Жизнь советская Часть 11

Жизнь советская

Часть 11.  1967 г.

5.04.1967 – 12.04.1967 г.
Командировка: станция Плисецк, Северный полигон. (Объект головного института, в нем есть наша аппаратура).

Для меня здесь два новых лица – два монтажника: Володя и Витя-Маркиз.
Володя спокойный, уравновешенный, доброжелательный. Доброжелательность его – не столько радушие, сколько вежливость, уважение к незнакомому человеку. На удивление, совсем иное отношение с женщинами. Совершенно преображается. Сразу бросается в глаза, что он большой, сильный и во взгляде решимость и уверенность. Создается впечатление, что ни одной девчонке от него не ускользнуть.

Маркиз – другой. У него на уме и в разговорах одно – мало денег. Даже с женщинами эту тему не забывает. Поражает его высокомерие. Старается не замечать и не здороваться. Замечает лишь тех, кому ему выгодно заметить. С женщинами несколько иной – прилипчивый, умеет трепаться, легко втягивает их в разговор.

23 апреля 1967 г.
Гуляли с Валей в лесу. Спрятались под елью от дождя. Защелкала, засвистела какая-то птица – устроилась на самой вершине елки на кончике ствола, там, где под Новый год укрепляют звезду. Весна, у птиц любовный сезон. Птица посвистывает, подзывает, манит. Ей отвечает другая.

В понедельник 24.04.67 г. Миша Стельмашенко сообщил, что готовится приказ о переводе сотрудников, связанных с работами головного института, в отдел 17.
Часть попадающих в этот список согласна перейти в надежде на прибавку в финансах. Выбрали группу борцов за права, пошли к Уфатову. Ему московские работы поперёк горла.

Киевляне, от которых мы совершенно независимы, платят щедрее, а москвичи дают на копейку, а требуют на десятку. За счёт филиала живут вольготнее. Тем не менее Уфатов свёл нас с Танаевым. Танаев неумолим. Впервые видел его таким непреклонным. Он остался за директора и спешит всё это провернуть. Он делает ставку на москвичей. Не Киев его директором сделает.

Ленинград. 27.04.1967 – 2.05. 1967 г.

Нелина записка из больницы.
«Здравствуйте дорогие тётушка, Майя, Юра и Елена Петровна. К вам обращаюсь я со своим посланием из психиатрической больницы и психиатрического отделения. Дорогие! Смилуйтесь надо мною. Раз произошла ошибка, и вы своими руками способствовали моему заточению, я именем сердца, кровью своей прошу вас, сделайте всё возможное и даже невозможное и заберите меня из больницы до первого мая. Мой план таков. Раздобудьте фиктивные справки, что вы меня переводите в другую больницу, приезжайте на такси и заберите, иначе я покончу жизнь самоубийством. На что мне жизнь. Она мне не дорога. На маму я не надеюсь. Будьте здоровы и счастливы. Целуйте за меня Борьку, Диму и Катю. Привет всем. Неля».

На маму она в обиде. С трудом уговорил её долежать до конца. Есть же прогресс.

Заметил, что стал обращать внимание на семейную жизнь знакомых.
Стасины дядя и тётя Вера. (Стася – моя двоюродная сестра по отцовской линии).  Тётя сдала и постарела. Дядь Саша, несмотря на серьезные военные раны и хромоту, собирается её менять.

Майины самые близкие друзья со школьных лет Марик и Анечка. Марик уже доктор наук. У него весь этот год хронические командировки, ездит даже на праздники. Всем ясно – появилась боковая семья, и он там проводит время, а Анечка делает вид, что ничего не происходит. Скрывает от дочки. Она-то папу любит. Хорошо же жили – не устоял мужик, на новизну потянуло. Новое – это хорошо забытое приятное прошлое, поэтому вспомнить хочется.

Сын тётиной подруги, наш политеховец с физмеха, умнейший парень, подрался с женой. Она ему рубашку порвала и ушла. Потом объяснила – думала, он остановит и вернет. Не остановил и не вернул.

На обратном пути в вагоне. Сосед-попутчик: «Мальчишка лучше. Девчонке какой-нибудь влюблённый нахал помнёт юбку, а ты потом стреляйся за её честь». Он же: «С детьми надо быть серьёзным, а у меня не хватает терпения оставаться серьёзным перед маленьким человечком».

