Мука

I

Не было ни дождя, ни снега, только темнота выдавала зиму. Мама с Алешей шли по улице, у него в руках был пакет с продуктами, она курила. Раньше мама старалась не курить при ребенке, но он вырос, теперь можно было наслаждаться пагубной привычкой, не опасаясь того, что Алеша переманит ее. Шли недалеко, всего каких-то пару кварталов от их дома. Зина, мамочкина коллега, позвала их на вечер. Дело было в следующем: у Зины была дочь Катя, которой недавно стукнуло семнадцать лет, а у мамочки был Алеша такого же возраста. Зина очень беспокоилась за дочь, так как друзей у нее не было, мальчики не проявляли к ней интерес. Зине только стоило пожаловаться на это маме, так она сразу же предложила кандидатуру Алеши, у которого тоже были проблемы с социализацией. Алеша не рос замкнутым мальчиком, но в последнее время у него были проблемы. Если раньше он играл с друзьями, то теперь проводил время в одиночку, целыми сутками не вылезая из компьютера. Мамочка думала, что это все из-за возраста, сын ей ни о чем не рассказывал. Он плелся за ней, мать хотела начать разговор, но Алеша был весь в себе, ни на что не реагировал, просто смотрел под ноги. Одет по этому случаю он был прилично. Недавно мамочка сходила в местный секонд-хенд и купила килограмма два одежды для сына. Естественно, он был недоволен ее выбором. Ох уж этот возраст, когда все нужно делать наперекор родителям. Мама не сильно из-за этого волновалась. Придет время, поймет, что был неправ. Еще извинится за свое поведение.

— Ее зовут Катя, запомни. — сказала она ему.

— Зачем мы вообще куда-то идем? Что мне там делать?

— Найдешь себе занятие. Да и вообще, как давно мы проводили с тобой время вместе? Вот так? К кому-нибудь ходили? Последний раз, наверное, когда тебе было лет тринадцать.

— Вот именно, мама. Мне уже не тринадцать. Мне неинтересно проводить вечер в компании тети Зины и ее дочери.

— А что тебе интересно? Играть в компьютер?

Алеша покраснел, ему было некомфортно.

— К тому же она хорошая девочка. Вы подружитесь, я тебе обещаю.

— Мне не нужны друзья, мам.

— Это ты сейчас так говоришь. Когда взрослым будешь — поймешь, что важнее друзей никого нет. Кто тебе поможет в случае чего? Я уже старая и не могу быть тебе другом, вечной опорой.

Они дошли до небольшого дома на улице П., он был совершенно неприметным, как и их дом. Все-таки, в спальных районах все старые дома похожи друг на друга. Мама набрала номер на домофоне, им открыли парадную дверь. Они поднялись на третий этаж, позвонили в звонок. На пороге показалась Зина в фартуке. Несмотря на то, что мама и Зина были хорошими подругами, в гости друг к другу они не ходили, ограничиваясь общением по телефону. Квартира была старой, еще с советской мебелью, без модного евроремонта. Насчитывала две комнаты. Зина жила одна, без мужа, с которым она развелась лет пятнадцать назад по причине его запойного алкоголизма.

— Зина, извини, что так рано, просто думали, что дорога дольше займет, — оправдывалась мама.

— Ничего! Проходите, — Зина посмотрела в сторону, — Катя! Выйди из комнаты, к нам пришли гости.

Из комнаты, которая была первой к прихожей, вышла девочка, высокая, худая, совершенно непохожая на полную и маленькую Зину. Цвет ее волос был словно карие глаза, в то время, как Зина уже красила волосы в яркий блонд. Катя подошла к гостям, застенчиво поздоровалась и не знала, что делать дальше.

— Проводи их в комнату, — сказала Зина дочке, — а я пока что порежу салаты.

Мама была довольна. Именно так она представляла Катю в живую. “Красивая девочка”, — подумала она. Мама все наблюдала за Алешей, который точно должен был заметить красоту Кати. Но Алеше было все равно, он все также, как и на улице, смотрел в пол, нехотя передвигался. Казалось, что он сейчас упадет без сил, вот тут, на пол. Мама легонько подтолкнула его вперед.

Зина тем временем принесла все свои заготовки на стол, достала два фужера, в которые сразу же налила дешевого терпкого вина, и две кружки. Алеша достал из пакета бутылку газировки и поставил на стол. Мама посмотрела на него так, как будто он провинился.

— Алеша, ну что ты? Поухаживай за дамой. Налей ей воды своей.

— Извините, я не хочу пить, — ответила Катя.

— Да все ты хочешь! — отрезала Зина. — Стесняется… Вот, вроде бы, уже не маленькая, а все равно к обществу не привыкла. Ну, ладно, будем исправлять! — она подняла бокал. — За встречу!

