Друг Ванька. Глава II. Фасолевый суп

Дружили мы с Ванькой так, что ни в сказке сказать, будто бы одно целое, хоть бы и внешне различные. Потому что кой-в-чем сродство у нас было неоспоримое. К примеру, оба мы унитаз звали «вонитаз», и смеялись в голос, когда туалет кто-нибудь сортиром звал. Ничто нашу дружбу не могло поколебать.
Только вот очень мы оба любили фасолевый суп, особенно нам нравились в нем фасолинки. Подадут нам фасолевый суп, мы тут же фасолинки свои ложечкой выловим и аккуратно с бочку положим, чтоб потом на вкусное съесть. Жаль только, что тех фасолинок в детсадовском супце кот наплакал. Спасибо Аня (вот странная!) до фасолинок была равнодушная и между нами свои делила. Но делила она их не поровну между нами, а по справедливости – чтобы у обоих одинаково стало. И когда у меня было меньше, чем у Ваньки, и Аня делила до ровного, очень мне это нравилось, ну прямо, до невозможности. Но когда наоборот, почему-то не нравилось. Я еще такое чувство испытывал, какое прежде не знал, вот только не понимал, что оно такое. Потому что не о фасольках я кручинился, их-то было у нас с Ваньком одинаково, а о том, что Аниных фасолек-то у него больше!
Похоже, что и у Ваньки были подобные проявления, потому что заметил я со временем, что как-то все время почему-то в его чашке фасолинок было существенно меньше, чем у меня. Ладно б, разок, два, дык ведь нет, уже, пятый раз, наверное, кряду, а фасолевый суп был у нас не чаще, чем раз в неделю. И каждое такое неравномерное распределение Аниных фасолинок будило во мне то чувство, какое мне очень не нравилось. Я из-за него, этого чувства, даже стал бояться тех дней, когда у нас фасолевый суп.
Такой день опять наступил, и я заранее огорчился, предчувствуя, что и сегодня будет все точно так же. Я не ошибся: у Ваньки было всего 6 фасолинок против моих двенадцати. Ну а Аня, блюдя справедливый закон, из своих десяти восемь отдала ему. Ни на миг не сомкнул я глаз на тихом часу – так взволновался. Наконец, нам разрешили подняться, и, пока Ванька еще пробуждался со сна и сладко потягивался, мы с Аней уже вышли на улицу.
- Тебе не кажется, – шепнул я ей, - что Ванька наш жульничает?
- То есть как это, жульничает? – Сощурилась она на солнышке.
- А вот так: не все фасолинки для счета выуживает, чтобы у тебя больше взять!
- Разве так про друзей думать можно? – Притопнула она ногой и пошла Ваньке навстречу, он как раз из двери появился.
А у меня от ее слов опять оно, ну то, которое неприятное, и которому названия я не знал.
Прошел день, другой, третий, фасолевого супа не было, и жизнь пошла обычным порядком, где нас с Ваньком водой не разольешь, ну а мы с ним с Аней везде.
Приносит Аня как-то раскраски – ей сестра подарила. Она одну-другую картинку раскрасила и нам предлагает. А так как раскраски те в одном переплете, то раскрашивать нужно по очереди. Сперва Ванька пусть, а потом уж я. Раскрасили мы с ним по картинке, и мне прямо-таки показалось, что мой дружище как будто не на шутку опростоволосился. И фломастерами чертил так медленно, что со скуки помрешь, и за контуры выходил постоянно. Другое дело – вот я. Все разукрасил живенько, в темпе, и за линию нигде ни разу не вышел. Я, конечно, хвастать не стал, чего уж, ясное дело, что с фломастерами-то я на «ты», не то, что некоторые! Аня бы и сама меня похвалила, если б не ее благовоспитанность – не хочет почем зря Ваньку позорить.
