Пленер

Второй год Сима жила с Генкой по инерции, не в силах сделать самый последний шаг, хотя мысленно уже не раз собирала ему ту самую сумку, с которой он впервые к ней и нарисовался двенадцать лет назад.

Покоритель столицы. И косушка на нем была тогда соответствующая — из дешевого дермонтина, но с намалеванным во всю спину львом, типа я такая ориджинал Vance Store ®Gold. Или кому-то что-то не нравится?

Понтов было много, но истосковавшаяся по любви Симка, давным-давно живущая в разводе, видела в своем теперешнем мужчине только то, что видеть хотела. И довольно долго. А потому отношения узаконила.

Симин сын, специально прилетевший на свадьбу матери из Владивостока, где лет пять назад, отслужив срочную, счастливо женился. И жил теперь там, но за мать душа побаливала.

Генку он раскусил на раз. Но промолчал. Новый папаша доставал ему аккурат до подмышек, был лишь пятнадцатью годами старше, и при всей видимой эпатажности, казался вполне безвредным и даже полезным. Главное, мать теперь была не одинока и, вроде как, счастлива, а там видно будет.

Молодожонец тоже был при хвостах, но уже отрубленных, успев в прошлой жизни и отцом побыть, и мужем, и накуролеситься до развода. Но достался он Симе, хоть и через сайт знакомств, не вполне конченым бабником, а, как оказалось чуть позже, и не полным алкашом-тунеядцем. Но приехав из глубочайшей провинции, где последние лет пять жил он с мамкой, а до этого на вечных упреках деловой жены, в новую свою столичную жизнь окунулся со всей нерастраченной страстью экзальтированного сибарита из хрущевки. Его впервые по-настоящему любили, а это значило, что теперь он мог себе позволить, пусть и на последнее, и дорогой алкоголь, и лучшие сигареты, да вообще все-все, что пожелается.

Изобразив в начале их совместной жизни домовитого хозяина и ободрав до бетонной коробки кухню, обещанного Симе евроремонта он так и не сделал. Но сделал это место зоной личного релакса, куда хозяйке путь был заказан не напрямую. Генка просто выкурил ее оттуда, провоняв табачным дымом все до копоти и рези в глазах. А чтобы жена больше не совалась без спроса, добил эффектным:

— Ты все равно готовить не умеешь. И теперь я беру это дело на себя!

Никто и никогда раньше в этой квартире не курил. Да и готовила Сима, по словам еще вчерашнего Генки, прекрасно. Но говоря и делая гадости, муженек неустанно добавлял, как сильно любит ее.

И Сима сломалась. Но если утром она еще как-то успевала тайком от спящего до полудня Генки прошмыгнуть на "кухню" и, не дыша, согреть себе чаю да цапнуть хоть что-то из холодильника, то обеда, как правило, приходилось ждать и до полуночи.

Этот Генка вообще все и всегда делал с оттяжечкой, нарочито неспешно, не роняя достоинства и цыгарки изо рта. Готовил, к слову, он неплохо, хоть и жирновато.

Трапезничали поначалу вместе — в гостинной у телевизора. Но с годами этот самый муж так прирос к своему релаксарию, что выходил из него все реже. Ну, разве что под утро на диван в такую же прокуренную и сплошь заставленную его игрушками и тренажерами спальню. Или вот на работу, под настроение. А так-то на бывшей Симкиной кухне и оттягивался до рассвета: верхом на невесть откуда принесенном помпезно-покоцанном барном стуле, потягивая Виски с пивом, смоля и торча в Интернете. Так на этом стуле, порой, и задремывал. И уже раз пять Сима прибегала из пока еще ее гостинной на грохот и отскребала бедолажку от пола.

Вполне себе рукастый, но ленивый и гонористый Геннадий и вне дома пребывал в вечных конфликтах. И как еще на работе держался, жена не понимала. Да с некоторых пор ей это было и неинтересно. К тому же его пьяненькое наполеонство и постоянная борьба за личное пространство со временем стали небезопасны. Все чаще муж, если хоть что-то было не по нему, впадал в артистический раж и начинал кидаться чем попало. А пару раз и Симке рикошетило.

