли это, а потом с упоением стал теребить шляпные ленточки, изучая их.
  Ещё Тоша запомнил меня как своего родителя, кормила его ведь я и когда кто-то другой заходил посмотреть на него, он забивался в угол, прятался, растопыривал крылья, орал устрашающе и общаться отказывался категорически, только в моём присутствии.
  Иногда по утрам, когда только-только вставало солнце, на крышу сарая, в котором обитал Тошик прилетала его соплеменница, возможно даже мама-сорока, она кракала негромко и Тоша ей отвечал какими-то длинными руладами - возможно рассказывал ей о своём житье-бытье на смешанном сорочьем и русском языках.
  Примерно через месяц, когда птенец стал совсем уже сорокой, но с ещё коротковатыми крыльями и хвостом, он стал пытаться выпрыгнуть из своего заточения, но по территории гуляли кошки и собаки и поэтому выпускать его было небезопасно. Гулять ему тоже было необходимо, поэтому на некоторое время приходилось закрывать домашних питомцев в доме и постепенно приучать Тошу к прогулкам. Сорока оказалась почти бесстрашной птицей, сначала правда предпочитала сидеть на плече или на голове, но иногда спрыгивала на землю, живо интересуясь всем подряд. Сначала на прогулках Тошка прыгал совсем рядом, далеко не уходя и то и дело теребя шнурки на моих кедах, потом постепенно осмелел окончательно и стал запрыгивать на крышу сарая и скакать по ней, потом освоил огород и с удовольствием помогал полоть грядки, вытаскивая из них что надо и не надо и запрятывая под комья земли, камни и деревяшки. Особенно ему нравились яркие цветы - иногда он даже срывал их и приносил мне в клюве, пытаясь засунуть под одежду или закопать в волосы. Волосы он видимо считал чем-то вроде перьев и иногда проходился по всей длине своим клювом, а родинки на руках пытался выклевать, полагая что это что-то инородное или паразитическое. А уж как ему нравились серьги, заколки и пуговицы – всё это дёргалось, тянулось и клевалось в надежде оторвать-таки и спрятать в надёжном месте.
  После прогулок, которые были всё продолжительнее и чаще очень трудно было поймать Тошу и водрузить обратно в сарай, он категорически не хотел сидеть один, приходилось использовать всяческие ухищрения типа тарелки с едой или показа каких-то ярких вещей и позывных "Тоша, кашка" и "на, Тоша, кушай".
  Иногда прилетали местные сороки стайкой и сидели поотдаль, вроде не проявляя ника-кого интереса к Тоше, а он вроде как и не замечал их присутствия. Но это было до поры до времени, когда Тошик стал летать более уверенно - в основном по огороду, иногда залетая на крышу дома, провода и приусадебные деревья.
  Прилетели вскоре и его ровесники - молодые сорочата, изучающие окрестности вместе со старшими птицами. Сорочья семья села на крышу соседнего дома и начала галдеть, видимо обучая птенцов уму-разуму. И тут Тоша неожиданно полетел прямо к сорочьей стае - это был первый его перелёт на такое далёкое расстояние, и было страшновато из-за незнания сорочьих традиций и их отношения к выкормленным человеком особям. Тошка дотянул кое-как до конька крыши, уселся метра за два от сорок и стало сразу заметно что хвост у него вырос длиннее даже чем у взрослых птиц, а в остальном он особо и не отличался от остальных. Все сороки невозмутимо сидели на крыше как будто ничего не произошло и Тошик немного осмелев, начал тихонько перебирать лапками в их сторону. Наконец-то достигнув минимальной дистанции к крайней довольно-таки крупной птице, наш Тоша наклонив голову набок принялся разглядывать её вблизи.
  Я делала безуспешные попытки вернуть питомца в безопасную черту огорода, выкрикивая негромкие лозунги типа "кашка, Тоша, кушать!". Но какая могла быть речь о еде, когда решались вопросы с внешней коммуникацией и мои мольбы были проигнорированы.