Мама и Зина чокнулись. Алеша, как маленький, ерзал на стуле, его подруга по несчастью делала то же самое. Иногда их неловкие взгляды пересекались, они краснели и сразу же отводили глаза на пол. Зина сидела в своем кресле, как императрица в своем дворце, она думала, что все идет хорошо, что вот-вот у ее дочери появится друг, а может, с чем черт не шутит, первая любовь!

— Катя, покажи Леше свою комнату, а мы пока что поговорим. Только смотрите, не шалите! — Зина засмеялась.

Катя нехотя встала из-за стола. Алеша, не зная, что делать, тоже поднялся и направился за ней.

— Очень хороший мальчик! — сказала Зина, когда дети ушли в комнату.

***
День был пасмурным. В магазине было полно народа, была пятница первого октября. Мама головой была уже не на работе, а дома, где ее ждал сын. У него сегодня был день рождения. Восемнадцать лет! Она как-то лениво пробивала покупки, иногда ошибалась со сдачей, на что покупатели очень ругались. Мама все отшучивалась. Что-то было не так, она чувствовала, что сегодня что-то произойдет. Что-то необратимое. И повод был. Ее бывший муж, Алешин отец, каждый год присылал конверт с деньгами. Дело было в том, что они развелись, и мамочка запрещала ему приходить к ним домой. Вот уже восемь лет так прошло. Мама думала, что, если этот человек больше не будет видеть ни ее, ни сына, он охладеет и перестанет даже думать о них. Но нет, ежегодно он присылал конверт с поздравлением. Мамочка его прятала, а деньги выдавала за свои.

Она смотрела на время. Было уже полвосьмого. До конца ее смены оставалось полчаса, но она все никак не могла усидеть на месте. Она попросила Зину ее подменить. Зина была недовольна, ворчала, чуть ли не материлась. Их отношения пошли на спад, после того, как Алеша и Катя не подружились. Они тогда час просидели в комнате, не издавая ни звука, после чего Алеша вышел и сказал, что пойдет домой. Мама была в шоке. Она не знала, что и делать. У нее был ворох разных мыслей. Но это как-то отошло на второй план. За это время Алеша успел кое-как закончить школу, не поступить в институт. Все свободное время он также сидел в компьютере. Зина предлагала обратиться к врачу, но мама только пожимала плечами.

Мамочка быстренько оделась, купила какой-то торт, недорогой, но, по ее мнению, вкусный, и побежала домой. Она торопилась, перебегала дорогу на красный, промокла вся до нитки, подвернула ногу. В голове было что-то странное, она о чем-то думала, но не могла наткнуться на определенную мысль. Что-то точно должно произойти… Она задыхалась, голова немного побаливала, руки дрожали. Она на ходу закурила, но сигарета упала в лужу прямо изо рта. Плюнув на это, она побежала дальше.

Мама забежала в родной двор-колодец, уткнулась носом в семиэтажный облупленный дом, одной ногой придерживая сумочку, она достала ключи от дома, которые чуть не выпали. Мамочка вошла в подъезд, нажала на кнопку лифта и, в ожидании, что будет дальше, вышла на лестничную клетку. Из квартиры напротив залаяла собака. Мама сунула ключи в замочную скважину, повернула их и оказалась в квартире. Было тихо. Как будто никого и не было.

— Алеша! Я дома, — она кинула ключи на комод, скинула пальто, сняла туфли.

Но была мертвая тишина. Она подумала, что Алеша, как обычно, в своей комнате, но на кухне горел свет. Значит, он там. Она прошла вдоль коридора и первым делом увидела Алешу, сидящего за столом, бледного и сконфузившегося. Только потом она заметила мужчину, который сидел напротив него за столом. Она не сразу узнала его. Он похудел, начал носить бороду. Это был Алешин отец.

— Ну, здравствуй, дорогая. А я тут из мертвых восстал. Второе пришествие, получается, — с нескрываемой злобой сказал мужчина.

Мамочка побледнела, у нее подкосились ноги. Она посмотрела на Алешу, который просто встал и вышел из-за стола, и, медленным шагом, как будто он фарфоровая кукла, направился в свою комнату.

— Алеша, я все объясню, — кричала она ему вслед, но он ее не слушал.

Она встала, хотела побежать за сыном, но мужчина ее остановил.

— Присаживайся, — сказал он.

— Я не хочу.

— Я сказал, присаживайся, — грозным тоном приказал он. 

Мамочкино сердце бешено билось, пульс подскочил, про давление и говорить было нечего. Она послушно села на стул. Она была послушной не из-за шока, а из-за того, что не знала, что этот человек может сейчас сделать. Она боялась рукоприкладства.

Сидела мамочка молча, пытаясь не смотреть в глаза своему бывшему мужу, а он тем временем смотрел на нее с неким любопытством. Нет, он не сравнивал ее с той женщиной, которую знал восемь лет назад, он наблюдал за ней. Что она скажет в свое оправдание? Как поведет себя. Он ожидал, что она заговорит первой, будет оправдываться, но мамочка и не думала говорить. Она сейчас больше всего беспокоилась за Алешу. Что он сейчас делает? Она рывком попыталась встать, но мужчина снова ее осадил. Алеша подождет.

