Церковь, Руская Вера и идеология интернационализма

Мы и расовый смысл Руской Истории

Часть 4

Церковь, Руская Вера и идеология интернационализма

На сайте РНЛ в конце октября 2024 года опубликован знаковый материал о церковной жизни начала XX столетия, эпохи Серебренного Века «руской культуры». Он очень важен и показателен для массового осмысления хода Русской Истории, и прозрений ее исторической правды. Сложнейшие проблемы государственности переплетались тогда с подобными, либо вытекающими из них, проблемами государственной Церкви в России. Обсуждаемые в диалоге проблемы носили глобальный многовековой характер идеологии государственной системности не дораскольной Руси, Руского Мiра, а именно послераскольной России. Они все скопом наглядно проявились после проведения в российскую жизнь «великих реформ» 1861-1864 годов. «Великие реформы» погрузили государственную и народную жизнь либерально-западнический тип, открыли хозяйственную и общественную жизнь России для западного спекулятивно-барыжнеческого безнравственного интернационалистского бизнес капитала и наделили власть новой революционной формой ее отдельной по Сути антимонархической ветвью монархической власти – земством. Это был роковой революционный удар по Великоруской Культурологии и самой системности ответственного единовластия Монархии. Теперь антигосударственные проблемы насквозь политизированных Государственности и Церкви после внедрения антикультурных русофобских «великих реформ»  накапливались в государственной жизни России неудержимым потоком.  Принцип ответственного единовластие Монархии был подорван. Все в стране стало товаром и биржевой игрушкой в руках спекулятивного капитала запднических служек  клана Мировых глобалистов, Ростовщиков через биржевую и банковскую сферы: - недра, земля, имущество и формировавшие общественное мнение СМИ. Эти системные элементы были Основой  государственного суверенитета и государственной безопасности. Все они быстро перешли в частные руки местного и преимущественно западного спекулятивного капитала. И с этого времени о суверенитете России можно было говорить лишь в относительном смысле. Его ушербность прикрывалась господством западнической либеральной идеологии (ее колониальный советский ремейк «марксизм-ленинизм»). Идеологии не великоруского природного расового имперского типа, а пропагандистского идеологического «единства общественного мнения», навязываемого обществу узурпированными либералами СМИ, в его ракурсе типа  современных результатов «опросов» Левада-Центр. И плоды подобной либералистики моментально проявились под давлением этого самого «общественного мнения» в руско-турецкой войне 1877-1878 годов. Войне за спасение «братьев славян» от мусульманского ига, за освобождение пожизненных патологических предателей Руского Мiра, «болгарских братушек» носила панславянистский, разрушительно интернационалистский характер.

 Подобные «великим реформам», фактически революционные изменения государственной системности жизни России, породили быстро нарастающий хаос и революцинизацию быта народа во всех ее областях Бытия. В том числе в первую очередь это негативно отразилось на бежавшем в города спасаться и легко поддававшегося революционной пропаганде массах обезземеленного этими самыми «великими реформами руского крестьянства, этим превращаемого в марксов «пролетариат коему ничего было терять кроме своих цепей». В этом плане очевидна и наглядна демагогическая преступность красных пропагандистов, Плеханова, «ильича» и прочих, о «закономерном, по Марксу, характере нарастания революционной ситуации в России, и закономерном втягивание ее в империалистические войны». Ею по сей день красные демагоги прикрывают все нараставщую в то время западную внешнюю агрессию будущего Коминтерна против Руского Мiра и Руского Народа, как и лелеемые международным политическим иудаизмом агрессивные планы  оккупации России и разрушения Руского Мiра с конца XIX века. Войны за «болгарских братушек», японско-руская и первая мировая были спровоцированы мировым кланом человеконенавистников глобалистов, политических иудаистов. Это была программа колонизации России международным сборищем эмигрантов кочевников Коминтерна, социальных еретиков глобалистов, политических иудаистов, как этап плана порабощения народов мира, где Россия представлялась «вязанкой хвороста для разжигания мировой революции».

Император Александр Третий пытался нивелировать разрушительное действие «великих реформ» и введение разрушительной антигосударственной власти земства, но безуспешно. А его «решение еврейского вопроса» в столицах послужило его быстрому устранению.