  Тем временем Тоша налюбовавшись вдоволь на свою сорочью родственницу, перешёл к делу - он спрыгнул с конька крыши и обойдя равнодушную соседку сзади бесцеремонно дёрнул клювом её хвост, видимо проверяя настоящая она или нет. Мне стало совсем нехорошо, поскольку я была уверенна что такой фамильярности никто не простит и сейчас же клюнет обнаглевшего молодого соплеменника. Но к большому счастью всё обошлось - сорока лишь развернулась к тронувшему её хвост нахалу лицом (ну или как ещё назвать птичью морду) и разоралась очень и очень громко, от чего все остальные сороки стремглав улетели прочь, но именно эта толстая короткохвостая птица осталась и Тоша продолжил заигрывания с ней, ходя вокруг да около, то теребя края покрывавшего крышу старого рубероида, то заискивающе заглядывая в глаза новой знакомой.
  Сорока просидела с Тошей ещё довольно долгое время, а потом улетела по своим делам, а Тошик к моему счастью остался - погулял немного один по крыше и вернулся как ни в чём не бывало домой, прилетев сначала на крышу дровяника, а потом слетев ко мне на плечо, за что был поглажен, обласкан и от греха подальше заперт в своём жилище с миской свежего фарша.
  С тех пор общение со стайкой сорок вошло в традицию, Тошка во время прогулок присоединялся к прилетавшим нескольким птицам и как само собой разумеющееся сидел с ни-ми то на проводах, то на крышах, то на ближайших деревьях. Птицы относились к нему как будто всегда его знали, будто он и жил с ними всегда. 
  Ловить Тошу стало всё затруднительнее, он сопротивлялся изо всех сил - из-за этого прогулки с ним стали более продолжительными, да и постоять за себя он уже мог наверняка, кусал иногда больно своим крепким клювом, но не со зла конечно, а пытаясь избавить от комара или слепня и по этому поводу решено было не закрывать больше во время сорочьего променада кошек в доме и хотя бы одной заботой стало меньше. Пока Тоша общался с друзьями я ухаживала за садово-огородной растительностью - полола грядки с овощами и клумбы, но одним глазом конечно же следила за пернатым подопечным, который время от времени прилетал и смотрел что я делаю, пытаясь повторять всё за мной - сороки очень любознательны и любят учиться всему что умеют делать окружающие.
  Ещё одна удивительная способность сорок - они каким-то непостижимым образом чувствуют опасность - стоило высоко в небе появиться хищнику (в основном это были два орла, парящих в поисках добычи) как все сороки прятались в кронах деревьев и кустов, и Тошка слетал либо под куст, либо под тень навеса сарая и замирал там почти лёжа пока хищники не улетали в даль на безопасное расстояние. Хуже дело обстояло с поселившимся где-то недалеко небольшим то ли ястребом, то ли соколом - этот ярко коричневый опасный красавец летал в то лето прямо над самым огородом и однажды чуть не схватил Тошину сверстницу, молодую неопытную сороку, которая не успела спрятаться в укрытие и была почти настигнута им на лету, но я успела-таки прогнать хищника махая в воздухе палкой (кстати, не первый раз когда птица такого плана была изгнана таким незамысловатым способом – все птицы вообще боятся палок, очевидно ассоциируя их с ружьём, и даже если направить просто длинную палку в сторону хищных птиц, они сразу меняют маршрут и летят куда подальше).
  А в следующий раз было сделано открытие по поводу ласточек - казалось бы мирные пичуги целой стайкой атаковали Тошу на крыше родного для него дровяника, налетая то и дело сверху и пытаясь клюнуть его прямо в голову. Оказалось, что ласточки не любят сорок из-за того, что те воруют их птенцов из гнёзд, сороки ведь тоже своего рода хищники. Кстати, под коньком нашего дома в тот год ласточки не только не стали выводить птенцов, но и разобрали и унесли по частям свой слепленный из кусочков глины домик - всё из-за присутствия Тоши, как потом стало понятно.
