62. Приезд МХТ в Крым
С собой они везли пьесы: "Чайка", "Дядя Ваня", "Одинокие" и "Гедда Габлер". Собирались они играть в Севастополе и Ялте. Чехов с огромным нетерпеньем ждал приезда "художников", ведь он сильно скучал в Ялте, находясь там по собственным словам "в безвоздушном пространстве".
В связи с приездом театра у Чехова появилось много новых забот, но он не забывал и о чахоточных больных, нуждавшихся в его помощи. В письме к артисту Художественного театра А. Л. Вишневскому Чехов писал: "Вчера княгиня Барятинская взяла адрес Владимира Ивановича (Немировича-Данченко, П.Р.), хочет просить его и Алексеева (Станиславского, -П.Р.) сыграть в пользу ее санатории. Если решите играть в чью-нибудь пользу, то играйте в пользу "Попечительства о приезжих больных", которое страшно нуждается в деньгах. У Барятинской много денег, ей помогают и правительство, и аристократы, у Попечительства же пока нет ничего и никого, кроме меня и еще двух-трех человечков". Художественный театр выполнил просьбу писателя и помог деньгами Попечительству.
С ведущей актрисой МХТ Книппер Чехов переписывался с осени 1899 года. У них сложились дружеские отношения и она приехала в Ялту раньше других актеров, вместе с Марией Павловной. И удивилась тому как быстро ялтинский дом превратился из абсолютно нежилого состояния, из строительной площадки в уютное жилище. В это же время был в Ялте и А. М. Горький, который становился все более популярен. Он бывал у Антона Павловича и увлекательно рассказывал о своих скитаниях.
Наконец, на Пасхальную неделю 1900 года, театр отправился на юг. На Страстной двинулись из Москвы всем табором: с женами, детьми, няньками. Остановились в Севастополе в гостинице Киста. Для города это стало большим событием и все билеты были распроданы заранее.
Пасху очень весело встретили все вместе в Севастополе. Станиславский рассказывал, что после разговения, на рассвете, пошли они к морю, где «пели цыганские песни и декламировали стихи».
Начались приготовления к спектаклям, репетиции. На второй день Пасхи приехал в Севастополь и Чехов. Актеры встречали его на пристани. Он последним вышел из кают-компании, выглядел по мнению встречающих неважно. А в Севастополе было в это время холодно, ветрено.
Станиславский вспоминал: "У него были грустные, больные глаза... По общей бестактности, посыпались вопросы о его здоровье.
- Прекрасно. Я же совсем здоров, - отвечал, как всегда, Антон Павлович.
Несмотря на резкий холод, он был в легоньком пальто. Об этом много говорили, но он опять отвечал коротко:
- Послушайте! Я же здоров!
В театре была стужа, так как он был весь в щелях и без отопления..." (К.С. Станиславский, 1900).
В театре Чехов любили, относились к нему чуть ли не восторженно.
Гастроли прошли отлично. Правда, играли в холодном театре, в актерских уборных из щелей дуло, актрисы переодевались рядом в гостинице. Чтобы получить полный свет в «Чайке», Немирович распорядился дать такой ток, что погасло освещение в половине городского сада. Но все это мелочи, а главное, что был большой успех.
Для Чехова все это было большим развлечением, разнообразием в сравнении с ялтинской скукой. "Антон Павлович любил приходить во время репетиций,- вспоминал Станиславский,- но так как в театре было очень холодно, то он только по временам заглядывал туда, а большую часть времени сидел перед театром, на солнечной площадке, где обыкновенно грелись на солнышке актеры. Он весело болтал с ними, каждую минуту приговаривая:
- Послушайте, это же чудесное дело, это же замечательное дело - ваш театр.
Это была, так сказать, ходовая фраза у Антона Павловича в то время. Обыкновенно бывало так: сидит он на площадке, оживленный, веселый, болтает с актерами или с актрисами - особенно с Книппер и Андреевой, за которыми он тогда ухаживал, - и при каждой возможности ругает Ялту".
Из Севастополя театр перебрался в Ялту. Там произошло то же самое: восторги, поклонение, триумф. Но теперь вся ватага актеров в свободные часы толклась в доме Чехова. Завтраки, обеды, чаи – непрерывно. В Ялту съехались и писатели: Горький, Бунин, Елпатьевский, Мамин-Сибиряк, издатель «Журнала для всех» Миролюбов... И тоже держались при нем.