При Правлении Императора Александра Третьего политический оборотень Витте, до этого публично разделявший все культурологические, великоруские «экономические», тарифные взгляды Менделеева, стал министром финансов на погибель Руского Мiра, а воспитатель Александра Третьего Победоносцев обер-прокурором Святейшего Правительствующего Синода. Сменивший Александра Третьего на Троне откровенно слабый Император Николай Второй сразу попал под международное финансовое влияние Витте и К. При нем Витте, в дополнении к «великим реформам», провел реформу «золотой червонец». Она вызвала моментальным вывоз руского золота, утечки капиталов, в банки Мировых Глобалистов, Ростовщиков. Он же настоял на политике иностранных займов, отдав Россию в кабалу спекулятивного западного капитала.

В 1895 году вопреки чаяниям руских экономистов о финансовой государственной политике «бумажный рубль» она была отвергнута (элементы ее с успехом применил нарком сталинской эпохи Зверев с 1950 по 1961 год, когда она была похерена изменением золотого содержания рубля "деноминацией" с 1961 года В.М.), а политика иностранных займов стала государственной. Сам Витте, будущий «граф полусахалинский», прямой мообщник политических иудаистов, глобалистов, стал премьер-министром России на погибель Руского Мiра. Эпоха Серебренного Века 1899-1917 года Введение западнических «великих реформ» в итоге завершилось эпохй Серебренного Века 1899-1917 года. Она усилиями Мировых Глобалистов, Ростовщиков, фактически стала закономерной прелюдией революций 1905 года, Февраля и Октября 1917 года.

Степень падения той предреволюционной России дают несколько знаковых бытовых зарисовок. Наверное, самое известное воспоминание о русском поэте-эпике Николае Клюеве. Вот воспоминания вынужденного эмигранта начала послереволюционных 20-х годов  поэта Георгия Иванова. Иванов во втором браке, с «русской» поэтессой Ириной Одоевцевой (наст. имя Ираида Густавовна Гейнике), прожил 37 лет. Поэт Иванов типичное интернационалистское дитя модернистского западнического Серебренного века. Он, как и масса подобных интеллигентов-интеллектуалов, подобно Блоку и массе его почитателей в России, «улавливал в воздухе музыку революции» и естественно восторженно,  приветствуя ее, надел красный бант. Но революция оказалась «совсем не музыкальна». Она руками зверей чекистов сразу начала изтреблять в порабощенной России, как классовых врагов, всех ее «бывших». Вот тогда Иванов с Одоевцевой и подались в эмиграцию. Там руские эмигранты поделились на два лагеря. Одни проклинали большевиков и «патриархальную старую Россию», как Иванов, Одоевцева и Федотов, другие ренегатски старались как то оправдать зверства красных выродков и само существование советской власти и найти область примирения с красной колонизацией Руского Мiра. Приводимый отрывок воспоминаний Иванова в Эмиграции середины 30-х годов, как раз отражает не сущность поэзии Клюева, а дает его «антипатриархальный» портрет. Этот портрет есть карикатура на Руский расовый Мiръ и Рускую Историю: -   

«Я как-то зашёл к Клюеву, приглашенный в клетушку. Клетушка оказалась номером «Отель де Франс», с цельным ковром и широкой турецкой тахтой. Клюев сидел на тахте; при воротничке и галстуке, и читал Гейне в подлиннике.

 – Маракую малость по-бусурманскому, – заметил он мой удивлённый взгляд. – Маракую малость. Только не лежит душа. Наши соловьи голосистей, ох голосистей...
– Да что ж это я, – взволновался он, – дорогого гостя как принимаю. Садись, сынок, садись, голубь. Чем угощать прикажешь? Чаю не пью, табаку не курю, пряника медового не припас. А то, – он подмигнул, – если не торопишься, может, пополудничаем вместе. Есть тут один трактирчик. Хозяин – хороший человек, хоть и француз. Тут, за углом. Альбертом зовут.

– Ну, вот и ладно, ну вот и чудесно – сейчас обряжусь...

Из-за ширмы он вышел в поддёвке, смазных сапогах и малиновой рубашке. – Ну вот – так-то лучше!»