  Лето было очень жарким и почти без дождей, поилки для Тоши и других птиц стояли по всему огороду, и когда он вдруг начал купаться в одной из мисок ему был выделен тазик с водой и он с удовольствием плескался в нём, а потом очень смешно сушился – раскладывался с растопыренными крыльями и хвостом по траве, нахохливался и закатывал под нижние веки глаза, становясь похожим на какого-то драного полудохлого пингвина. Видимо в то время он как-то перекупался и начал иногда почихивать, чего за другими сороками замечено ни разу не было.
  В августе Тошик уже гулял с сородичами почти целыми днями, улетая куда-то далеко, и  постройнев от прогулок, выделялся из общей стаи лишь длинным-предлинным хвостом, изогнутым на подобии сабли, да ещё и многократным чиханием, но его всё ещё можно было поймать вечером, покормить и посадить ночевать в сарай.
  Иногда Тоша мог прилететь неожиданно, с разбега шлёпнуться мне на голову всем своим весом, а это на минуточку вполне сопоставимо с прилетевшим с дерева спелым апельсином, так что приходилось его даже бранить за такие неожиданности, а потом угощать чем-то вкусненьким типа печеньки или запасёнными в пакетике на этот случай кусочками сыра или колбасы. Причём половина угощения съедалась сразу, а часть заныкивалась в расщелины забора, под куст или под рубероид соседской крыши. В дровах, на которых спал Тошка потом тоже ещё долго находили засохший фарш и всевозможные сорочьи запасы.
  Один раз, копаясь в грядках за развесистыми кустами смородины, я наблюдала как Тоша прилетел с подругой - скорее всего это была та самая сорока, которую Тоша таскал за хвост при первом знакомстве с роднёй, по крайней мере тоже толстая и короткохвостая птица. За кустами стояла ванна с водой на самом дне, Тоша и там любил купаться. Меня на этот раз сороки не заметили, сели на край ванны молча и Тоша нырнул в воду, поплескался, вылез к подружке и начал кракать, показывая как ему хорошо, то и дело слетая то в ванну, то обратно к своей пассии и намекая на совместное купание, но сорока оставалась равнодушной к этой затее и так и не приняла приглашения. Вообще после купания птицы не так уж и хорошо могут летать, поэтому расслабляться в незнакомом и не кажущимся безопасным местом правильно, поэтому я сидела за кустом очень тихо ещё некоторое время и выжидала когда Тоша достаточно просохнет чтобы улететь вместе со спутницей, а то мало ли что.
  В конце лета, когда уже надо было уезжать с дачи, наш Тошик уже умудрился переночевать несколько раз где-то вместе со стаей, прилетал утром видимо голодный, самостоятельно питался в приоткрытом специально для него дровянике, иногда кричал громко на крыше, гремел по металлическому водостоку коготками и будил меня. Я выходила с угощением в виде котлетки или ещё чем-нибудь, Тоша слетал мне на плечо или на лету хватал гостинец из протянутой руки и на этом общение заканчивалось до следующего дня. После одного из таких Тошкиных посещений на крыльце был обнаружен свежий трупик мыши, причём не просто целая мышь, а её так сказать вырезка - то есть только мясо и ничего больше. Кошки наши тоже приносили иногда мышей, но либо в целом состоянии, либо вообще живыми и почти здоровыми, по крайней мере без видимых повреждений и приходилось этих счастливиц подолгу ловить в доме, дабы отнести в безопасное место и выпустить на волю вольную. Мышиное филе видимо было принесено Тошей в знак благодарности, ну или он показывал этим перфомансом что уже вполне самостоятельный и может сам о себе нормально позаботиться в плане питания. Читала где-то что для хищных птиц ливер является самым вкусным продуктом, так что может даже что не удержался и съел самый деликатес, а может разделил по-братски добычу, кто ж знает, но что это было принесено именно Тошей сомнению не подлежит - кошки наши дома ночуют, а чужие вряд ли стали бы тащить мышь на незнакомое крыльцо, да ещё и начиная с внутренно-стей, которые не все кошки ещё и едят.