Поначалу все подобные сцены заканчивались бурными ласками, клятвами и примирением, но работал Генка автослесарем, а мыться не любил, считая, что водные процедуры вредят защитному слою кожного покрова. И Сима, наевшись до сыта таким счастьем, решила наконец-то уйти.

Куда, из своей квартиры? Неужели к другому? Ха-ха три раза!

Ну, во первых, москвичка — не заюшка, и ее не так-то просто выкурить из избушки, и Генка был прописан у Симы не на постоянной основе. А, во-вторых, жены алкоголиков и психопатов вообще редко изменяют. Ибо страстей им и так хватает через край. Тем более, что после очередного скандала и трепки бывает период недолгого, но такого блаженного покоя, который ни с каким сексом в сравнение не идет.

Застарелый и безнадежный бухгалтер Сима ушла... на пленер! Представьте себе! Просто накануне она встретила у метро одну уже довольно взрослую девочку, с которой когда-то училась в художественной школе. И та уговорила Симу пойти с ней в парк на этюды. Апрель стоял невероятно теплый, и все уже цвело, да и домой к Генке ноги не несли. И Сима решилась.

Откопав на антресолях этюдник, набор пожелтевшей от времени бумаги для рисования и еще советскую акварель, Сима, тайком от безмятежно дрыхнущего мужа, ранним субботним утром утекла в Царицино. Туда, где местные энтузиасты, а, по сути, такие же несчастные или ничейные тетечки, в компании двух перезрелых подростков и одного котоватого старичка, рисовали живую натуру. Кто как умел. И суть-то была не в этом.

Независимо от степени мастерства и врожденного таланта, состояние полета души даётся всякому творцу. Всякому. От чего ж и не полетать...

А потом были и Кусково, и Архангельское, и Сокольники. И Аптекарский огород. И Сима, вспомнив себя прежнюю, будто бы родилась заново.

Теперь каждую субботу, а то и воскресенье, чуть свет, она бросала своего благоверного, сбегая в неизвестном для него направлении. И ни тебе склок выходного дня, ни упреков. И он вдруг понял, что отчаянно ее ревнует.

Поначалу Геннадий привычно закатывал жене сцены и даже строил по ночам у входной двери баррикады. Но их с Симой весовые категории были не в его пользу.

Потом он заявил, что тоже теперь начнет шляться где попало, но Сима не велась ни на что, упорно возвращаясь с закатом, посвежевшая и румяная. И всякий раз что-то прятала на антресолях, недосягаемых для плюгавого муженька.

Генка рисовал в своем воспаленном воображении страшные сцены Симкиных измен и дорогущие подарки от ее любовников. Их то она и ныкала, наверняка! Но стремянка давно была сломана, а все стулья и столы в доме безнадежно хромали.

И наш говнистый и самоуверенный Генка, всерьез испугавшись, что дни его в этой квартире сочтены, ибо Сима его больше не любит, вдруг как-то разом протрезвел. Взялся за молоток, поприбил и приклеил все, до чего годами не доходили руки. И...

Вернувшись в очередное воскресенье с вернисажа, на котором была впервые представлена и ее акварель, Сима нашла мужа лежащим на полу, аккурат под антресолью. Бездыханного и безвозвратно поломанного, в россыпи ее пейзажных набросков.

И она закричала во весь голос, запричитала, завыла по нему, как по мертвому! Ибо таковым он ей и показался. И вдруг отчаянно поняла, что по-прежнему любит своего Генку, а может быть, даже еще сильнее, чем в начале. А за то, что он такой жалкий, его жальче стократ!

Генка разлепил глаз и говгисто просипел:

— Нарисовалась?

Сима рухнула на него всем своим богатым телом и задушила в объятиях.

При написании данной истории ни один Генка не пострадал.

05.2024

(c) Алена Подобед