Расскажи мне про любовь... Вера. ч. 2

   На этот раз в институт поступила легко. С направлением от совхоза и при наличии стажа работы по выбранному профилю обучения  приняли вне конкурса.
   Получила место в общежитии. Вспоминая "курсы жизнеобустройства" от матери и заведующей клубом, вступила в новую для неё городскую студенческую жизнь.
   С девчонками по комнате подружилась быстро. Вроде как серьезные соседки попались, учиться приехали, а не женихов городских искать. С однокашниками знакомства заводить не стеснялась. Знаки внимания от парней принимала с удовольствием, благожелательно. Какой девушке не понравятся лестные слова и комплименты? А в институте культуры и искусства все ухажёры сплошь культурные да искусные. Одарённые артисты и великие поэты. Ну, естественно, пока(!) непризнанные. Особенно старался Мишка, парень из их группы. Не Ален Делон, конечно, и роста невысокого, но приятный внешне блондин, говорун и краснобай. За что и прозвали его «Садко сладкоголосый». Словом, как в любом культурном учреждении среди дон-жуанов и маргарит царило возвышенное благородство обычных людских страстей, веками будоражимое лихой студенческой вольницей. Вера, помня наставления заведующей клубом, со всеми держалась ровно, допуская легкий флирт, но не более.
   Случайно познакомилась с Тамарой, землячкой из соседней деревни. На два года старше Веры, учится в медицинском. 
   А по Руси несётся тройка «Миша, Рая, перестройка».

   Третьекурсницей познакомилась на фестивале «Студенческая театральная весна» с парнем из политехнического института. Серёжа оказался серьёзным юношей из хорошей семьи: мама завкафедрой иностранных языков в пединституте, папа - декан исторического факультета в госуниверситете. Такое знакомство будоражило ум, кружило голову, обостряло чувства. Опасалась пренебрежения со стороны столь важных персон к простой студентке, да ещё и деревенской. Но приняли её внешне приветливо, хоть и показалось, настороженно. С Серёжей бывала на студенческих вечеринках, праздниках, смотрела модные театральные постановки и закрытые премьеры в кинотеатре «Пионер».
   Так и жила пара влюбленных: счастливые, когда вдвоём, и «стреноженные» под пристальным вниманием его мамы.
   Родители Сергея уехали в отпуск. Вера жила у него.
   Первую ночь целомудренно целовались… День провела в смятении. Вспоминались наставления матери и поучения Людмилы Григорьевны. А Тамара глаза округлила: «И ты ещё раздумываешь?! Этой же ночью! Без сомнений и промедления! Чтоб привязать… Ну-у, не на всю оставшуюся жизнь, а женился чтобы. Ты его до ЗАГСа доведи, чтобы штамп в паспорт получить. А там видно будет…».
   Душа у Веры билась и металась между природоданной женской извечностью и девичьей целомудренностью. О свадьбе-то даже и разговора не было. 
   Вторую ночь женская извечность истомилась ожиданием: «Парень, понятно у тебя приличное воспитание, детских книжек начитался про целомудренность, значимость первого акта и прочую белиберду. Но не до такой же степени. Ну, прояви инициативу! Сколько же можно с естеством бороться?».
   Девичья целомудренность вязала по рукам и ногам: «Как ему дать понять, что я жду? Начинать самой нескромно. Он же невесть чего обо мне подумает! Как заставить сделать первый шаг?».
   И извечность, и целомудренность возликовали. Юноша вчистую проиграл борьбу с либидо. Несмело положил руку, осторожно подцепил резинку трусиков и медленно потянул их к коленям... По руке не ударила, не возмутилась. Пошевелив ногами, помогла снять совсем… Так и «прикоснулись девочка и мальчик к самой вечной тайне на Земле»*. Или перефразируя Михаила Жванецкого: «Одно расчетливое движение, и ты - гражданская  жена».
   На следующий день Вере хотелось петь, танцевать и дурачится с её Серёжкой дома и на улице, всячески давая ему понять, что он уже мужчина и должен заботиться о счастье любимой. Он же ходил, как «пыльным мешком из-за угла ударенный». Пришлось подавить лирические порывы. Надо приободрить его, а как? И накопленная веками, передающаяся каждой женщине из поколения в поколение на генетическом уровне мудрость, подсказала выход. Вера подавила внутреннее ликование и предстала перед глазами возлюбленного озабоченной, задумчивой женщиной. Увидев её переживания, новоиспеченный мужчина, как и следовало ожидать, проникся чувством вины. А вину, как учила в детстве мама, необходимо искупать.
   - Тебе было больно? Тебе сейчас стыдно? – спросил, осторожно и нежно привлекая любимую к себе. «Было да, сейчас нет», - хотела ответить женская извечность. Но девичья целомудренность опередила: опустив глаза и склонив голову, кивнула молча.
   Обнял, прижал и, как торжественную клятву, на ушко:
   - Любимая, я никогда, никогда больше не буду делать тебе больно.
   «Это как так, никогда? - встрепенулась женская извечность. - Больно уже не будет, Значит, как можно чаще!». Но вновь взяла верх девичья целомудренность и отреагировала на столь торжественное заявление легким кивком. Изображая стыдливость, прислонилась лбом к его груди.
   А ночью на ставшем уже супружеским ложе пожалела, что не дала подвести итог извечности. Нежно обнимая любимую, он заснул с самоощущением достойного человека, сдержавшего своё обещание.
   Такой исход не устраивал ни женскую извечность, ни девичью целомудренность...
   На следующий же день, понимая, что жаркие бессонные ночи ещё впереди, Вера, улучив момент, забежала в аптеку и купила противозачаточные свечи…
   Пригодились наступившей ночью.

