Глава 9. Вторая попытка

«105 Норт стрит, Эдинбург
10 декабря
Дорогая фройляйн Поль, - время подать вам знак, что я ещё жива, иначе вы подумаете, что я утонула в океане жизни.
По адресу на письме вы поняли, что что-то произошло. На этот раз никаких печатных литаний, ведь это место называется «Приют гувернанток», что, как вы и сами понимаете, с роскошью не имеет ничего общего. Это моё первое знакомство с подобным местом. Если честно, мне стыдно за себя, ведь ничего этого не произошло бы, не окажись я гораздо глупее, чем мне это позволительно. Если вы богаты, можете позволять себе время от времени глупость, но если вы вынуждены жить своим умом, то это непростительная экстравагантность. Не углубляясь в подробности, передам суть дела: желая узнать, насколько хорошо я владею искусством так называемого флирта, я попробовала и преуспела так, что мне пришлось срочно убраться из Килнеддера.
Теперь, когда знаете всё, пожалуйста, не подавляйте меня своим презрением. Я уже и так достаточно раздавлена. Я знаю, что своим поведением лишь подтвердила общее мнение мужчин о фривольности нашего пола. Единственное, что я могу сказать в своё оправдание, это то, что мистер Мюррей выглядел таким солидным, кто мог знать, что он повалится словно кегля от первого же удара?
Но случилось то, что случилось, в результате чего мне пришлось уехать, хотя я и моя сладкая девочка вместе пролили столько слёз при расставании, что едва не утопили весь наш школьный зверинец.
Утомленная дама в конторе, разумеется, удивилась, увидев меня снова так скоро, но при виде великолепной рекомендации, которой я удостоилась благодаря великодушию леди Джорджианы (и тому облегчению, что она испытала, благополучно выдворив меня вон), проявила снисхождение. Не стоит упоминать, что сей документ я получила в обмен на торжественное обещание никогда не встречаться и не вступать в переписку с её сыном и наследником.
Ну а потом я услышала своё первое «подождите». По счастью, ждать пришлось не долго, благодаря вышеупомянутому документу. Я провела две недели в основном на Принцес стрит, разглядывая витрины, где, в качестве приманки для проходящих мимо туристов, разместились восхитительные броши из гальки и шляпные булавки в виде чертополоха. Хотя я ничего не купила и ежедневно заглядывала в контору, несколько фунтов, что у меня оставались после моего крушения, неуклонно таяли.
Через две недели последовал вызов по адресу некоего мистера Маклина. Это в пригороде и, добравшись туда, я обнаружила себя среди вилл с аркообразными окнами, настолько одинаковых, словно они все вышли из одной и той же формочки для желе, за каждым окном виднелся стол, и на каждом – ваза, как правило, ярко голубая или ярко жёлтая. У всех дорожки из гравия, аккуратные клумбы и, без сомнения, служанки в белых чепчиках, и колокол к обеду по часам, и красивые сосуды для горячей воды, и все остальные признаки комфортного традиционного британского дома. Нельзя не удивиться, как подумаешь, сколько же здесь денег на любой скромной улице! Люди, живущие в таких домах, должны постоянно быть начеку. Им ведь надо выглядеть не хуже, а то и немного лучше, своих соседей! Если, к примеру, у мистера А. появилась в окне пальма…
Но я отвлеклась.
Мистер Маклин принял меня один, - это нервного вида пожилой джентльмен, с сединой на жёлтых бакенбардах и несколько измождённый. Когда он объяснил, что его жена скончалась три года назад и забота о двух осиротевших дочках полностью легла на него, я начала ему сочувствовать. Он обещал матери не посылать девочек в школу, и вздох обречённости, которыми он сопроводил эти слова, показал мне, что за эти три года он немало настрадался от гувернанток.
- Я уже в летах, - говорил он, – и вы понимаете, как тяжела ответственность, особенно для добросовестного человека. Я делаю, что могу, но, сами понимаете, в моём возрасте … .
Я чуть было не сказала ему, - глядя на его жёлтые бакенбарды, - что он не так стар, как хочет казаться, но что-то в его тревожном взгляде подсказало мне, что моя ремарка будет неуместна. То, как он подчёркивал свой возраст, очевидно, не было случайным.
«Принять меры предосторожности - легко!», сказала я себе, внутренне хихикнув, ибо в искусстве понимать характер на основе мелочей я уже чуть ли не Шерлок Холмс. Не трудно угадать, что его тревога и беспокойство проистекали из матримониальных наклонностей воспитательниц его дочерей! «C моей стороны тебе ничего не грозит, старичок», подумала я, разгадав значение его затравленного взгляда.
