Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 29

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ



– Послушай, Дуду, – сказала Виви. – Я хочу обсудить с тобой образ Шарлотты.

– Великолепно! –  поддержал я её идею. – Я тебя внимательно слушаю!

– То, что ты изобразил её в своей пьесе вполне хорошей девушкой, которая заслуживает снисхождения, прощения, сочувствия, натолкнуло меня на то, что неплохо было бы эту нотку сочувствия к ней добавить и к первым главам «Трёх мушкетёров», не находишь? – спросила Виви.

– Роман «Три мушкетёра» не подлежит пересмотру, – холодно возразил я. – Каковы бы ни были в нём достоинства или недостатки, этот роман твёрдо вошёл в …

Я испытывал затруднение для того, чтобы без хвастовства назвать нужный термин, но Виви выручила меня.

– Вошёл в мировую классику, в сокровищницу не только Французской, но и всей мировой литературы, – подсказала Виви. – Ты можешь утверждать это без малейшего колебания, скромность тут не при чём, ведь это – чистая правда. И я не собиралась предлагать тебе переписать этот роман, поскольку это, действительно, невозможно. Читатель не примет корректировок. Но читатель, возможно, принял бы расширенную версию книги. Пока автор жив, никакое его произведение нельзя называть законченным.

– Любопытная мысль, но я не переписываю своих романов, я пишу новые, – ответил я.

– Именно об этом я и говорю! – обрадовалась Виви. – Ты мог бы написать роман под названием «Мушкетёры: начало», или ещё лучше: «Мушкетёры. Генезис».

– Что за глупые названия? – возразил я. – Никогда никакой роман с подобным названием никто не купит!

– Ну хорошо, пусть будет «Юность Миледи» или «Юность Атоса», или, как ты уже назвал свою драму «Юность мушкетёров», – согласилась Виви.

– Я не даю согласия, но и не утверждаю, что не согласен, я просто готов выслушать тебя, – сказал я.

Признаюсь вам, мой читатель, иногда следует дать женщине высказаться. Слушать её вовсе не обязательно, но надо уметь не выдавать себя. Женщина не простит невнимания к её словам, даже такая молодая, какой была тогда Виви. Даже пятилетняя девочка не простит вам невнимания к её словам! Ещё следует скрывать, что вам не интересно то, что она говорит, что вам скучно, или что вы не согласны с её словами. Всё это может чрезвычайно испортить ваши с ней отношения, и даже окончательно рассорить. Конечно, наилучшим советом был бы совет внимательно слушать, соглашаться со всем или почти со всем, что она говорит, а в случае несогласия лишь задавать очень тактичные и мягкие вопросы. Впрочем, и это опасно. Да к тому же подчас бывает просто невозможно! Согласитесь, невозможно, когда маститому писателю в зрелом возрасте какая-то пятнадцатилетняя или пусть даже шестнадцатилетняя девочка объясняет, что и как вам следовало бы написать, какими красками вам следовало бы изобразить характер героев, которых вы выстрадали, и которых уже любят или ненавидят ваши читатели, смотря по тому, какие чувства вы хотели в них вызвать к этим героям и антигероям. И что за блажь – изобразить антигероя в розовых тонах? Описать злодея так, чтобы читатель испытывал к нему симпатию? Сочувствовал преступнице? Чего доброго, после этого она предложит описать отвратительные черты характера положительных героев? Может быть мне изобразить Атоса пьяницей, Арамиса развратником, Портоса глупцом, а д’Артаньяна – вероломным авантюристом?!

И тут я осёкся! Ведь я в действительности показал их таковыми! Правда, Атос пьянствует не всегда, но на протяжении довольно длительного периода времени, описанного в «Трёх мушкетёрах»! Портос глуповат почти всегда, а к тому же ещё и живёт за счёт своей замужней любовницы, и также поступает Арамис, который хотя и не глуп, но коварен, скрытен, жесток, одним словом, иезуит из иезуитов! Да ещё и лицемерен! Среди мушкетёров он – аббат, среди аббатов – мушкетёр, распоряжается деньгами Ордена как своими собственными, даёт суперинтенданту финансов Фуке такие советы, которые его окончательно губят, и даже погубил своего друга Портоса, втянув его в авантюру, которая ему была чужда! Заманил обещанием герцогства и пэрства! Хуже того, ведь он попросту бросил без какой-либо поддержки беднягу Филиппа, брата Людовика! Просто сбежал от него! А д’Артаньян, главный герой трилогии? Чем он лучше прочих? Своего начальника Мазарини он похитил! Отпустил только за выкуп, который был весьма неплохим! Генерала Монка он похитил обманом. Что ж, на войне как на войне, но истинные солдаты ведут войну лицом к лицу с врагом, а не прячутся, словно воры, переодевшись простыми рыбаками, злоупотребив доверием врага. И не нападают с численным перевесом на врага, который допустил оплошность, не ожидая подвоха! Конечно, я люблю своих героев, своих мушкетёров, но что толку? Ведь я показал их далеко не идеальными! И, я начинаю верить Виолетте, что в моей пьесе Шарлотта вовсе никакая не преступница! То есть если по законам человеческим она и виновна, то она понесла наказание намного более сильное, чем заслужила!

