Пушкин и Онегин Маяковского

В  1924 г  В.В. Маяковский  (ВВМ) опубликовал Юбилейное
 
До этого в 1912 г  в Манифесте фу-туристов (точнее – кубо-футуристов или  фу-туристов в кубе или туристов фу как в кубе) при бурном участии  ВВМ  в триумвирате  (+Бурлюк +Корученых)  фу-тиков была выдвинута к обществу читающих треба:

Прошлое тесно.
Академия и Пушкин непонятнее иероглифов.
Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.
См. сборник «Пощёчина общественному вкусу» — сборник футуристов (московская поэтическая группа «Гилея»), вышедший 18 декабря 1912 года. Наиболее известен благодаря сопровождавшему его одноимённому манифесту[1]. Книга стала первым изданием издательства Г. Л. Кузьмина и С. Д. Долинского . В сборнике были опубликованы стихи поэтов-футуристов — Велимира Хлебникова, Владимира Маяковского (дебют), Давида Бурлюка, Алексея Кручёных, Бенедикта Лившица. Также авторами произведений выступили Николай Бурлюк (брат Давида Бурлюка) и Василий Кандинский.Прилагавшийся к сборнику манифест, через четыре месяца повторно выпущенный уже как листовка, отрицал все прежние эстетические ценности и в нарочито эпатажной форме заявлял о разрыве с существующей литературной традицией. Текст манифеста был сочинён Бурлюком, Кручёных и Маяковским в течение одного дня в гостинице «Романовка» в Москве.

Но вот через 12 лет  кронид ВВМ  согласился на памятник себе рядом или вровень с АС Пушкиным (АСП)
 
Из подчеркнутого уважения и в подтверждение своего модернизированного взгляда он в свое стихотворение воткнул (вмонтироал)  своего Онегина:
Первый раз:

Дайте нам стаканы!
 знаю
 способ старый
в горе
 дуть винище,
 но смотрите —
 из
выплывают
 Red и White Star’ы
с ворохом
 разнообразных виз.
Мне приятно с вами,—
 рад,
 что вы у столика.
Муза это
 ловко
 за язык вас тянет.
Как это
 у вас
 говаривала Ольга?..
Да не Ольга!
 из письма
 Онегина к Татьяне.
— Дескать,
 муж у вас
 дурак
 и старый мерин,
я люблю вас,
 будьте обязательно моя,
я сейчас же
 утром должен быть уверен,
что с вами днем увижусь я.—
Было всякое:
 и под окном стояние,
письма,
 тряски нервное желе.
Вот
 когда
 и горевать не в состоянии —
это,
 Александр Сергеич,
 много тяжелей.

И второй раз:
Были б живы —
 стали бы
 по Лефу соредактор.
Я бы
 и агитки
 вам доверить мог.
Раз бы показал:
 — вот так-то мол,
 и так-то…
Вы б смогли —
 у вас
 хороший слог.
Я дал бы вам
 жиркость
 и сукна,
в рекламу б
 выдал
 гумских дам.
(Я даже
 ямбом подсюсюкнул,
чтоб только
 быть
 приятней вам.)
Вам теперь
 пришлось бы
 бросить ямб картавый.
Нынче
 наши перья —
 штык
 да зубья вил,—
битвы революций
 посерьезнее «Полтавы»,
и любовь
 пограндиознее
 онегинской любви.
Бойтесь пушкинистов.
 Старомозгий Плюшкин,
перышко держа,
 полезет
 с перержавленным.
— Тоже, мол,
 у лефов
 появился
 Пушкин.