Я сделала всё, чтобы угодить ему, словно он был мой дедушка, и, должно быть, мне это удалось, ибо после десятиминутной беседы он послал за дочками, - они не были такими картинками, как моя дорогая Элла, - смахивавшими на овец и неописуемо одетых в отвратительные платья из шотландки, в неправильной обуви и с плохо уложенными волосами. Им так явно не хватало материнской заботы, что моё неисправимое сердце устремилось прямо к ним. Одна из них держала куклу. Я взяла куклу посмотреть, - я же не могу устоять перед куклой, - и мистер Маклин тут же тревожно спросил меня, не думаю ли я, что Фанни уже слишком взрослая для кукол. Я рассмеялась и сказала, что играла в куклы и в четырнадцать лет. Сквозь овечье выражение личика передо мной пробился луч радости, и маленькая ручка скользнула в мою ладонь.
После этого мистер Маклин и я окончательно обо всём договорились.
Когда я потом зашла в контору, из любопытства я не могла не задать вопрос, не самой утомлённой даме, а её секретарше, живой пышногрудой особе, которая на самом деле ведёт все дела.
- Меня наняли, - сказала я ей, -  но меня удивляет мужество мистера Маклина. Его свобода, похоже, перенесла не одно покушение. Почему он не ищет степенную пожилую женщину?
- У него такие были, - сказала миссис Уайт, её глазки заморгали чаще, когда она склонилась к моему уху, - так ещё хуже оказались – времени-то у них мало, понимаете? Так мы посоветовали ему попробовать кого помоложе.
Можете представить, фройляйн Поль, как я вступила на новое поприще, во всеоружии добрых намерений. После ошеломительного успеха моего первого предприятия, я не собиралась споткнуться опять, я и не споткнулась бы, - если бы не последствия моей первой глупой попытки. Как же назойливо эти последствия настигают человека и мешают ему чинно следовать по пути выполнения своих повседневных обязанностей!
Этот путь вначале был вполне гладок. Днём мы редко видели мистера Маклина, - в городе у него контора, которая требует ежедневного присутствия, - а утром и вечером видели только мельком. Вскоре, однако, встречи стали затягиваться, ибо, успокоившись на мой счёт, он проявил живой родительский интерес к прогрессу своих дочерей, но до такой степени спорадический, что мог за обедом спросить у Фанни, сколько будет семью восемь, или, попрощавшись на ночь с Дженни, вдруг позвать её назад, чтобы узнать, в какой стране столица Копенгаген.
Убедившись, что я вполне безвредна, он перестал чуждаться классной комнаты и начал появляться там, чтобы ознакомиться с учебным планом или проконсультироваться о здоровье детей. Их улучшившаяся наружность, очевидно, произвела на него впечатление, ибо я уже не могла смотреть, как из них делают пугал,  и сама стала причёсывать их и укладывать им волосы, выбрала им новые зимние платья. Я знаю, вы будете презирать меня, но не могу не сознаться, что получала огромное удовольствие, наряжая своих двух живых кукол. Мистер Маклин казался тоже довольным; было ясно, что груз родительской ответственности уже не так давит на него. Его глаза начали терять своё настороженное выражение.
Мое общественное положение понизилось, по сравнению с Килнеддером, но чувствовала я себя здесь не хуже.
Шесть недель миновало, и нас ждала спокойная зима, но вот однажды, отправившись с моими ученицами, несколько преждевременно, в город за рождественскими покупками, и зайдя в канатный трамвай, я обнаружила себя прямо напротив Хэла Мюррея. Tableau (здесь, немая сцена – с франц., прим.переводчика). Когда я выходила, он попытался заговорить со мной. Я послала его по его делам, но он, должно быть, выследил меня, как показало дальнейшее.
Следующим днём было воскресенье, сырое воскресенье – сырое шотландское воскресенье – нет ничего ужаснее для того, кто имеет представление о том, что это такое. В час дня был обед и после него мистер Маклин, строгий приверженец Саббатаризма, собрал нас в гостиной, чтобы мы послушали, как он читает историю об Иосифе. Он как раз повествовал о снах фараона, когда горничная открыла дверь и, возвестив «К вам джентльмен, мисс!», впустила мастера Хэла собственной персоной.
Девочки разинули рты, очки мистера Маклина с его носа свалились на книгу, а я почувствовала себя как разоблачённый убийца.