— Я… Я даже не знаю, что сказать, милочка моя, — не сдержавшись начал он. Он не кричал, он говорил размеренно, даже не грозно, а немного ласково. — Ты поразила меня. Ладно, что ты выдавала мои деньги за свои, я не буду обращать внимание на этот детский сад, но выдавать меня за мертвого — это… Это уже что-то за гранью. И давно он считает, что я погиб?

— Восемь лет…

— Ах, восемь лет. Понятно… — он выждал театральную паузу, — Можно, я закурю?

— Кури, конечно, — она до сих пор не посмотрела на него, ее взгляд был направлен в сторону, в пол.

Он зажег сигарету, посмотрел в окно на усилившийся дождь, обвел глазами кухню. Она не была грязной, но была неухоженной. Кое-где покосились дверцы кухонных шкафов, на скатерти было множество прожженных следов. Линолеум где-то отошел, его так и оставили, около раковины стояла небольшая горка немытой посуды. Мужчина по-армейски втянул дым, потушил сигарету о пепельницу. Он провел рукой по своей бороде, закашлялся.

— И долго ты будешь здесь сидеть? — несмотря на него, вымолвила она.

— Сколько понадобится. Я хочу поговорить с сыном, я имею на это право.

— А он с тобой хочет говорить?

— Я не знаю… У меня никогда не было такой ситуации, что ожившие мертвецы, как снег на голову, появляются дома. Может, его пригласить сюда? Все объяснишь ему.

— Нет! — закричала мамочка. — Ни за что! Не вмешивай его в наши дела, — она наконец-то посмотрела ему в глаза. Сгорая от злобы, она начала трястись, у нее случилась истерика. — Да и вообще, кто разрешил тебе сюда явиться? Вот так, без спроса. Я тебе говорила, чтобы больше ноги твоей здесь не было! Выметайся отсюда, сукин ты сын, иначе я вызову полицию!

— И что ты им скажешь? Я же просто сижу на кухне, хочу поговорить со своим сыном.

— Я… Я не знаю… — она обхватила руками колени и горько заплакала.

***

У мамочки наконец-то выдался свободный день. Она уже и забыла, что такое тратить свободное время на себя. Из-за того, что она работала на двух работах, дом покрылся грязью. Алеша по дому ничего не делал. Заставить его убраться в комнате было той еще задачей, а попросить помыть посуду — самоубийством. Он начинал ругаться, он театрально уходил из дома, но потом возвращался, так как идти ему было некуда. И сейчас его не было дома. Мамочка попросила его пойти в магазин за продуктами. Наконец-то можно было убраться в его комнате.

Она вошла туда без разрешения, так было у них принято. Это была очень темная комната, бывшая детская, но ее было не узнать. Если раньше в комнате были плакаты каких-то музыкальных групп, героев фильмов, то теперь она выглядела, как черный лист. Больше было похоже на притон, чем на комнату юноши. На полу валялись бутылки из-под газировки, штук десять, может быть больше. Остатки еды на столе, тарелки, кружки. Все это надо было вычистить. Алеша спал на грязном белье, у мамочки даже не было времени поменять его. “Ну, распустила”, — думала она. Она быстренько собрала весь мусор, помыла пол, поменяла белье. Мамочка пыталась найти хоть что-то в этой комнате, чтобы выдавало в ней живого человека. Какие-нибудь порно-журналы, пачки сигарет, пива, но ничего не было. Алешу как будто не интересовало ничего в этом мире. Только старенький компьютер, который стоял на офисном столике. У нее закрались мысли, что надо что-то делать с Алешей. Но что? Он обленился в край. Что может заставить его сделать хотя бы шаг ко взрослой, независимой жизни? Работа! Ему уже восемнадцать, он не учится, ничего не делает, целыми днями проводит за этим ящиком. Конечно! Его надо устроить на работу. Она поговорит с ним обязательно, когда он вернется.

Мамочка услышала, как Алеша отворил дверь, у него в руках было несколько пакетов с продуктами. Он разделся, пошел мыть руки. Сдачу положил на сервант. Мама разложила продукты в холодильник, села за кухонный стол и позвала Алешу.

— Да? — нехотя спросил он ее.

— Алеша, нам надо серьезно с тобой поговорить. Присаживайся.

— Только недолго, у меня дела.

— Какие еще дела, Алеша? У тебя нет дел. Поэтому я и хочу поговорить. Ты не учишься, не работаешь, прожигаешь свою жизнь. Так нельзя! Мне, например, звонила мама Вовки Караваева, спрашивала как у меня дела, про тебя. А мне ей стыдно даже ответить. Вот Вовка учится, работает, съехал от нее. Сейчас уже чуть ли не жениться собрался. А ты? Тебе восемнадцать лет! А такое чувство, что в голове абсолютно ничего нет. С этим надо что-то делать, Алеша.