И Иванов и Одоевцева псевдоруские люди, россияне. Если Иванов мог через отца иметь каплю руской крови и считаться «руским» поэтом, то причисление Одоевцевой к руской поэтике выглядит кощунственно. Эта публика, была типичным выразителем вышеуказанного «общероссийского общественного мнения». Они с середины XIX века были завзятыми патриотами социальной, материалистической идеи «Москва – Третий Рим», имея полный набор всех житейских благ и творческой свободы в России (за исключением критики государственной антицерковной политики В.М.), но они же презрительно отзывалась об архаичности Нашего с Вами руского народа. Таковой политический штамп об архаичности руского народа  появился в середине XIX-го века и далее. Он возник, как реакция на движение народничества этих безрасовых интеллектуалов. Тогда они, начитавшись французских энцеклопедистов, двинулись в рускую «глубинку» просвещать «темный руский народ».  Руский народ естественно не принял таковую «заботу» от них о себе. Заботу политиканства от абсолютно чуждых  ему инорасовых людей, антируской, цивилизационной Сущности и за это получил кличку своей архаичности.

  Серебренный Век эта интеллигентная публика встретила в «Бродячих собаках», шлифуя там свои разрушительные республиканско-либеральные взгляды и … после революции, те кто не прислонился сразу к красным зверям в их террористическом, пролетарском классовом сломе всего «старого мира», тот пошел под нож ЧК, либо кто смог бежал в эмиграцию. Именно они эти «общечеловеки руской культуры» десятилетиями прежде и создавали ту самую «революционную ситуацию», которую по «марксово пролетарски» описывал в своих социальных миражах их гуру антируской революции, социальный выродок, дегенеративный либеральный отброс «ильич». 

 В этом плане диалог Витте и Победоносцева современен не только своему времени. Он своевременен и периоду революций Февраля и Октября 1917 года, скорее можно сказать он исторически вневременен.

 Разсматриваемый сегодня Нами с Вами  диалог-переписка двух, хоть и бывших к тому времени, но ведущих знаковых фигур Российской Империи: - Константина Петровича Победоносцева и Сергея Юльевича Витте интересен тем, что этот диалог показывает все проявившиеся наглядно вековые проблемы российской Церкви греко-римского обряда, намертво связанные с теми же, как и порождаемые ими, проблемами российской государственности, кои порождались именно ее, скрытой за записным «патриотизмом» и восторженностью «могущества антируского государства», западническо-либеральной, послераскольной системностью. Анализ этого знакового диалога позволяют Нам с Вами изследовательски перекидывать исторический мостик в прошлое и будущее Руского Мiра, и его государство, культурологически образующего Руского Народа, как и самой дораскольной и послераскольной России.
 
И так перед Нами сборник: -

«Проблемы церковной жизни»
Источник : Историческая переписка о судьбах православной церкви / [С. Витте и К. Победоносцев]; Москва : тип. и-ва И.Д. Сытина, 1912.

 
Уже предисловие сборника уводит Нашу с Вами рускую расовую мысль на исторические задворки, напрочь отбрасывая разговор о природных расовых Имперских наднациональных Традициях Бытия Руского Народа, как и самих мистических Истоков его Руской Веры. Диалог Витте и Победоносцева скатывается к   обсуждению лишь возможного «правоприменения» «Указа о веротерпимости» на фоне проблем нестроения церковной и государственной жизни. Метафизика Руской Истории и ее природная расовая социально-нестяжательная имперскость недоступна ни одному, ни другому. Витте здесь типичный инорасовый элемент, а Победоносцев обладал лишь этноруским национальным менталитетом.

Великоруский расовый природный взгляд всегда видит исторические события через призму всего расового смысла Русской Истории, только так познается ее Истина. Взгляд инорасовый, либо этноруский, национальный видит лишь кусочек мозаики Руской Истории, трактуя его с политических позиций исторического момента своего бытия. Все это отчетливо видно в письменном диалоге Витте и Победоносцева. Причем Витте перечисляя все видимые проблемы Церкви подает их возможное решение в виде социальных миражей. Красная публика, правопреемник и ставленник либерального клана страны советов строила свой «историзм» на тех же Основах социальных миражей. Таковы «светлое будущее всего человечества», «построения общества всеобщей справедливости», да и сама система «социализма-коммунизм» типичный социальный мираж!