  После мышиного подношения Тоша долго не прилетал и я переживала по этому поводу, но спустя примерно неделю пересаживая клубнику сначала услышала знакомое почихивание над головой. Это был Тошка, сидя на проводах он сначала разглядывал меня, наверное вспоминая, всматривался в лицо и потом резко слетел прямо мне под ноги, начал нежно чирикать как воробей, разговаривать по попугайски как раньше в дровянике и смотреть снизу в верх как будто извиняясь за своё долгое отсутствие. Я долго гладила его, всячески хвалила и решила пойти в дом за угощеньем, но выйдя уже его не обнаружила – видимо он был не голоден и не дождавшись меня улетел.
  С тех пор Тоша стал прилетать всё реже и реже, а к сентябрю мы уехали с дачи и приезжали лишь по выходным. Я, видя сорок поблизости всегда звала Тошика, но то ли его среди этих птиц не было, то ли он начал дичать постепенно и не отзывался.
  Зимовать в деревне осталась наша бабушка, она кормила сорок собачьей кашей с мясом каждый день, в мороз птицы съедали всё, да ещё и промышляли собачьим сухим кормом около будки и таких откормленных сорок наверное нигде больше и не было. По бабушкиным рассказам одна сорока выделялась среди других - прилетала в одиночку, садилась на подоконник, но совсем близко к бабушке не приближалась.
  А по приезде в мае на дачу я то и дело наблюдала длиннохвостую красивую сороку, одиноко сидящую то на фонарном столбе, то на проводах, то на верхушке отдалённого дерева. Эта сорока не чихала, но когда ей кричали «Тоша» - начинала активно кланяться, говорить по попугаичьи и даже иногда вполне отчётливо произносила слово «птичка». И ещё той весной в конце огорода на посаженных в ряд ёлках появилось сорочье гнездо – видимо Тоша тренировался (да, молодые сороки в первый год жизни именно тренируются с постройкой жилья, а на второй год уже строят несколько гнёзд перед появлением птенцов, наблюдают за обстановкой вблизи и выбирают самое безопасное жилище).
  Летом уже вспомнив видимо что-то и осмелев немного эта же птица начала гонять мелких птиц от дома и даже разорила как-то поутру воробьиное гнездо, свитое под коньком крыши. Я всегда оставляла вечером гостинцы на прежних укромных Тошкиных местах и подарки поутру исчезали, но близко Тоша уже не подлетал – одичал почти окончательно. Это для него и хорошо даже, – прекрасно что он влился в природу и живёт своей сорочьей вольной жизнью.
  Ещё через год летом всё повторилось – Тоша всё так же летал вокруг участка, иногда скакал по крыше дровяника цокая коготками, а летом прилетел с молодым сорочёнком – лакомиться сухим собачьим кормом из миски, стоящей на улице. Я стояла на веранде за полупрозрачной занавеской и наблюдала. Сорочёнок капризничал, не хотел сам клевать – открывал клюв и с надеждой смотрел в глаза взрослой сороке. Уж не знаю - мамой стал наш Тошка или папой, но строго оттаскал он своего ребёнка за хвост и стал показывать своим примером как надо есть самостоятельно.
  Так что всё хорошо закончилось – у Тоши теперь есть семья, он вольная птица и труды по воспитанию сорочьего ребёнка увенчались успехом.
  Я в детстве очень любила смотреть на сорок – они красивые птицы, да и прибаутка про сороку-ворону что кашу варила и деток кормила знакома каждому.
  В больших городах сороки не обитают – не уживаются с воронами, а в деревне среди лесов и полей всем хватает места. А человек, если пофилософствовать, и создан для помощи братьям меньшим – помогать попавшим в беду, восстанавливать справедливость и заботится о природе, стараясь содержать её в чистоте и первозданном виде.