— Мама, не сейчас. Я не хочу об этом разговаривать, — заявил Алеша.

Он уже попытался встать со стула, но мама его остановила.

— Мне кажется, что ты пользуешься моей добротой. Конечно, я не могу оставить тебя без крыши над головой, или голодным, но так вечно продолжаться не может. Что ты будешь делать, если я вдруг умру?

— Мама, не надо…

— Надо, Алеша, надо. Ты просто представь. У тебя ни образования, ни опыта работы. Ничего нет. Только этот твой дурацкий компьютер. И что? Он тебе деньги приносит? Пойми, я так больше не могу.

— А я как будто могу? — внезапно взорвался Алеша. — Ты даже не спрашиваешь, что со мной, как у меня дела. Только нянчишься, как с маленький ребенком. Я… Я даже отца своего не знал. Отца! Ты мне врала, врала восемь лет. 

— Не начинай.

— Что не начинать? Раз ты меня носом в мое говно, так и я тебя. Мне надоело.

— Что ты такое говоришь? Как ты с матерью общаешься? — на глазах у мамочки появились две слезинки. — Ты… Ты! Алеша, пойми, у меня кроме тебя никого нет, вот я и опасаюсь, что из тебя ничего не выйдет. Что ты умрешь либо наркоманом, либо бездомным.

Она совсем потеряла над собой контроль. Захлебываясь слезами, она хотела что-то сказать ему, но получались только нечленораздельные звуки. Только сейчас она поняла, что ужасно устала. Устала от такой жизни. Алеша, видя слезы матери, подошел к ней и обнял ее. Мамочка почувствовала, что к ней прикоснулся тот самый Алеша, ее сын, как будто ему не восемнадцать, а еще пять или шесть, когда он был таким милым, добрым. Это ее немного успокоило, и она попыталась продолжить ту мысль, с которой начинала этот диалог.
— Алеша, у нас под домом есть склад “Озона”. Им требуется сотрудник. Давай туда сходим завтра, они тебя устроят… Ну, Алеша, что ты? Не дело уже…

***

В магазине сработала пожарная тревога, всех сотрудников отпустили после обеда. Мамочка шла домой, наслаждалась внезапно освободившимся днем. Было уже лето, теплый июньский день. Она зашла в магазин, решила купить мороженое, и себе, и Алеше. Дома она надеялась, что почитает книжку, которую так давно начала, но все никак не могла закончить из-за постоянной работы. Лето ей нравилось, она чувствовала себя комфортно. Ей было всего лишь тридцать шесть лет, поэтому она не стеснялась носить коротких легких платьев, босоножки на голую ногу. Хотя она и не любила быть в центре внимания, ей доставляло удовольствие, что на нее смотрят. Она зашла в ларек, где торговали фруктами, купила персиков и яблок. Хотела позвонить Алеше, чтобы он на обратном пути с работы взял арбуз, так как одна бы она его не донесла до дома, но вовремя опомнилась, нельзя ему мешать.

Она пришла домой, сняла босоножки. Зашла на кухню, налила себе горячего кофе, достала книжку, села за стол, закурила. Как ей было хорошо! Наконец-то все образумилось. Этот неполный год для нее был безумием. Сейчас уже можно выдохнуть. Все позади.

Мамочка читала до вечера, не понимая, сколько времени прошло. Она посмотрела на часы, было уже полдевятого, значит Алеша должен был уже прийти домой. Но она не слышала, чтобы в дверь кто-то заходил. Она решила позвонить ему. Телефонный рингтон доносился из комнаты Алеши. Значит, он дома. Она точно не могла его пропустить. Она вошла в его комнату, как обычно, без стука. Увидела его сидящим за компьютером, под ногами была бутылка, полная мочи. Он не выходил даже в туалет.

— Алеша… Что ты тут делаешь? Ты же должен был быть на работе…

В шоке от того, что его поймали с поличным, что мама пришла раньше, он не знал, что сказать. Он просто смотрел на нее, пытаясь найти слова, которые бы его оправдали, но их не было.

— Алеша, объяснись. Я требую.

— Я не работал сегодня, — виновато сказал Алеша.

— У тебя выходной? Вроде бы, вчера был, и позавчера.

— Нет, у меня нет выходного. Я просто не пошел на работу.
— И как давно ты не ходишь на работу?

— Я был там только один день, после чего ушел.

— И ты мне все это время врал? — она повысила голос. Она не понимала, что происходит, почему ее сын обманывает, да и причем так подло.

— Пойми, я не могу работать.

— Все из-за этого дурацкого компьютера! — она подошла к монитору, выдернула его, вышвырнула на пол. — Все! Я не могу так больше, я звоню в психиатрию. Может быть тебе там помогут.

