Жизнь советская Часть 5

Жизнь советская

Часть 5.      1966 г.

25-26 февраля 1966 г.
В Москву из Ленинграда в командировку приезжала Бэла. (Мы вместе на трёх старших курсах довольно успешно занимались студенческой научной работой и естественно… но увы – из-за моей недоразвитости к тому времени, но дружба с ней сохранилась на многие годы).

Погода топталась около нуля. Бэла жаловалась на сырость, непривычно сутулилась, прятала голову в воротник.
Не погода была виновата.
Только когда она улыбалась, в уголках рта разбегались добрые складки и начинали играть глаза, я узнавал прежнюю Бэлу, Бэлу с большим запасом внутренней силы и энергии.

Она стала мягче, податливей. Истерлись острые принципы, о которые я так больно кололся когда-то. Только в минуты радости она становилась прежней – веселой, упрямой, очень независимой и самостоятельной.

Нет больше непреклонных поучений. Ко всему относится мягче, терпимее. Появилась в характере тревожливость, но зато вместо склонности к идеальному появилось более трезвое и взрослое отношение к жизни. Если раньше нужен был сильный и умный друг, то теперь нужен человек, к которому можно было бы прислониться, кто бы переложил на свои плечи хотя бы часть тяжести.

В первый день мы попали в Кремлевский дворец на «Золушку». Я уезжал в Истру с каким-то грустным чувством – что-то было не то. В былые годы каждая встреча – праздник, а сейчас я видел не ту Бэлу, которую знал.

Во второй день встретились у музея изобразительных искусств. Я увидел и прежнюю, и не совсем прежнюю Бэлу. Снова, как всегда, было восторженно и интересно. Весь день от встречи до расставания был удивительно насыщенным и увлекательным.
Странно, в первый день не заметил ее. Она меня окликнула. Во второй – увидел ее издалека.

27 марта 1966 г.
Сегодня утром во главе с начальником отдела ходили на станцию патрулировать.
В 810 прошел красивый экспресс с вагон-рестораном. Везли делегатов съезда. Ограждают делегатов от эксцессов, а, скорее всего, от народа.
По дороге на станцию нас с ног до лица окатил грязью встречный автобус.
А вчера в ЦУМе дикая очередь – давали женские кофточки.

19.04 1966 г.
Вчера был с Сашей Дзюбенко в театре «Сатиры». Смотрели Тёркина на том свете.
Как-то Саша при всех заявил: «У меня в каждом городе, где я был, на каждой улице растёт мой сын». Я думаю, он не сильно преувеличивал. Саша делал большое полезное дело.
 
Женщинам не очень красивым и некрасивым он помогал обзавестись потомством, и жалоб и обид на него никогда не было. Одного его сына, его точную копию в его детском возрасте я видел, когда Саша ещё работал в Истре. Второго сына, парня лет двадцати, его вторую точную копию во время нашей последней случайной встречи он познакомил со мной, когда уже много лет он работал где-то в Москве, но иногда ночевал в Истре у одной из своих, возможно даже, официальных жен.

Какое-то время, когда мы оба жили в общежитии, я был хранителем части его месячной зарплаты. Деньги у него не держались – друзья во всю ширь пользовались его добротой, а потом на пропитание ни копейки ему не давали в долг до зарплаты. Он принял правильное решение – часть своих денег отдавал мне на хранение, чтобы я до такого-то срока ни рубля ему не давал. Но до указанного им срока он дожить не умел и умолял меня вскрыть его банковскую ячейку.

Я предлагал ему получать мелкими порциями, понимая, как только в его руках окажется достаточная сумма, со всех квартир общежития слетятся к нему клевачие коршуны. Как они, не имея современных мобильников, об этом мгновенно узнавали, для меня до сих пор тайна. Счастье его, что его крупное тело могло вместить в себя много алкоголя без приземления на грязную землю.
 
Во всяком случае, во время нашей последней встречи, хотя он с сыном оба были под мухой, он выглядел крепким здоровым мужчиной. Глядя на него, язык бы не повернулся назвать его не только пьяницей, но и изрядным выпивохой, чему я в душе очень обрадовался, поскольку я оказался никудышным хранителем его зарплаты. Через полгода моих мучений с ним, я отказался от этой должности.

Однажды в его присутствии я как-то пожаловался, что очень хотел бы посмотреть в «Сатире» «Тёркина на том свете», но билеты достать невозможно. «Я достану», – сказал Саша. Я посчитал это пустой бравадой, но он через день принёс на работу два билета на хорошие места в партере. Я схватил их и сразу опустил их в свой карман. «Но ты хоть меня с собою возьмёшь? – спросил Саша.

 Между прочим, он играл в постановках художественной самодеятельности нашего НИИ и как играл! Значительно лучше и достовернее того, кто был организатором и режиссёром всей постановки, хотя и тот неплохо играл. У Саши внутренняя правда представления своего персонажа, а у режиссёра опыт, умение, знание, что примет публика.

По правде сказать, у меня были виды пойти в театр с другой особой, но у Саши на это место в театре было гораздо больше прав.
Пятьдесят один год с хвостиком пролетело с тех пор. Особа на этот спектакль не попала, и теперь, когда я набираю на компьютере эти строки, в другой комнате, в кухне, готовит мне ужин. Такое в жизни тоже бывает.