Сегодня знакомились с приказом о переводе. Ничего нового, а чувство, что ты гость в родном доме. Начальником лаборатории будет наш Витя Беляев. Когда-то Борис Иванович держал его в черном теле, потом пристроил в группу Самборского. Алик Лепорский и Витя первыми слиняли к авантюристу Никитину, когда создавался отдел 17. В зарплатах и чинах выиграли. У Никитина очередной провал и новый взлет в другом отделе. Он увел с собой почти всю команду. Раковский пообещал Вите лабораторию, и он остался с теми, кого Никитин не взял с собой.

Витя Хоперский повесил на своём стенде лозунг: «Начальники уходят и приходят. Здоровье – только уходит».
Как чувствовал. Его одного из первых среди нас скосила онкология. Я и Слава за несколько месяцев до исхода навестили его в Московской клинике. Он нам шептал про соседей: «У этого рак и у этого рак». Неужели не понимал, что в палате все такие, или не хотел верить? Когда за несколько недель до кончины он под видом уплаты членских партийных взносов пришёл к нам в лабораторию, было понятно, что он всё понимает и навсегда прощается с нами.

Я всегда себя считал неспокойным и вспыльчивым человеком, но грамотные люди мне объяснили: «Если тебя не трогать, ты будешь спокойно сидеть, а есть люди, у которых шило в заднице. Они без всяких внешних причин возбуждаются и срываются с места».

7 – 9 мая 1967 г.
Ходили втроём в поход: Яхрома – Абрамцево.
Леопольд захотел пойти в поход – может голова будет меньше болеть. Римма его отпустила. Надя попросила взять её. Мы с Леопольдом охотно согласились.
Я хотел показать им избушку на курьих ножках и ту комнату, в которой Серов рисовал девочку с персиками. Из леса вышли прямо во двор усадьбы Абрамцево.

13 мая переселились в отдел 17
В этот день отдел 12 должен был ехать в колхоз. Мы, переселенцы, отказались ехать с уже как бы чужим отделом. Уфатов тогда сказал: пусть убираются из отдела.
Вещи, которые нам позволили взять с собой, грузили сами. Мужики нашей лаборатории все в колхозе. Ни один из оставшихся на работе мужиков соседних лабораторий не вышел помогать. Плоды внутриотдельской конкурентной борьбы. Зато в 17 отделе встретили все мужики отдела.

Через день с отделом 17 поехали в колхоз. Конашенков, зам начальника отдела, вместе со всеми трудолюбиво работал.
Вечером обратил внимание: «Из раскрытых окон доносится «Голос Америки». По нашему радио слушают музыку, погоду и проверяют часы. Газеты не лучше. Наполнены осуждением и одобрением, ни в одной нет анализа или хотя бы честной констатации событий.

20.05.1967 г.
Зашел к военпредам. Пстыго спорит с разработчиком. Василий Иванович смотрит со стороны. Ему нужен Пстыго, но он терпеливо ждёт и слушает. Это не только такт. В споре человек раскрывается, проявляет гибкость, находчивость, сообразительность. Разработчик толковый парень. Василь Иванычу интересно, как Пстыго ведет себя, сумеет ли отстоять свое мнение.

Василь Иванович первый начальник приёмки на нашей фирме. Начинал майором с двумя сотрудниками, один из которых – красивая бойкая девчонка, впоследствии по мужу Ольга Родимова, а второй – старший лейтенант Женя Бобков.

Когда мы с Тысячником поехали в Питер проводить вибрационные испытания нашего первого прибора, Василий Иванович отправил с нами принимать эти испытания не Женю Бобкова, а Олю. Тогда у женщин в моду входили короткие юбки. По-моему, самая короткая юбка на всю Москву и Ленинград была у нашей Оли. Оля села на стул недалеко от вибрационного стенда и выставила всем напоказ свои неотразимо красивые ноги и даже ту их самую аппетитную часть, которая обычно прикрыта одеждой.

Ни в одной своей последующей командировке я не имел столько обслуживающего персонала, как возле этого гудящего стенда. Нам с Тысячником не пришлось самим закреплять на стенде аппаратуру, а потом её упаковывать, нам не пришлось самим оформлять документы и искать, где можно на них поставить печати, нам не пришлось самим оформлять пропуска на вынос. Все это делали мальчишки слесаря. Они по малейшей просьбе Оли бросались выполнять её поручение.