Тот же Победоносцев в диалоге ссылается на XVIII век время введения Петром Первым Синодоидального управления институтом Церкви. Вопрос Великого Раскола XVII века, его подноготную, причины и следствия Победоносцев не затрагивает, как несущественные. В то же время в числе поместных соборов отмечает Стоглав. То есть причисляя тирана Ивана Грозного к своей эпохе. Ну тиран, но наш, что есть откровенная клевета и на Царя Ивана IV Васильевича Грозного и на саму Рускую Историю. А без Сути препарирования трагедии иудохазарской революции и Гражданской Войны, Смутного Времени и его главных действующих лиц Русская История предстает мифом мозаики либеральной трактовки событий.

«Вопрос о положении православной Церкви в России есть один из самых коренных и основных вопросов государственного и общественного устроения Россиян. Все будущее России, несомненно, в значительной степени определяется тем положением, которое займет православная Церковь в общем укладе русской жизни. Вполне естественно, что при первых же попытках ввести преобразовательные начала в русской жизни, в начальном же периоде водворения нового режима, пришлось поставить на очередь вопрос о Церкви.

Преобразовательная волна началась с исторического Именного Высочайшего указа «о предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка». Указ этот был издан 12 декабря 1904 года. Результатом его явилось, прежде всего, образование высшего совещания, в состав которого вошли по назначению Государя первые сановники в Империи, весь Комитет Министров, высшие придворные чины. Совещания открылись под председательством тогдашнего председателя Комитета Министров С. Ю. Витте. Практически оно подошло к этому вопросу, рассматривая вопрос о веротерпимости. Как известно, в результате работ совещания в этом направлении явился указ о веротерпимости 17 апреля 1905 года, служащий и поныне фундаментом для существующего положения инославных церквей и старообрядцев в России».

Все эти события и не только «Указа 1905 года…», а всего послераскольного периода Руской Истории являются прямым последствием внедрения иудохазарской кликой Семибоярщины «международного» патриаршества на Руси в конце XVI века. и катастрофы руского Бытия Вместе с отменой ими же Юрьего Дня они сосотавляют первую катастрофу Великоруской Культурологии и Великоруского Бытия.

Юрьев День имел коренное расовое значение Великоруских Традиций Бытия. Он заключал в себе временные рамки подведения итогов года руским крестьянином, когда крестьянин разсчитавшись со своим жалованным работодателем, обладателем поместья жалованного за свою государеву службу, мог свободно, вместе с семьей, деятельно и самодеятельно перемещаться по территории Руси закрывая этим ее насущные потребности. При этом Руский Крестьянин был более евгенически, бытово и финансово связан с Монастырем и Общинностью Великоруского Бытия, чем со своим помещиком, арендодателем. Его зависимость от владельца жалованного поместья была отношением работодателя и арендатора. Арендатора, который по итогам года, частью своего труда и произведенного продукта разсчитывался со своим арендо и работодателем.

С установлением на Руси Семибоярщиной патриаршества Руская Вера и Руский Монастырь, евгенически-санитарно защитная и хозяйственно-культурологическая субстанция Руского Мiра попадали под патриаршую власть учреждаемой иудохазарской церковной бюрократии. Церковный приход отрывался системно от санитарно-евгенического и экономического влияния Руского Монастыря, но ставился в кабальную зависимость от церковной бюрократии, назначаемой патриархом. Отмена Юрьева Дня не только обозначала отмену свободного перетока крестьян, но и далее их невиданное ранее инорасовое закрепощение деятельностью  иудохазарской Династии Романовых  под контролем идеологии политической иудаистики, до поры скрываемой, внешне проруской, но по духу антирасовой, этнонациональной российской системностью.

Естественно эти события вызвали катастрофу Смутного Времени, как первую иудохазарскую антирускую революцию. Они же вызвали и первую развязанную иудохазарами Гражданскую Войну в Руском Мiре. В итоге этой иудохазарской революции и Гражданской Войны произошла идеологическая и государственная оккупация Руского Мiра. Гражданская Война обрела устойчивый перманентный характер и в результате ее, уже не суверенной Руси, а колонизированной России, произошел сам Великий Раскол. В ходе событий Великого Раскола произошло размежевание  расового Духа Руского Народа с политической иудаистикой бюрократической системы органов власти, в ее облике Царствующей иудохазарской Династии Романовых. Далее исторически чередовались горячие и холодные периоды этой Гражданской Войны. Руский Народ остался верным своей Руской Вере и Династия Романовых повела Гражданскую Войну с Руским Народом носителем Руской Веры пока не выродилась и не завершила свое Правление царствованием Царя Антихриста Петра Первого. Тот, за период своего царствования, успел изтребить огромные массы Руского Народа. Население многодетной России за период  царствования Петра сократилось на треть.