– Что ты на это скажешь? – спросила Виви и замолчала, ожидая моего ответа.

Меня прошиб холодный пот! Я осознал, что, витая в своих мыслях, я совсем её не слушал! Я ещё не готов был так жестоко обидеть её, сообщив, что пропустил мимо ушей все её слова. Её почти детская душа была так ранима! Или мне это только казалось? Интересно, вынесет ли она столь явное доказательство моего пренебрежения к её словам и к её мнению? Жесточайшее испытание для неё – услышать правду, и суровый экзамен для меня – продолжать беседу так, будто бы я слушал и осознавал каждое её слово!

– Дорогая, это отличная идея, она меня заинтересовала, давай-ка проговорим её ещё раз, и на этот раз чуть подробнее, со всеми деталями, ты согласна? – ответил я.

Виви внимательно посмотрела на меня и кивнула.

 – Хорошо, если ты хочешь услышать всё то же самое, но подробнее, я попробую изложить это именно так, как ты просишь, – сказала она.

– Чудесно! – ответил я и приготовился слушать её внимательно, ничего не упуская из её слов.

– Итак, Жорж оказался не подставным братом Шарлотты, а настоящим её братом, тогда как лилльский палач – самозванец, подосланный графом Рошфором, и целью графа было создать именно ту ситуацию, которая возникла, для того, чтобы Шарлотта была брошена Атосом, и тогда Рошфор вытащил её из петли и сделал из неё шпонку кардинала Ришельё, – сказала Виолетта.

Я был ошеломлён. Ведь я уже сказал, что эта идея мне нравится, а Виолетта изложила какую-то несусветную ерунду, согласиться на которую я не мог бы даже в полном опьянении и за аванс, в четверо превышающий тот, который мне был выдан.

– Знаешь ли, Виви, в отношении подробностей этой линии, я хотел бы сначала уточнить несколько моментов, – медленно проговорил я.

– Ладно уж, признайся, что ты меня не слушал, и тогда я признаюсь, что всё то, что я тебе говорила, не имеет ничего общего с тем, что я тебе сказала только что! – сказала Виви со смехом. – Видел бы ты, какое глупое лицо было у тебя сначала тогда, когда ты думал о том, как бы помягче признаться мне, что не слушал меня, а затем, когда слушал всю ту чушь, которую я тебе наговорила в отместку за твою ко мне невнимательность! Ой, ну и смешной же ты!

Она не выдержала и разразилась таким хохотом, что я тоже не смог удержаться от смеха. Негодяйка провела меня! Она читала меня как книгу! Обмануть её не было никакой возможности. 

– Дорогая, ты права, – сказал я, наконец. – Каюсь, прошу дать возможность искупить и загладить свою вину перед тобой! Я не слушал тебя, я обдумывал ту идею, которую ты высказала в самом начале своего монолога, так что да, я – старый Осёл, который не слушал мою умную девочку, которую следует слушать всегда! Позволь мне поцелуями испросить твоего прощения!

Я припал к руке Виви, и сделал это не без удовольствия. Затем я попытался поцеловать её в щёку, но мои губы наткнулись на поспешно выставленную ей ладонь. Что ж, пришлось удовольствоваться этим, я поцеловал её ладонь.

– Ты прощён условно, – сказала Виви. – Если подобное повторится, ты будешь наказан.

– Какое наказание ты мне придумала? – спросил я с хитрой улыбкой.

– Ты не войдёшь в мою спальню три дня, – сказала Виви.

– Ну это слишком жестоко! – попытался возразить я.

– Итак, господин писатель, вы уже заранее пытаетесь выговорить себе наказание поменьше? – подметила Виолетта. – Стало быть, вы намерены вновь провиниться передо мной таким же точно невниманием к моим словам? В таком случае, моё наказание будет жёстче. Если ваша вина повторится, вы не войдёте в мою спальню неделю.

– Виви! – воскликнул я. – Будь же благоразумна!

– Две недели, – холодно сказала Виви.

– Хорошо, пусть будет так, тебе не придётся меня наказывать, потому что я буду всегда слушать то, что ты мне говоришь, – сказал я. – Я сдаюсь!

– Вот это уже лучше, – сказала Виви. – А теперь проверим, как ты выполнишь своё обещание. Я повторю для тебя свои мысли, а ты только попробуй меня не слушать! Это тебе дорого обойдётся. Две недели, не меньше!

– Я внимательно слушаю каждое твоё слово, – сказал я серьёзно.