Пообедали мы, вздремнули в тихий час. Чем теперь займемся? Наверно, сейчас позовет нас раскрашивать. И действительно, позвала, только не нас, а Ваньку. Сели они с ним рядышком, он чертит, опять, наверное, медленно и с огрехами, черные его вихры от пота слиплись – так натуживается. Я не особо расстроился – наверное, опять, думаю, определила Аня нам очередность. Коли так, значит, пусть. На то и друзья, чтоб из-за пустяков не дуться. Отправился я во двор, погулял там с другими ребятами, поиграл сколько-то. Вернулся. Гляжу через дверь – все чертит, бедняга. Ну хорошо. Еще подожду. Когда я уже в третий раз, наскучавшись по моим этим друзьям, воротился с улицы, Ванька только-только отложил фломастеры. Наконец-то! Аня махнула мне, я одним прыжком возле, беру раскраски в руки, а там…
Три рисунка подряд мой дружок разукрашивал! В третьем уже совсем много раз за линии вылез – устал наверно, или надоело.
- Аня! Что это значит? – В детских интонациях спросил я ее об этом. – Я думал, что мы по очереди.
- Просто он лучше тебя раскрашивает, вот я и решила ему побольше рисунков дать.
- То есть как, лучше? Вон, погляди, за линию вот…, и вот тут, да много, когда.
- Это да, но ты видел, как он старается, а ты – раз, раз, и готово. А кто старается, у того и лучше.
И тут это самое чувство, которому я не знал названия, достигло вдруг своего пика. Я чуть не заплакал, но не заплакал. Я протянул раскраски Ане и вышел на улицу. На следующий день тоже к моим этим друзьям не подходил. Надо ли говорить, что как раз в тот день фасолевый суп был, и я понимал, что сейчас все фасолинки, которые могли б быть мои, будут Ванькины, и хоть мне было очень грустно, сел за другой столик. Как обычно, я выложил фасольки рядышком, и, вздыхая, пересчитал – их было одиннадцать. Сколько же теперь у Ваньки? - Размышлял я. А сколько вместе с Аниными? Мне даже показалось, что саднило в груди от этакой тяжести.
А потом был тихий час. Мысли в моей голове роились, жужжали, и все про одно – про это самое. Как бы узнать, сколько фасолинок было, и отдала сколько. Я знал, что с ними за столом Серёжка сидел, но у него не спросишь - он считать не умеет. А я все не спал, думал, что и у Серёжки кое-что выведать можно. Вдруг он число слыхал да запомнил.
- Ты не знаешь, у Ваньки много было этих самых, фасолек? – Спросил я Сережку, подкараулив в песочнице.
- Ну как много? Не знаю. – Махнул тот головой.
- А Аня ему много своих отдала? – Не успокаивался я.
- Ни одной. Сказала, что сегодня свои сама съест.
- Ты уверен?
- Ну да.
Хотелось обнять Серёжку на радостях, еле сдержался.  Весь оставшийся день я был самый счастливый на свете человек, и даже еще следующим утром был вполне себе счастлив. Оставалось только придумать, под каким бы предлогом к моим друзьям мне вернуться. Задачка было, ясное дело, не из простых. Привела меня мама в садик, их еще не было. Я коротал минутки то в компании с Сережкой, который со вчерашнего дня мне почти лучший друг, то еще с Тимофеем – тот довольно противный был, и мог склоку из пустяка сделать, но все это время посматривал на дверь, ждал Ваню и Аню. Один за другим разные детишки входили, кто с мамой, кто с папой, но не они. Смотрел я, смотрел, ждал, ждал, а все равно проглядел. Сижу, кубики укладываю, поднимаю глаза, а тут Аня солнышко загораживает.
- Чего ты вчера без нас делал? – Спрашивает и кубик нужный рядом с моим укладывает. Я рассказал, все что вспомнил. – А фасолинки выкладывал, как обычно, в рядок?
– Ну да, мол, - киваю. – выкладывал.
– И сколько их было тоже считал? Как всегда?
– Считал, говорю, ну а как же?
– Много было?
- Кажется, десять…
- Понятно. А я свои сама съела. – Я хотел было сознаться, что в курсе, но смекнул, что не стоит и тоже сказал «понятно». – Распробовала, мне понравилось. Теперь буду, как вы, их на последнее кушать.
И все вдруг стало, как раньше, даже немного лучше. И чувства того, дурацкого да противного, слава Богу, не было больше ни слуху, ни духу. Самое главное, дни, когда фасолевый суп, с того момента совсем никак не пугали.