К описываемому диалогом историческому периоду Серебренного Века деятельности политиканствующей Церкви греко-римского обряда пошла вразнос  деятельностью своего политиканствующего клира, что и заставило Царя издать Указ 1905 года, как и побудило сам диалог Витте с Победоносцевым.

Гонения Русской Веры и ее носителя Руского Народа продолжались до короткого периода действия «Указа о свободе и веротерпимости» с 1905 по 1917 год. После чего начался изтребительный геноцид Руского Народа политических иудаистов Коминтерна, узурпировавших власть в Руском Мiре. А Церковь греко-римского обряда была просто в течении нескольких лет уничтожена этим самым Коминтерном. Учрежденная в 1943 году и существующая по сей день современная чекистская Церковь РПЦ, не имеет кроме части изкаженных обрядовых традиций никакого отношения к той прежней Церкви греко-римского обряда. Вот с этих исторических позиций и надо разсматривать, предлагаемый Нам с Вами к обсуждению, диалог Витте с Победоносцевым.

«Теоретически совещание подошло к вопросам о православной Церкви путем  обмена мнений между митрополитом Антонием и председателем Комитета Министров С. Ю. Витте, с одной стороны, и между обер-прокурором Св. Синода К.П. Победоносцевым и тем же С. Ю. Витте, с другой.

Митрополит Антоний, не делая никаких возражений против манифеста 17 апреля (равно как и В. К. Саблер), указывал на то, что, давая известную свободу инославным вероисповеданиям и старообрядчеству, этим самым дается им привилегированное положение в сравнении с положением господствующей православной Церкви, а православная Церковь, говорил он, находится в положении, мешающем свободному развитию ее.

( то есть здесь прямо указывается, что даже после Указа «православная Церковь находится в положении, мешающем ее свободному развитию, кое не «замечалось» либеральной властью два века В.М.)


Последовала записка Витте с перечнем вопросов, кои надо было обсудить на совещание  и этот перечень вызвали ответ К.П. Победоносцева изложенный им в особой записке, озаглавленной: «соображения статс-секретаря Победоносцева по вопросам о желательных преобразованиях постановки у нас православной Церкви».

Эта записка в свою очередь вызвала ответ С.Ю. Витте и дискуссию между ними.

Вследствие происшедших несогласий во мнениях, вопрос о нуждах православной Церкви и желательных в ней преобразованиях не обсуждался в упомянутом высшем совещании и по желанию К.П. Победоносцева был передан на обсуждение Святейшего Синода, где этот вопрос и поныне находится без движения...»

Сразу надо отметить, что диалог велся в рамках признания безусловной институционалистики Церкви в Росси. В диалоге не отмечалось, что делало Церковь и ее иерархию игрушкой в руках Синода и бюрократии Церкви. А это напрочь уводило Наше с Вами обсуждение от важнейшей темы Социальности Руского Мiра, места в ней природной Русской Веры с ее монастырским содержанием Бытия Руского Народа и делало диалог изначально ущербным. Да это ощущается у обоих авторов. Вот и сам дораскольный Стоглав, не имеющий никакого отношения к либеральной Церкви греко-римского обряда, упоминается в письме Победоносцева, как поместный собор, без его содержательного великоруского расового анализа.