Она достала мобильный телефон, в интернете быстренько нашла справочный номер местного ПНД, позвонила на него. Через секунд пятнадцать ей ответил приятный женский голос.

— Здравствуйте! Мне надо срочно к вам записаться.

— Вы с какого района?

— С В. Но нужно не мне, а моему сыну.

— Он совершеннолетний?

— Да.

— Объясните ситуацию.

— Он игроман. Он постоянно сидит в компьютере, ничего кроме этого не делает. Он… — она начала запыхаться.

— Девушка, постойте, успокойтесь. Давайте по порядку. Он пытается сделать что-то с собой?

— Нет…

— Он во вменяемом состоянии? Он не под воздействием психотропных веществ?

— Нет…

— Тогда давайте на чистоту. Не портите своему ребенку жизнь из-за такого пустяка. Понимаете, что, если вы обратитесь сюда, то обратной дороги нет. Это должно быть взвешенным решением. После обращения могут быть проблемы с трудоустройством. Я советую вам успокоиться, выдохнуть, и принять правильное решение.

Мамочка одумалась, повесила трубку. Алеша наблюдал за этой картиной, ничего не говоря. В его взгляде чувствовалась злоба, ненависть. Но он ничего не сделал. Он просто лег на кровать, закрыл глаза и тихо заныл.

***
Мамочка проснулась утром по будильнику. Было семь часов утра. Она прошла в ванную, умылась, посмотрела в зеркало. На лице появились морщинки. Она быстренько накрасилась и направилась в кухню готовить завтрак для себя и Алеши. Простая яичница. Обычно, она будила сына, чтобы тот позавтракал. Тот день не был исключением. Она быстренько разбила яйца в сковородку, что-то напевая себе под нос. Думала о чем-то отвлеченном, как провести день, как бы провести выходные. Ведь скоро ее день рождения, надо что-то придумать. Как давно она не видела подруг! Казалось, что у нее просто их нет. Вся жизнь ограничивалась работой и домом. Как она давно не отдыхала! Когда яичница была готова, она положила половину на тарелку и пошла в комнату сына.

Она отворила дверь, в нос ударил странный запах, которого она никогда не слышала. Комната была темной, нечего было разглядеть. Наверное, что-то протухло, подумала она. Мамочка подошла к столу, положила туда тарелку, подошла к кровати. Не прошло и секунды, как она поняла в чем дело, откуда такой запах. Вся кровать была красной, пол липким. Она заорала. Начала бить по щекам Алешу, но он не отзывался. Он был мертв. Мамочка потеряла сознание.

II

Алеша не мог уйти просто так. Он оставил множество листов а4. Почерк у него был плохой, поэтому все свои последние слова он распечатал. Мамочка долго не могла прочитать того, что там написано. Но на второй день, когда все дела были улажены, она решилась. 

***

Я мало чего помню из своего детства, но в голове иногда проскакивают образы. Я целенаправленно решаю их записать. Я роюсь в своей памяти, которая, в последнее время, меня очень сильно подводила. С чего бы начать? Мне десять лет. Помню, день рождения. Мы тогда еще жили вместе, ты, я, папа и бабушка. Вы тогда подарили мне робота, не которого я хотел, тот был слишком дорогой, а другого, подешевле. Первый настоящий юбилей. Вы тогда решили раскошелиться, сообразили огромный стол, помню пышный торт, мою любимую на тот момент еду. Вы разрешили пригласить моих друзей, Вовку и Петра. Мы долго играли, помню, я показал им своего робота, но Вовка меня засмеял. Он сказал, что у него лучше, дороже, и вообще он разговаривает. Мне было настолько обидно, что я не мог сдержать слез. Но не об этом мой рассказ. Уже вечером, я, возбужденный, не мог уснуть. Я лежал в своей кровати, смотрел в потолок. Вы были с папой на кухне, бабушка уже спала в своей комнате. Вы мыли посуду и о чем-то разговаривали. Я пошел в туалет и, случайно, услышал предмет вашего разговора. Вы старались делать это тихо, чтобы никто не заметил, думали, что я и бабушка спим. Но никто не мог подумать, что я буду настолько любопытен, и что мне приспичит в туалет. Отец тогда говорил, что больше не может с тобой и бабушкой жить. Что он хочет уйти, но только я удерживаю его в семье. Ты тихо плакала. Он также признался, что у него есть другая женщина. Он раскаивался. Наверное, это было из-за того, что он сильно выпил. Ты тихо, сквозь слезы, умоляла его остаться. Прекратить этот роман. Он сжалился и согласился. Я тогда слабо понимал, что происходит, но мне стало ужасно не по себе. Я вернулся в комнату и плакал, представляя то, что у нас будет не полная семья. Я стал мнительным, смотрел на вас и думал, что это все скоро кончится. А вы изображали из себя примерную семью. Ты смеялась над его шутками, целовала его в щеку, вы спали в одной кровати. Но я чувствовал в этом подвох, я не мог смотреть на вас без слез. Я знал, что все скоро кончится. Но вы прожили еще несколько месяцев вместе.