   Сергей, окончив институт, готовился в аспирантуру. Вера перешла на четвертый курс. Лето провела в городе. Помогала любимому с подготовкой, подрабатывала в городском дворце культуры массовиком-затейником, выезжая с концертами в пионерские лагеря.
   После поступления в аспирантуру, Сергей завел разговор о свадьбе. Не предложение сделал, а просто оповестил о планируемом мероприятии. Как бы, не любовью движимый юноша, а связанный обязательством порядочный мужчина.

   Встретили очередной Новый год. Как сообщил Сергей родителям о гражданском браке, что было при этом, и как убедил родителей в необходимости свадьбы, Вера не знала. Понимая, что такое решение далось нелегко, расспрашивать не спешила. Перегорит, сам расскажет. А то, что разговор был не из легких, понимала. Так или иначе, его родители согласились. Подождала еще неделю, вдруг передумают, вдруг всё сорвётся, и только тогда сообщила о свадьбе своим.
   И закрутилось, завертелось. Подали заявление в ЗАГС, купили кольца, заказали свадебное платье.
   По настоянию Клавдии Васильевны, мамы жениха, свадьбу играли скромно в столовой пединститута. С Вериной стороны были родители, старший брат с женой и три незамужние девчонки из общежития. Со стороны Сергея - двое дядьёв с женами, материны подруги, знавшие жениха с малолетства и четверо его друзей. Старший дядька взял на себя роль тамады.
   Отгуляли тихо, без обычных студенческих двусмыслиц и родственных полупохабных изысков. Вручив подарки и достигнувшие нужного градуса веселья гости, распределились по интересам. Дядьки, активно поддерживавшие тамаду в его виртуозных шутках и тостах, угнездились с Вериным отцом рядком и начали обычные мужские разговоры про политику, рыбалку и грибы, скрепляя каждое совпадение мнений по столь актуальным темам рюмочками горькой. Их жены, найдя общие интересы с новоявленной тещей, обсуждали деревенские дела.
   Среди гостей жениха выделялись двое: Мурат и Баграт. Оба стройные, высокие, черноволосые, темноглазые, а внешностью и характером - антиподы. Мурат худощавый, с крупными чертами лица больше походил на гуляку-весельчака. Внешне Вера сравнивала его с Александром Блоком. Баграт, наоборот круглолицый, остроносый, молчаливый, но стремительный в словах и в движениях. Его Вера сравнивала с Аленом Делоном. Как узнала впоследствии Мурат азербайджанец, а Баграт армянин. Они как-то сразу "спелись" с тамадой и привносили во все его пассажи свои национальные традиции. Получалось великолепно. К Вере обращались с нежностью: Мурат называл Вера-гелин, а Баграт - Вера-куйрик. Позже Сергей рассказал о них много интересного. Мурат талантливый поэт. Пробует под свои стихи писать музыку, заводила в группе. Баграт самый умный из группы. Строгий, сосредоточенный аскет. Ему прочат карьеру ученого.