Записка председателя Комитета Министров С.Ю. Витте подняла официально вопрос о православной Церкви и ее нуждах и прежде всего о поместном соборе. Диалог Витте с Победоносцевым свелся к вопросам жизни Церкви в условиях двух векового руководства ее Синодом, Указа о Веротерпимости, созыва поместных соборов и вопросам участия прихожан в жизни Церкви. Мимоходом коснулись проблем введения патриаршества в Церкви, его отмены. Корневой вопрос, а откуда же взялись эти «стеснения», коих не было в Руской Церкви до внедрения в «учение» о Церкви и богослужебную практику норм и догматики греко-римской обрядности XVII века. Не затрагивался великоруский расовый культурологический вопрос, а какова  природа Руской Веры. Не затрагивался и не разсматривался всесторонне вопрос послераскольного космополитического, интернационального характера ветхозаветного «учения» и Церкви греко-римского обряда уже не Руси, а России. Их умышленно, чтобы дискуссия не пошла в крайне опасном для Церкви направление не затрагивал ни один оппонент. Нам с Вами нет нужды цитировать сами письма Витте и Победоносцева. Их желающие познакомится с их содержанием легко могут найти в сети.

Что обозначает сама постановка вопроса «важнейшей темы Социальности Руского Мiра»?

В любой Имперской Государственности социальное единство народа поддерживается не так законами, они здесь выступают этакими пограничными маркерами общественного мнения в Бытие государствообразующего Народа, как природными Традициями Бытия самого Имперского Народа, в форме Традиций его расовой Общинности. В Нашем с Вами случае Государственности Руского Мiра, Руского Народа с его нравственными Канонами Великоруской Культурологии.

В самом Руском Мiре, его имперском расовом территориальном анклаве, невозможно построить никакую интернационалистскую народную сообщность. Государственную Сообщность длительно устойчивую социально на базе мифических либо «советского народа», либо «многонационального российского народа». Любое название подобной народной конструкции будет обычным колониальным блефом. Человеконенавистники, колонизаторы Руского Мiра прекрасно это понимают и кормят Нас с Вами  идеологическими сказками, продолжая все ту же грабительскую, паразитическую русофобскую колониальную политику. Системно в РФ вся «исполнительная власть» фактически системно, политически наемные люди, слепо выполняющие либеральные установки своих идеологических хозяев. Их личные убеждения и пристрастия не играют никакой роли в этом колониальном «празднике жизни». Для управления народной массой российская «исполнительная власть» обладает определенной авторитарной самостоятельностью, но очень ограниченной и оперативной. Мы с Вами видим, как в ходе СВО власть применяет приемы невозможные до 2022 года и это естественно. Этим она становится неустойчивой и дает возможность, играющему здесь совсем иную роль, вооруженному рускому народу попытатся улучшить свое колониальное положение в сторону обретения своего великоруского расового суверенитета. 


В дискуссии отмечалось, что  с начала XVIII века в церковной жизни стало ослабевать, а затем и совсем исчезло соборное начало; это прежде всего и вызвало застой церковной жизни. Синод носит только внешние черты соборности. В нем соборное начало подменено коллегиальностью. Изгнание из церковной жизни принципа соборности управления повело за собой изменение и самого духа церковной жизни.
В настоящее время наше церковное управление носит замкнутый канцелярский характер; иерархия сносится с народом чрез посредство бумаг, редко входя с ним в непосредственное живое общение. Причем постоянной преградой между Церковью и народом, и Церковью и Государем стоит светский бюрократический элемент. Живую общественную жизнь и здесь заменила бумага.

И предлагается социальный мираж. Единственным путем к пробуждению замершей жизни может быть только возврат к прежним каноническим формам церковного управления (кое невозможно без возврата к Культурологии Великоруских Традиций Бытия и Формы Великоруской государственности. Основанная на культурологических великоруских  принципах Правления эпохи Царя Ивана Грозного. Там бурлила местная деятельная и самодеятельная жизнь руского народа, с господством соблюдения приоритета интересов центральной власти.

Русский приход представлял прежде живую и самодеятельную единицу. Община сама строила себе храм, избирала священника и остальной церковный причт. Церковная казна имела тогда более широкое назначение; ею поддерживались и содержались не только храм и дома для причта, но и школа с учителем и целый ряд благотворительных учреждений; иногда она играла роль крестьянского банка и раздавалась неимущим.
Падение жизнедеятельности прихода было вызвано сложными причинами,; главными из них нужно признать развитие крепостного права.

В первые века христианства не только пресвитеры, но даже и епископы, избирались местной общиной. Это право избрания имело большое моральное значение, – епископ или пресвитер вступали в свою общину желанными и зваными руководителем, а не неведомыми пришельцем.

На этом закончим Наш с Вами сегодняшний разговор.