Мое беззаботное детство закончилось в декабре того года. Я отчетливо помню, как был на празднике у Пети, как я веселился в его компании, как мы хорошо проводили время. Мы смотрели кино, играли в настольные игры, собирали лего, которое у него было в немеренных количествах. А потом все рухнуло. Ты забрала меня из гостей, я по твоему виду понял, что что-то не так. Я спрашивал, что случилось, но ты отмалчивалась, говорила, что все хорошо. Я ужасно волновался, пока мы шли до дома. Я не мог спокойно ходить, каждое мое движение отдавало лихорадкой. Придя домой, я первым делом пошел в туалет. Пройдя мимо комнаты бабушки, я ее там не увидел. Потом прошел мимо вашей с отцом комнаты. Там тоже никого не было. Ты стояла в прихожей, как сейчас помню, и просто смотрела на меня. Плакала. Я первым делом спросил: “А где бабушка?”... Ты ответила, что они с отцом разбились в автокатастрофе. С того момента мы остались одни. Ты стала круглой сиротой, а я остался без людей, которые меня искренне любили. Да еще и в пубертатном возрасте. Помню, что тогда приехала скорая и вколола мне успокоительное. Я лежал и смотрел телевизор, там шла какая-то юмористическая программа. Я смеялся. Сейчас я себя за это виню.

Но время идет, и я начал забывать и отца, и бабушку. Меня заботили уже другие вещи. Мы с тобой часто ссорились, не могли ужиться вместе. Сейчас я тебя немного начал понимать. Ты потеряла всех, кто тебе был близок, кроме меня, а я был не самым покладистым мальчиком, постоянно спорил, дерзил, не слушался. Но переломным моментом стало то, что ты меня устроила на курсы по олимпиадной математике. Мне она ужасно не нравилась, у меня были двойки, но, зачем-то, ты меня туда отправила. Помню, что на меня орали учителя,  надо мной смеялись все ученики, когда я не мог решить простейшее уравнение. Он походили ко мне после занятий, пинались, говорили, что я умственно-отсталый. Меня это задевало, и я не хотел там больше появляться. Но ты с криками настаивала. И я ходил. Я ныл, рыдал, но ходил. Но в один день меня это все достало. Я подошел к тебе и сказал, что больше не буду туда ходить. Ты, как обычно, начала кричать. Я тебе отвечал, что у меня ничего не получается. Ты парировала это тем, что я просто ленюсь. Да и должен же ребенок чем-то заниматься в свободное время. Ты спрашивала меня, чего я хочу. Я ответил тебе честно: “я хочу играть в местном детском театре”. Но ты отказывалась это даже выслушивать. “Нет-нет, театр — это детская забава, нужно что-то серьезно, чем ты себя прокормишь. Нужно хорошо учиться, нужно зарекомендовать себя”. Я тогда на тебя очень сильно обиделся и, вместо того, чтобы идти на курсы, я весь зимний вечер прошлялся где попало. Оказался дома я только в одиннадцать часов вечера. Ты была вся в слезах, снова орала на меня. Говорила, что обзвонила всех, а меня нигде нет. Ты тогда сорвала голос от крика, а я настолько испугался, что у меня начали трястись руки.

Но, несмотря на все трудности, творчество я не забросил. Мне было лет тринадцать, когда я решил снять свой фильм. Тогда у родителей Пети появилась камера, и я уговорил всех что-то сделать. Это, конечно, больше было похоже на игру. Мы играли, баловались с камерой. Все шло хорошо, у меня был написан сценарий, и в один прекрасный день мы приступили к съемкам. Вовка, Петя и я поочередно работали операторами, пока отсутствовали в кадре. Мы сняли фильм за неделю, я монтировал его один, я гордился им. Хотел показать тебе, но ты отказалась его смотреть. Это меня ранило. Но беда не приходит одна. Вовка решил выложить фильм в интернет, хотя я был против. Вся школа посмотрела этот фильм. Но, вместо того, чтобы начать меня ценить, как творца, ученики на меня взъелись. Вовку никто не трогал, он был у всех на хорошем счету, Петя учился в другой школе. А вот мне доставалось серьезно. Старшие выливали на меня воду из презервативов в туалете, били и издевались. Тогда я первый раз задумался о том, что не хочу жить. Это продолжалось каждый день. Каждый день я просыпался с мыслью, что в школе надо мной будут издеваться. От меня отвернулся даже Вовка, который тоже начал меня унижать. У меня начали сильнее трястись руки, болеть голова. Никто не мог меня поддержать. А ты? Тебе я не рассказывал, мне было стыдно. Да и что ты могла сделать? Только хуже. Я нашел единственное утешение — это компьютер. Я играл в игры, в воображаемых мирах мне было хорошо и спокойно. Я уходил от этого мира в другой, в котором я царь и Бог, в котором я что-то из себя представляю.

