Жизнь советская Часть 8

Жизнь советская

Часть 8.      1967 г.

Поездка в Белоруссию (31.02 – 5.02.1967 г.)
От отца пришла телеграмма. Неля серьёзно больна. Я понял, надо срочно ехать.
Уфатов (начальник отдела) отпустил сразу, хотя в работе напряжёнка, а Миша (начальник лаборатории) ломался, пока Уфатов не сказал ему: «Надо отпускать». Миша – свой парень, но перестраховщик, с ним такое бывает. Уфатов снял с него ответственность.

Несколько дней подряд в Москве стояли крепкие морозы, а температура понижалась и понижалась. На Белорусском вокзале очень холодно, стынет спина, а до отхода поезда несколько часов. Сел, сжавшись, стараясь не касаться спиной ледяной спинки скамейки, как можно плотнее кутаюсь в пальто, а поясница холодеет и холодеет.
В вагоне тепло. Сначала, как всегда, меня перемещают с места на место. Долго не снимаю пальто, медленно прогреваюсь и еще медленнее разоблачаюсь.

В Орше на вокзале очень холодно. На всех перевальных железнодорожных станциях расписание составлено так, чтобы пассажирам приходилось долго ждать, а все вокзалы не приспособлены для этого.

Когда-то, когда на станции Орша нельзя было купить кусочка хлеба, был на вокзале закуток, где можно было, сидя за столиками, почитать газеты и журналы. Пассажиры должны были довольствоваться духовной пищей. Как только улучшилось продовольственное положение страны, читальный зал переоборудовали под буфет. Сочетать пищу духовную и материальную пассажиры, вероятно, смогут в период много раз обещанного грядущего изобилия.

Вспомнил, что на вокзале есть платные комнаты отдыха. Лег на кровать под два одеяла в тренировочном костюме, в носках и первое время дрожу в холодном ознобе. Уборщица набросила на меня третье одеяло.
В оршанском поезде на Харьков не снимаю пальто. Трубы горячие, а в вагоне холодно.
На знакомой площади возле станционного сооружения ждём автобуса. Все пляшут, пытаясь согреться.

Дома печь жаркая, тепло её держится до утра, но в комнате 11-12 градусов.
Зима снежная, повсюду заносы. В городе, как в детстве, появились кони и сани, зато, как никогда прежде, стало лучше с продовольствием. На базаре всё есть. В магазинах хлеб любой, есть молоко, сметана, творог, любое мясо, крупы, даже лук и чеснок. Их никогда в магазинах не было. Обходились своим. Нет только муки, да и то дают по праздникам. А настроение плохое.

Распилить и расколоть дрова некому. Печи починить, трубы почистить – некому. Раньше соседка Бояриха всю улицу обслуживала. Сейчас у неё пенсия. И жить есть на что, и на выпивку хватает. Картошка своя, у детей есть сало. Десятка на хлеб, остальное на выпивку. И самое страшное – везде и повсюду бездушие и безразличие.

Летом и осенью случился большой наплыв родственников и повторился в конце ноября – у отца день рождения. Неля не выдержала перегрузок.

Участковая предложила пригласить невропатолога, а она только со школьной скамьи. «Сюда ходить я не могу, мне некогда. Надо лечь в больницу». Неля легла. От врача она пришла в восторг, мама её восторг не разделяла. Она чувствовала, что между ними нет контакта. У врача нет подхода, она только ищет свои пути.

 Могла бы помочь участковая, она Нелю хорошо знает, но невропатолог к ней не обращалась, а раз так, то участковая ходом лечения не интересовалась. Маме она сказала: «Её же лечит теперь невропатолог». Знаю я эти ответы уязвленной на голом месте женской гордости и у одной, и у другой. Мама видит в этом только равнодушие. «Нет у них единого коллектива. Каждый за себя, каждый по-своему». А бывает ли у женщин вообще единые коллективы?

Мама обратилась к зав отделением, а та отрезала: «Невропатолог – врач грамотный». Неля вспомнила, что когда-то ей давали какое-то лекарство. Невропатолог полезла в свою книжечку: «Нет, это не подходит».
Отец поговорил с главврачом, но вышло ещё хуже.

Невропатолог без подготовки ляпнула Неле: «Вам придется бросить работу». Как объяснила мама, это повлияло больше всего. «Как не работать, как не быть с учениками, ведь она для этого только живет». Неля решила обмануть врача. Она стала уверять, что она здорова и её надо выписывать. Не только мама, но и врач, наверно, понимала, что выписывать рано, но врач решила доказать Неле своё. И доказала, но какой ценой.

Нелю выписали. Гостям она говорила: «Чувствую себя хорошо. Я совсем здорова. Только мама недовольна, что меня выписали».
Целый месяц она ничего не ела и не спала. Снотворное не помогало в любых дозах.
Невропатолог предложила снова лечь в больницу. Неля уже не возражала, но борьба с врачом продолжалась, пока не случился приступ.