Мать и сестра писателя не успевали убирать стол: завтраки сменялись обедами, обеды – чаем. И так до вечера, пока все не уезжали на спектакль в театр.
Ольга Леонардовна помогала Марии Павловне по хозяйству, по-видимому демонстрируя свою близость к Чехову. .
«Брат очень любил такое оживление в своем доме, - вспоминала Мария Павловна, - и ходил довольный, радостный, как именинник… Незабываемые дни, окончательно сблизившие Антона Павловича со всей труппой Художественного театра!»
Единственной неприятностью оставались для Чехова выходы на сцену после спектакля на вызов публики… И, чтобы не раскланиваться, он стал в конце спектакля удирать из театра или прятаться в артистических уборных.
Однако в заключительный день гастролей Художественного театра в Ялте, когда шла «Чайка» Антон Павлович не смог избежать чествования.
"Все аплодировали, кричали, бесновались. Тогда же брату поднесли пальмовые ветви с красной лентой и надписью: «Глубокому истолкователю русской действительности» и большой адрес с массой подписей… Об этом приезде в Ялту Художественного театра нам долго напоминали оставленные в нашем саду качели и скамейка из декораций «Дядя Ваня»" - вспоминала сестра писателя.
Тогда же, влюбившийся в Художественный театр Чехов, уговорил гостившего в Ялте А.Горького, изучить сцену и написать пьесу для театра. И специально для МХТ А.М.Горький написал пьесу «Мещане», а затем «На дне».
Но надо было возвращаться в Москву, репетировать. Вскоре приехал в Москву
и Антон Павлович, ему казалось пусто в Ялте после бурной жизни и смятения, которые внес приезд МХТ в Крым. Возможно, что хотел он повидаться с больным Левитаном.
Об этом пребывании Чехова в Москве известно немного. Он, действительно, сразу навестил Левитана и был убит плохим состоянием друга. В один из дней встретился с Сувориным, который приехал по его телеграмме. Вместе они, как делали не раз, поехали по московским монастырям.
Чехов вернулся в Ялту 17 мая с кашлем, температурой, расстроенный свиданием с Левитаном. Ольге Леонардовне Книппер он, вернувшись в Ялту, пишет: "У меня в Москве уже сильно болела голова, был жар - это я скрывал от Вас грешным делом, теперь ничего..."
22 июля в Москве скончался Левитан. О том, как Чехов узнал и принял эту весть, известно мало. Можно предполагать, что трагически. Отношения с Исааком Ильичем были из тех немногих дружеских связей, которые длились с первых московских лет Чехова.
21 октября Чехов снова выезжает в Москву. Характерно, что и здесь, несмотря на большую занятость, он продолжает заботиться о чахоточных больных. "Вот адрес больного, - сообщает он С. Бонье, - которому напишите, пожалуйста... он хочет устроиться как-нибудь в Ялте". В другом письме Чехов пишет: "Подателю сего.. посоветуйте, как ему устроиться в Ялте на зиму..."
А из Москвы Чехов едет в Ниццу. В Ницце писатель, как и в прошлые годы, продолжает заниматься различными творческими и общественными делами. Он заканчивает пьесу "Три сестры", пытается устроить в Москве за счет одной жертвовательницы лечебницу для накожных больных, переписывается с издателями. Мечтает о поездке в Африку, но и в этот раз мечта не осуществилась. 27 января 1901 года Чехов уезжает в Италию, а в середине февраля того же года возвращается в Ялту. "Я бежал из Ниццы в Италию, - пишет он, - был во Флоренции и в Риме, но отовсюду пришлось бежать, так как всюду неистовый холод, снег и - нет печей".
В Рим Чехов ехал в одном поезде с M. M. Ковалевским. Вспоминая этот переезд из Ниццы в Рим, Ковалевский приводит слова Чехова, сказанные им ночью. Чехов говорил, что он не может задаться мыслью о какой-нибудь продолжительной работе, потому что, как врач, понимает, что жизнь его будет коротка. (Н. И. Гитович. Летопись жизни и творчества А. П. Чехова. 1955г.)
Сам Чехов не раз говорил, что здоровье его было бы лучше, если бы он оставался в своем Мелихове и не метался между Москвой и Ялтой, Ялтой и Ниццей, Флоренцией и Римом...
Свидетельство о публикации №224110501479