И вот в таком ритме я жил. Я продолжал ходить на эти злосчастные курсы, пытался что-то из себя выдавить. День тогда был очень плохой. В школе меня отпинали, унизили перед всем классом, а на курсах я снова не мог решить какую-то простенькую задачку. Меня это все выбивало, я просто хотел спать, лечь и не проснуться. Я пришел домой, лег на кровать и уснул. Ты пришла немногим позже. Как обычно, ворвалась в мою комнату без стука, и начала на меня кричать, что я не вымыл посуду, хотя обещал. Что мы живем в грязи из-за того, что ты постоянно работаешь, а я ничем тебе не помогаю. Я пытался тебе ответить, что мне очень сложно, что у меня нет сил. Ты снова что-то начала говорить про лень. Тогда я сказал типичную фразу для своего возраста: “Зачем ты меня родила?” — и ты взорвалась. Ты не могла успокоиться. Ты говорила, какой я плохой сын, какой я ублюдок неблагодарный. Но потом, когда твоя горячка дошла до предела, ты вымолвила следующее: “Ты думаешь я не хочу покончить с собой? Сейчас! Каждый день только об этом и думаю. Если бы не ты — меня бы давно уже не было”. Я испугался и больше никогда не поднимал эту тему.

***
 Мамочка прочитал последнее предложение. Больше ничего написано не было, ни прощания, ни сожалений, ни извинений. Алеша просто вывалил все, что у него накопилось за эти годы, без прикрас, сухо и доступно. По письму было видно, что он не испытывает никакой жалости к матери, что он не считает свой поступок неправильным. Мама прекрасно помнила о всех событиях, что были изложены на этих листках а4. Она начала мысленно перебирать все эти моменты, как бы оправдываясь перед сыном.

***

Десять лет! Как много, но так мало. Маленький Алеша только на пути становления взрослым. С утра я прошла к нему в комнату с праздничным завтраком, чтобы разбудить его в школу. Как оказалось, он всю ночь не мог уснуть, так как считал минуты до пробуждения. Я поцеловала его в лоб, он мило заулыбался. Он был так счастлив в эти минуты. Сразу же спросил про подарки, но я ответила ему, что нужно подождать до вечера, когда все сядут за праздничный стол. Он немного расстроился, но не подавал виду. Я подобрала ему праздничную рубашку, новые туфли. Причесала его. Нехотя, но понимая, что это нужно, он поплелся в школу в сопровождении матери. Я осталась дома, у меня было полчаса, чтобы собраться. Я ощущала себя такой молодой, всего лишь каких-то двадцать восемь лет. Позвонил муж, спросил, как дела у нашего Алеши, я сказала, что все хорошо, что он уже в школе, а сама выбежала на улицу, прикрываясь зонтом, так как погода была не из лучших.

Мама провела весь день на кухне у плиты. Я хотела все приготовить заранее, но она сказала, чтобы я отдохнула. Но как тут было выспаться! Весь день я витала в облаках, сидя за кассой. Считала минуты до конца смены. И вот долгожданные стрелки часов миновали семь, и я выбежала из магазина.

Должны были прийти его друзья Петя и Вовка. Они были впервые у нас дома, хотя дружили с малых лет, ходили в один детский садик. Вовка был тем еще индюком, он мне не особо нравился, но с Алешей сходился. Петя мне нравился больше, он был весь такой воспитанный, сдержанный. Я волновалась, что им у нас не понравится. Мы, все-таки, жили не особо богато, но зато дружно.

В квартире было уже шумно, когда я пришла. Муж отпросился раньше с работы, чтобы развлекать детей, матушка моя, не успев все приготовить, возилась на кухне. Я подскочила к ней, сказала, что могу помочь, но она отказывалась, говорила, что сама все сделает, осталось немного. Я прошла в комнату, где во всю веселились дети. Муж играл с ними в какую-то настольную игру, которую принес Петя в качестве подарка. Когда, наконец-то, мама справилась на кухне, мы сели за стол. Но мальчики просидели там не особо долго, полчаса или час, после еды сразу же намылились в комнату Алеши играть дальше. А мы сидели втроем, немного выпивали. Мама была вне себя от счастья. Она очень любила Алешу. Когда он родился, все бремя досталось ей. Она с ним сидела, читала ему, играла с ним, пока мы с мужем были на работах. И Алеша ее очень любил, у них была какая-то особая связь. Я немного ревновала, но понимала, что сама виновата. Стоило взять декрет. Но денег было мало, приходилось как-то выживать. Муж на заводе получал гроши, мама пенсию, я тоже не сказать, что много. Но так и выживали. Пришло время торта. Я пригласила мальчиков ко столу. Все подарки, кроме нашего, были подарены. Мы с мужем и мамой торжественно открыли коробку, всю украшенную подарочной лентой. Алеша с трепетом открывал ее, мальчики следили за руками, как будто это их подарок. Затем настало время свечей. Чтобы не обидеть никого, всем маленьким гостям было позволено задуть их по одному разу. После торта, мальчики снова пошли играть в комнату. Я сидела и тихо радовалась, но замечала что-то странное в поведении мужа. Он то был весел, то очень задумчив. Очень налегал на спиртное. Я волновалась, как бы не показалось Пете и Вовке, что мы алкоголики, но маленькие не обращали на это внимания.