Неля залезла на тумбочку и стала открывать форточку. Больные на неё закричали. Еле ходит, а полезла на высокую тумбочку. «Ах! Вы меня за сумасшедшую считаете!».
Она слезла с тумбочки, пошла по коридору – нянечки не смогли её унять. Нашла телефонную книгу, позвонила знакомым. «Передайте маме, если она сейчас не придет, я умру».

Мама рассказывает: «Папа сразу почернел. Совсем не умеет такое переносить. Я побежала в больницу ни живая, ни мертвая. Правда при мне она сразу успокоилась и легла в постель». Может быть, вспоминая пережитое, мама сказала с трудом: «Она совсем ничем не интересуется», – и заплакала.
Если ничем не интересуется, это плохой признак. Мама поговорила с очень уважаемой в городе женщиной-рентгенологом, а она с невропатологом. Та сказала Неле, что она будет работать, только совсем немного, и к Неле вернулся сон.

О том своём состоянии Неля мне рассказала: «Надо же, второй раз подхватить энцефалит. На этот раз хуже первого. Тогда я могла контролировать, что наяву, а что галлюцинации. А сейчас я потеряла контроль. В голове шум. Мне всё время казалось, что из уха лают собаки. Они меня довели. Сейчас уже хорошо. Собаки не лают, шума нет. Есть еще кое-какие особенности, но я о них маме не говорю».

Три дня и три ночи мама была возле Нели неотлучно. Первую ночь просидела на стуле у печки. В больнице печное отопление. К утру помещение остывает. Неля спасалась грелкой, но другие больные тоже мёрзнут. Неля стала делиться грелкой. Папа принёс вторую.

Вторую и третью ночь мама провела на матраце свободной койки. Спала в одежде. К утру замерзала и переходила к печке.
1 февраля в день моего приезда мама впервые решила оставить её на ночь одну.
2-го февраля мы вместе были в больнице. Третьего мама слегла с гриппом. Третьего и четвертого в больницу ходил я один.

С утра я по подсказке мамы варил обед. Потом ходил к Неле в больницу, сидел с нею долго. Всё остальное время занимался дровами. Зима оказалось необычно холодной, напиленные и наколотые дрова иссякали. Я в одиночку двуручной пилой на самодельных козлах пилил сначала тонкие, а потом приноровился пилить и средние по толщине брёвна. Потом колол и складывал в сарае штабелями.  Отец сказал, что я наколол достаточно, до лета хватит.

Я повязывал поясницу маминой шалью, спасал её от радикулита, после колки дров выпивал рюмашку маминой ягодной настойки, ел свою сваренную пищу и не простыл, и не заразился.

Нелю мне удалось расшевелить. Сначала она меня огорошила своей навязчивой идеей – познакомить с её врачихой. Все мои попытки перевести разговор на другие темы плохо удавались. Она говорила, как человек с одной единственной идеей, которую ему непременно надо реализовать. Так говорит человек изрядно хмельной, который внезапно теряет мысль, суетится, не может говорить о другом, ищет что-то, внезапно находит и пытается её и только её осуществить.

В конце концов я сообразил, как быть. Когда она в очередной раз вернулась к этой теме, я радостно воскликнул: «Замечательно! В мае я приеду. Готовь сватов! Свадьбу сыграем!».
Она засмеялась и больше к этой теме при мне не возвращалась. А о своих учениках говорила здраво и разумно.

«В школе проводили КВН. Жури: завуч и Валя Баранова – главный Нелин помощник по школьному историческому музею. Один класс 8б, бывший её класс, второй 8а, где классным приятель завуча. 8б вышел с песней, с эмблемами, все в военных гимнастёрках. Завуч сказал: «Сегодня выход не будем оценивать». 8а выпустил в номере преподавателя физкультуры, переодетого, в шубе. Завуч: «О! Учитель участвует. 10 очков!». Таких баллов вообще не было, максимум 7 очков. Валя чуть не подралась с ним. Школу залихорадило. Завуч уперся, а директор ни туда, ни сюда. Сейчас КВН готовит десятый класс и хотят вызвать 8б, а не победителя. Если бы я была, я бы вступила в борьбу. Директор иногда со мной считается».

В последний вечер застал у неё молоденьких девчонок, её школьниц. Узнали, что ей лучше и пришли. «Не устала?». – «Что ты. У меня дело на поправку пошло. Я сегодня уже о воспитании беседовала. А девчонки молодцы – в меня жизнь вдохнули».
Я её обманывал, почему мама не приходит. «Несколько дней после моего отъезда к тебе будет приходить один папа. Мама устала меня кормить, пусть отдохнёт». Она догадалась о причинах, но поддакивала. На прощанье попросила прислать апельсинов для внука соседки по палате.

Уходил – завывала метель. Я шагал по сугробам. Над больничными зданиями шатались длинные тонкие деревья с черными шапками вороньих гнёзд. Прошёл мимо кладбища. С детства не любил эти места – надрывный вороний крик, черные стаи средь малолистных вершин. Всегда старался обходить стороной. Подлая птица. Каркает там, где бывает смерть.