Мой юный друг вошел очень самоуверенно, но при виде трёх разинутых ртов и одного, сжатого в ниточку, потерял свой гордый вид. Я сделала всё, что было в моих силах, чтобы заставить его почувствовать неуместность его появления здесь, и думаю, мне это удалось. После того, как в течение двадцати минут обсуждались перспективы «холодного» или «мягкого» Рождества, а также сравнительные достоинства электрических и канатных трамваев, и все стойко оставались на своих местах – даже длинный костлявый палец мистера Маклина – на своём месте в книге, – визитёр начал подозревать, что, возможно, его здесь не ждали. Но он отступил не прежде, чем придал своим глазам всю возможную выразительность, и боюсь, что не я одна прочла его страстный призыв.
Как только рассказ об Иосифе подошёл к концу, я отвела своих учениц в классную комнату,  и сразу вернулась одна.
- Мистер Маклин, - сказала я, всё ещё внутренне кипя от возмущения, вызванного недавней дерзостью, - не будете ли вы так любезны сообщить слуге, что меня нет дома для мистера Мюррея?
- Безусловно, мисс Вуд, безусловно, - сказал он с большей empressеment (здесь, готовностью – с франц., прим.переводчика), чем требовали обстоятельства. – Мне показалось, что он  - довольно … прямодушный молодой человек.
- Он просто глуп, - сказала я, – и оттого ещё более невыносим.
- Надеюсь, он вас ничем не оскорбил! - воскликнул мистер Маклин как-то уж очень резко.
Тут мне пришло в голову, что, возможно, лучше рассказать ему всё, чтобы избежать недоразумений. Моё доброе имя слишком драгоценно, чтобы рисковать им, скрывая правду, но я, пожалуй, рискнула бы, если б предвидела, какой эффект это окажет на моего нанимателя.
- Этот мальчишка! – повторял он, чуть ли не кудахтая в негодовании. – Говорить о женитьбе в таком возрасте! Да ему ещё в школу надо ходить!
И целый день потом это негодующее кудахтанье то и дело прорывалось. Он всё никак не мог успокоиться.
Но начала я беспокоиться только на следующий день, когда он, впервые за всё время, пришёл к чаю домой и предложил нам всем пить его в гостиной, - предложению предшествовали тревожные расспросы, не являлся ли снова «этот мальчишка». 
Ещё на следующий день он принёс домой кучу хризантем из города, - чтобы украсить стол, по его словам, но, видимо, какая-то задняя мысль у него была, потому что, когда я расставляла их, он нервно предположил, что один из розовых цветков хорошо смотрелся бы в моих волосах.
Позвольте мне сказать вам прямо, не утомляя вас подробностями. Еще несколько дней я делала вид, что ничего не замечаю, что было тем труднее, что он явно начал меньше ценить ту дочернюю привязанность, которую я выказывала к нему с самого начала,  а также совершенно перестал упоминать про свой возраст. Короче, недели не прошло, как я поняла, что, если не собираюсь стать второй мамой для Фанни и Дженни, надо мне готовиться покинуть эту виллу из формочки для желе.
Сей измождённый вдовец оказался из тех мужчин, что бегут, когда их преследуют, и преследуют сами, когда от них бегут.
Благодаря серии манёвров, - чему поспособствовала природная робость этого доброго человека, - мне удалось удрать до того, как решающий вопрос был облечён в слова. Но как же я зла на Хэла Мюррея, а ещё больше – на саму себя. Безумная шалость уже стоила мне двух мест. Ведь если бы не воскресный визит, всколыхнувший эмоции мистера Маклина, он, возможно, ещё не скоро бы решил, что его дочкам нужна мама, и я, по крайней мере, прожила бы спокойно эту зиму.  Вот уж, действительно, что посеешь, то и пожнёшь.
И вот я снова в режиме ожидания, и снова развлекаюсь на Принцес стрит. Это немного повеселее, чем сидеть в «Приюте», и я, с чувством некоторого ужаса, понимаю, что уже успела приобрести привычку к британскому комфорту, что сделало меня слишком требовательной. Никакого раннего чая, и гораздо меньше горячей воды, чем мне хотелось бы, сала больше, мяса меньше и оно жёстче. А что до компании, то, будь у меня время, я вывела бы перед вами целую галерею педагогических неудач, жертв образовательной рутины, которые собрались здесь, словно обломки кораблекрушения на спасительном берегу. Это как увидеть изнанку жизни. С самого начала, наблюдая кричащее довольство вокруг, я ощущала, что это вовсе не шутка - причалить с пустым карманом к берегу этих процветающих людей. За этими сверкающими окнами, за нарядными садами, какая идёт скрытая борьба, сколько усилий, чтобы сохранить стандарт жизни, и какой жесткий стандарт! Здесь в «Приюте» те, кто в борьбе не преуспел, или их дети. Вид их вызывает жалость. И я такой же стану? И у меня будет вид такой же терпеливый, или такой же кислый? Не верю! Даже если буду возвращаться сюда каждый год.