   Серёжины друзья, разгоряченные выпитым, воодушевленно обсуждали ситуацию в стране, на производстве, делились друг с другом прожектами о том, что бы они сделали, окажись именно сейчас руководителями производства. То, что в нынешних условиях экономика находится в положении стагнации, соглашались все. Возлагали большие надежды на нынешнего главу государства Горбачёва, и сожалели о безвременной кончине бывшего руководителя Андропова.
   Сергею ни до кого нет дела. Его любимая девушка рядом, с сегодняшней ночи они живут вместе и каждый вечер, не таясь, могут ложиться в одну постель. Жить будут в бабушкиной квартире, благо Вере от неё пятнадцать минут хода до института, а ему и того меньше. Бабушку родители берут пока к себе. Из их разговоров Сергей понял, что мама предполагает сбагрить её к брату.
   Гостей развёз по домам институтский автобус.
   Новоиспеченная свекровь тактично, ненавязчиво опекала молодых. Посещала и по выходным, и в течение недели "заглядывала на огонёк", присматриваясь к так скоропалительно появившейся невестке. Она же и напомнила о естественной, но всегда некстати возникающей возможности деторождения. Поняв, что молодые такой проблемой не заморачиваются, взялась за дело ретиво. Во время очередного визита, отправив сына в магазин, передала невестке записку с адресом и телефоном:
   - Мой знакомый гинеколог. Позвони, договорись о встрече. Она подберет и поставит тебе спиральку. У тебя институт, у Серёжи - аспирантура. Надеюсь, ты меня правильно поняла. На нас, как на нянек, не рассчитывайте... И ещё, Серёже об этом знать не обязательно.
   В очередном письме родителям Вера упомянула о решении свекрови. Получила ответ: «Наверное, оно и к лучшему. Не ерепенься, молчи. Но, если что, мы тебя поддержим в любой ситуации».

   Не ерепениться оказалось труднее, чем предполагала. Новое жильё - маленькая квартирка с тесной кухонькой, где всё обустроено по чужому разумению, по чьей-то, но не её воле, стесняла Веру с первых же дней. Для Серёжи это квартира его бабушки, где обстановка в целом и каждая вещь в отдельности напоминали о его счастливом детстве. Для него здесь всё свято. Для неё - чужие стены, посторонние вещи, непривычный быт. Да ещё Сергей, оказался порядочным занудой и требовал сохранять привычный ему порядок: не вешать платья на спинки стульев; каждое утро заправлять кровать; посуда чайная и обеденная должны располагаться строго на определенных полках; полы следует протирать; ковры - пылесосить. Он помогал ей во всём. Но такая скрупулезность, педантичность противились её деревенскому раздолью, и Вера первые месяцы просто задыхалась в «бабушкиной квартире». Даже в общежитии она чувствовала себя свободней и вольготней.
   А Сережка, этот стеснительный мальчик и трепетный юноша, как-то незаметно превратился в обыкновенного мужлана, требующего "своего" без каких-либо прелюдий и нежностей. Часто хотелось напомнить его слова "Я не буду делать тебе больно…". Романтика первых ночей прошла, став ни к чему не обязывающей привычкой, обыденностью.