Теперь, когда мы с Валей проводим лето в Истре и недалеко от нашей дачи на территории братского общежития навещаем нашего Мишу и моих родителей, мы всегда останавливаемся возле памятника Оле. Слишком рано не по возрасту онкология мозга переместила её на это упокойное место.

После первой же командировки в Днепропетровск я зашел к Василь Иванычу и рассказал ему обо всём увиденном. Ни по служебному регламенту, ни по каким гостам я этого не обязан был делать. Я сделал это по порыву души. С тех пор так и повелось. Не только о рабочих ситуациях и поведении аппаратуры я с ним беседовал, я рассказывал ему о людях, об обстановке, о производственном климате, и ему всё это было интересно.

Через какое-то количество лет он стал полковником, его перевели в Москву райинженером – начальником приёмки не только головного института и Истры, но и нескольких других предприятий Москвы. По работе мне уже не приходилось бывать у него, но мы изредка случайно встречались на нейтральной территории, и он всегда обо всём и обо всех с интересом расспрашивал.

Последний раз после многолетнего перерыва я встретился с ним в Истре. Он уже был в отставке и, по слухам, работал на какой-то большой фирме начальником отдела кадров. Я возвращался с дачи домой, шёл к автобусной остановке. Вдруг по часам заметил, что ждать мне придется долго. Тогда я решил пешком пройти до следующей остановки. Ходить легче, чем ждать. Подхожу к остановке, а со стороны кладбища к ней подходит Василий Иванович. Встретились, как близкие люди. И снова разговоры обо всём и обо всех.

29. 05. 1967 г.
Сложнейшее устройство человеческий мозг. Наши приборы в миллионы раз проще, но и у них случаются невероятные сбои.
Поначалу не можешь понять, что может прибор так изменить, чтобы он такие чудеса вытворял. Но у нас есть возможность раскрыть его, рассыпать на столе и добраться измерительными приборами или осциллографом до любого его элемента. А человеческий мозг не раскроешь и на столе не рассыплешь. Какие-то внутри крупные образования можно заметить, а к мелким с аппаратурой не подступишься и в чём и какой там изъян с точностью до элемента не узнаешь. Внешне болезнь у разных людей может быть одна, но одним лекарство помогает, а другим, увы, нет.

Встретил Т. с мужем. Не поздоровались, она сделала вид, что мы не знакомы. Выходят девчонки замуж и начинают не узнавать. Не первый случай.

На лабораторию дали премию по 7 рублей на нос. Большой талант нужен, чтобы разделить такую премию. Споры были жаркие. Начальство за то, чтобы меньше десяти не давать. Нашлись сторонники этой идеи в надежде попасть в число избранных. Премия – поощрение за работу. Были сторонники – всем поровну по 7 рублей. Было разумное предложение – всё в фонд и тратить его по праздникам. Для полноты перебора можно было предложить: вернуть эту премию и вообще не получать, но таких предложений не было. Лучше пятак найти, чем десятку потерять.

8.06.1967 – 16.06.1967 г Днепропетровск.
Алик Лепорский вызвал в Днепр. Неделю отдыхал за казенный счет. Работа катилась без меня. Мог бы не вызывать. Перестраховался.
В пятницу и субботу всей командой купались в Днепре с заходом в «Сказку». Алику с блеском удается всех сплотить и быть душою компании. Возможно, правильно делает. На работе от этого есть отдача.

Новый незнакомый для меня до сих пор начлаб из головного института высказал мысль, которая не приходила мне в голову. ВНИИЭМ делает всё и пока всё получается. Снимаем сливки из-за того, что в столице можно найти любых специалистов. Днепропетровск поначалу пытался всё сам делать – не нашлось специалистов электронщиков.
У него друг работает во Внешторге, торгуют оборудованием, но скованны по рукам и ногам. Им предлагают снизить цену на 5%, тогда закупят большую партию. Коммерчески очень выгодно, но они не имеют права решать.

Рассказал об Иосифьяне. На родине, в Армении, в Карабахе, мать заболела. 85 лет. Съехались все братья и сестры. Поохали и разъехались. Возле матери остался самый свободный человек академик Иосифьян.