В антракте среди прогуливающейся публики разговоров об игре актеров не было. Говорили все об одном: «Снимут или не снимут? Запретят или не запретят?».
Запретили. Через три спектакля после того, о котором я говорю. А всего представлений, по-моему, было не больше, чем пальцев рук у каждого из нас.
Пуганая ворона куста боится, а тут удар в солнечное сплетение – не в бровь, а в глаз. Власть имея никем не ограниченную власть не могла это не запретить.

В театр ехал с Богданковым. (Он был зачинателем производства печатных плат для нашей аппаратуры, но потом перешёл работать в Москву).
Все те же усы, все так же женщины, проходя мимо, оглядывались на него.
«Как на новом месте?» – «Везде одинаково». – «Зачем тогда переходить?» – «Деньги лишними не бывают. Понимаешь, каждый начальник должен иметь штат. Поэтому много лишних. Без трети свободно можно было бы обойтись. Работать не умеют и не хотят. Слоняются, развращают тех, кто умеет. А начальству лишь бы план выполнить. Вот и гоняют тех, кто работать умеет, а с бездельника что возьмёшь? А выгнать не выгодно и прав нет».

Трудолюбие – изюминка, но у одних сочная, у других с червоточиной.

Кто не умеет делать деньги, тот вынужден работать.


1.05. 1966 г. Белоруссия.
Наконец разобрался с повышением зарплаты учителей. Повысили, но вместо комплекта из 25 учеников в каждом классе стал комплект из 45. Зарплата выросла, число уроков сократилось. Раньше классный получал 5 рублей за 25 учеников, теперь 10 за 45. Это называется «спасибо в шляпу».

Встретил на улице мать Вовки из соседнего класса. «Здравствуй! Не узнаёшь? Вырос, зазнаваться стал. В школе учился, приходил к нам играть». Приходил в младших классах. Мать Вовки дома видел раза два. Она же работала, Вовку кормила. В основном видел её издалека на рынке и возле магазинов, спешащую с сумками.

Мальчишки играют в футбол на дороге. Знакомо. Девочка в брюках гибко увиливает от мяча в «вышибалах». И мы так играли, но брюк на девочках не было.
Коровы идут с поля. Коров много. Бывало и больше. Были годы и без коров. Всё было.

Прошёл к любимому журчащему ручью. У водопада еще не распустились кусты. Он весь открыт, поэтому потерял свою скрытую таинственность.
На обратном пути три мужика сидят рядышком на лавке перед палисадником, покуривают наклонившись к коленям.
Молчат, поглядывают из-под козырьков. Обратили внимание, проводили глазами.

Старики ходят друг к другу. И общение, и поддержка, и естественное любопытство, которое бывает у каждого перед первыми родами, перед первой операцией, перед смертью.

Завтра утром уезжать. Вечер какой-то тревожный. Солнце ушло в багряный закат. Низко нависли валуны черных облаков, резкий порывистый ветер и вой собак.

9 мая 1966 г.
Вечер после похода в одиночку по Малой Истре. После укуса собаки хотел сойти с маршрута, но дохромал.
Вблизи сёл и деревень лес мелок и вырубается, в отдалённых районах ужасно захламлён. Единственные санитары – муравьи.
В городе на улице не встретишь трезвых мужиков, стариков, ветеранов с медалями, парней молодых. Многолетний моральный ущерб от этого больше тех экономических выгод, которые власть сгребает, пользуясь хромотой бытовой культуры народа.


11.05. 1966 г.
В обеденный перерыв сидели втроём на лавочке. Подошла М, присела к Володе Ревко. Он хотел книжку читать, но она его раскрутила на разговор. Девчонки тоже умеют приставать.

В автобусе из Иерусалима. Зашел мужик с золотой челюстью, лет пятидесяти, с седыми волосами, в белой рубашке. С ним парень попроще и раза в два моложе его. За ними вошли четыре девчонки лет семнадцати. Пока парень платил, старший попытался облапить девчонку. Молодой одной рукой, потом и двумя мешал ему, отклонял его руки. Девчонки тут же дали ему отпор. Одна хотела заплатить, другая её задержала. «Не плати! За нас дяденька заплатит».

Кондукторша, улыбаясь, обернулась к нему. «Что ж не платишь, а еще коньяк обещал купить». Раздался дружный смех, а мужик не знал, что ответить. Выходя он попытался облапить другую девчонку, но уже не из этой компании. Опять его сопровождающий помешал ему – ускорил выход мужика из вагона, а девчонка повернулась и ударила кулаком молодого по спине. «Он не виноват, – объяснила кондукторша. – Не тому досталось».

Спорил с Виталием, а потом в спор вмешался Слава. Виталий хочет досконально изучить сразу все нормативные документы, чтобы создать вечный образец для разработки выходных документов нашей аппаратуры. Его лозунг: «Всякая система лучше отсутствия системы». Кто бы с ним спорил, если бы многие госты не менялись каждые три месяца. Всё в пределах разумного, и из системы нельзя делать догму.
 
Мысль Славы: «Никто не может предсказать изменения. Производством правят случайные процессы. Кто-то что-то полезное изобрёл – в производстве открывается новая возможность, и ей расчищают дорогу. Нельзя всё запрещать и ограничивать. Это путь монархии, а успех там, где демократия, там, где каждый предлагает свои решения и есть возможность выбора лучшего. Оно рано или поздно побеждает, а ты, Виталий, хочешь, чтобы кто-то один указывал путь всем и всё за всех решал. Тогда у него голова должна быть размером с Земной Шар, а головы у всех одинаковы. Монарх навязывает своё мнение, но это путь одной головы и одной точки зрения ограниченного кругозора».