Ещё есть несколько минут до того, как выключат газ. Попытаюсь вкратце передать свои впечатления.
До сих пор не могу преодолеть чувства удивления, вызванного тем, сколько же в здешней жизни «плоти». Не в городе, но в окрестностях. Нигде больше нет такого количества животных, в то же время с явным недостатком овощей и минералов. Так велика толчея в деревнях, - и миленьких деревнях, - столько жизней протекают бок о бок, не мешая друг другу. Меня продолжает впечатлять количество потребляемой пищи. Я считаю, что многие из этих людей должны бы были уже умереть, если бы не их ежедневная физическая нагрузка.  И, несмотря на это, у каждого второго здесь подагра. Должна сказать, что основное занятие местных жителей заключается в поедании пищи, с последующим усиленным расходованием калорий, чтобы нейтрализовать последствия переедания. Не могу не думать, что если б они ели меньше, то приобрели бы несравненно больше в плане здоровья и досуга.
Что ещё смешнее, так это их пристрастие к d;colletage (франц.декольте – прим.переводчика) – не очень-то похоже на британское пуританство, да? Небу известно, откуда они взяли эту прихоть. Молодые, старые, тощие, толстые, они просто не способны выйти к обеду, не обнажив плечи и шею, -  невзирая на эстетический эффект. Мне сказали, что это из-за их самоуважения. Это тем более смешно выглядит, что здесь неизвестны навесы от солнца и белые вуали, если только где-нибудь в городе, и перчаток они тоже не жалуют, так что линия здорового загара четко прочерчивается на шеях и запястьях. Можете представить ошеломительный эффект зрелища бронзового лица – загоревшего, возможно, на поле для гольфа – в сочетании с ослепительными молочно-белыми плечами? До такой простоты не опустится никакая француженка. Не скажу, что бронзовое лицо хуже бледного, но надо же придерживаться какого-то единого стиля!
До свиданья. Не переживайте из-за меня. Я пока что как бумажная коробочка на волнах Северного моря,  но у меня ещё есть десять фунтов и два браслета – и что-то обязательно произойдёт. А тем временем витрины магазинов великолепны в своём рождественском убранстве. Успею ли я уехать отсюда до Рождества? А подают ли здесь на Рождество сливовый пудинг? Интересно, какой он будет. Вот если б я стала миссис Маклин, сливовый пудинг у меня точно был бы что надо, эх, жаль, что я не в состоянии ею стать… Любящая вас,  Клара Вуд».
Подписав письмо, Клара задумчиво отложила ручку.
«Нет, право же, я не могла ею стать, - продолжала она размышлять, – не больше чем миссис Мюррей, даже если бы этот нелепый мальчишка был сам себе хозяин. А почему, интересно? Сомневаюсь, что Бекки упустила бы подобный шанс. Вполне возможно, его страсть продержалась бы ещё два года, при должном поощрении, ну а как только он достиг бы совершеннолетия, никакая леди Джорджиана не смогла бы помешать браку. Несомненно, это была бы блестящая parti (франц. партия – прим. переводчика), гораздо более надёжное вложение, чем Родон Кроули, ввиду того, что он не зависит от капризов тётушки, и поскольку я знаю, что это такое – владеть собственностью. Наверняка, Бекки за него ухватилась бы.  И он мне нравится, если б он отказался от идеи, что он меня любит, его вполне можно было бы терпеть».
Она ещё глубже задумалась. Почему же, всё-таки, ей никогда не казалась осуществимой такая возможность?
Вскоре она решительно покачала головой.
«Это оттого, что он моложе меня. Я бы чувствовала себя его маменькой».
Ну а мистер Маклин? – её мысли приняли другой оборот. Эта parti не такая блестящая, но всё равно прекрасная возможность для девушки без гроша в кармане. Не очень старый, обеспеченный, уважаемый – для хлипкой бумажной коробочки,  неприкаянно болтающейся по волнам жизненного океана – твёрдая надёжная скала, где, наконец, можно отдохнуть. Её разум вполне одобрял такое решение, а ведь она полагалась исключительно на разум?
И всё же это было совершенно невозможно.
«Я бы чувствовала себя при нём бабушкой».
«Один слишком стар, другой слишком молод», решила задачу Клара с чувством удовлетворения. Но где-то в глубине её души тихий неслышный голос пытался объяснить, что в таком деле имеет значение не возраст, и мужчина может быть и молод, и стар, лишь бы он был действительно мужчина.