МАМА
Детство и юность для мамы выдались не то, что нелегкими, прямо скажем тяжелыми. Помимо достаточно голодного послевоенного существования, где из деликатесов было только селедочное масло, и, не смотря, на имеющиеся таланты к рисованию, мама сразу после школы, в 15 лет пошла работать. Полное среднее образование она получила гораздо позднее, уже в вечерней школе. Не до учебы было и не до рисования, надо было кушать. Еще фактически ребенок, девочка, но уже стояла всю рабочую смену на конвейере и зарабатывала деньги. Потом замужество, дети, творчество осталось, где то там, на задворках детства и юности.
Так она и проработала всю жизнь на различных производствах и на различных должностях; на часовом заводе, на кирпичном заводе, штукатуром - маляром, медсестрой в роддоме и бракером. Казалось бы, она должна была заработать приличную пенсию, с 15 годков работать то. Не тут то было. В связи с тем, что наша мама перманентно находилась в декрете, родила как - никак троих детей, эти годы радостно были вычеркнуты из общего трудового стажа. Конгениально, конечно.
Трудилась постоянно она и на работе и дома, орава мужиков ни дня не давала покоя и требовала постоянного обеспечения. Едой, воспитанием, обучением, одеждой. Мама очень хорошо и вкусно готовила, она очень хорошо шила и вязала. Она могла приготовить, сшить и связать все что угодно, от простого супа до торта «Наполеон», от курток до брюк и от носков до свитера. Художественные таланты позволили ей легко освоить моделирование одежды, ей не потребовались курсы кройки и шитья. Поэтому мы все носили то, что мама сошьет или свяжет, буквально все от отца до самого младшего.
Она продолжала рисовать и писать стихи, но только для себя и, как говорят, в стол. Она продолжала шить, дети выросли и разъехались, но она продолжала шить уже для других и шила до тех пор, пока пальцы не стали отказывать, пока руки не стало сводить постоянной судорогой. Только после этого она перестала истязать себя и стала жить для себя.
Жизнь оторвала ее от малой родины, и от Ленинграда и от родовой деревни, и от мамы, и от отца, от сестер. Практически навсегда. Последующие их встречи были крайне редки, удавалось это только раз в несколько лет, оставалась только переписка. Не знаю, что творилось в душе еще юной девушки, недавно вышедшей замуж и родившей уже троих детей, да еще оторванной от родных и близких на тысячи километров, как она пережила разлуку, но она была женой, матерью и хранительницей очага. Я не профессионал в производстве часов, кирпичей или малярно-штукатурных работ, не знаю, какие она делала кирпичи или часы, но вот, как раз, настоящей преданной женой и любящей матерью она стала. Таких сейчас поискать, так поискать.
Даже когда их история любви закончилась, отец ушел, она из Красноярска никуда не уехала. Она не поехала ни к старшему сыну, ни к среднему, которые, на тот момент, уже уехали из Красноярска и жили в Ленинграде. На все предложения, увещевания о том, что Питер ее родной город, здесь ее мама, здесь ее сестры, она отвечала просто: «Здесь Вольдемар лежит, куда я поеду». Понимаете, для нее здесь в Красноярске сакральное место, место, где лежит ее муж, единственный, один и навсегда.
История их любви на самом деле очень прозаична. Деревня, летние прогулки по вечерам, знакомство, танцы в клубе. Никаких там шекспировских страстей не было, не было и истории Ассоли и Грея. Но, они пронесли свои чувства, свои отношения через всю жизнь, не простую, битую невзгодами и бедностью жизнь, но жизнь, поделенную на двоих.
Маме поклон до земли за подаренную жизнь, за любовь, за ласку, за воспитание.
Свидетельство о публикации №224110601190