Настало время прощаться. Никто не хотел расходиться, но пришлось. Времени был уже десятый час. Мальчиков забрали родители, мы остались вчетвером в квартире. Мама вызвалась помочь убрать со стола и помыть посуду, но я видела, как она устала, поэтому попросила ее отдохнуть. Она прошла в свою комнату. Алешу тоже уложили спать. Мы с мужем остались наедине на кухне. Я мыла посуду, он сидел, курил, смотрел на меня. Что-то в его взгляде мне не нравилось, но я не могла понять, что. Он курил одну за одной, как это делают пьяные люди.

— Ну что же ты так. Тебе плохо? — спросила я его.

— Нет, все нормально.

— Тогда зачем ты так напился? Никогда тебя таким не видела.

— Если есть повод, то почему бы и не напиться?

— Как он повзрослел, да? А всего лишь недавно был таким маленьким. Постоянно прибегал в кухню, говорил мне: “Мама, а ты меня любишь?” и, когда получал верный ответ, довольный убегал в свою комнату. Теперь он так не делает… Вырос.

— Послушай, у меня к тебе есть разговор.

— Что-то случилось?

— Нет, но…

Он был очень пьян. Я немного даже испугалась. Что-то нехорошее чувствовалось в его интонации, в его лице, глазах. Я посмотрела на него как будто бы в первый раз, хотя мы были женаты уже десять лет. Десять лет брака. Мы познакомились еще в школе, учились в одной параллеле. Он был из “Б” класса, а я из “А”. Мы давно знали друг друга, но стали общаться только уже перед выпуском. И сразу же друг в друга влюбились. Все было как в романе или фильме. Я была так счастлива. Это была моя первая влюбленность, как и его. Все закружилось, завертелось. И вот через год появился Алеша.

— У меня есть другая.

Мое сердце замерло, я уронила тарелку. Разбила. Говорят на счастье, но какое тут может быть счастье. Я посмотрела в коридор, нет ли там никого. Не хотелось бы, чтобы Алеша или мама услышали бы это.

— Как?... — шепотом вымолвила я, стараясь хоть как-то сдерживать слезы. — И как давно?

— Три года…

Я молчала, мне нечего было ответить ему. Только слезы капали из глаз. Я присела на стул рядом с ним. Смотрела жалостливыми глазами. Положила голову на стол. Я дрожала.

— И у вас все серьезно?

— Я не знаю.

— Серьезней, чем у нас? Пойми, у тебя сын. У тебя я. Мы же так хорошо жили друг с другом, — я кое-как выплевывала слова, издавая при этом какой-то горловой звук, впервые открывшийся мне.

— Сейчас я понимаю, что это неправильно.

— Неправильно…

— Алеша не должен расти без отца.

— Не должен…

Я могла только повторять за ним, как какой-то попугай. Как и птица, я не понимала слов, которые исходят с моих губ. Я была где-то далеко, где-то в фантазиях. Я пыталась представить эту девушку. Наверняка, она моложе, чем я. Красивей. Умней. Чего ему не хватало?

— Зачем? — спросила я, но не ждала ответа.

— Мы с тобой с юных лет. В семнадцать многие совершают ошибки.

— Ты называешь Алешу ошибкой?

— Нет, я… Я неправильно выразился. В семнадцать ты еще не человек, а ребенок. Вот представь. Алеше уже через семь лет будет семнадцать. Столько же, сколько и нам, когда у нас начались отношения. Всего каких-то семь лет! Даже не половина его жизни. Ни двадцать, ни двадцать пять. В семнадцать ты живешь какими-то другими понятиями. И вот нам сейчас двадцать восемь лет. Я не пробовал других женщин, я не пробовал других отношений. Я как будто сознательно запер себя в тюрьму.

Он не обращал внимания на мои слезы, был занят только собой. Ему было важно донести эту мысль. Но почему он выбрал именно этот день, а не какой-то другой? Почему ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц, ни через год? Это все равно продолжалось три года… Лишний день ничего бы не решил.

— Но сегодня я понял, какую ошибку совершил. Смотря на тебя, на то, как ты счастлива. Я не хочу это рушить. Я не хочу рушить жизнь Алеше.

— Ты готов отказаться от этой женщины?

— Да.

— Обещаешь?

— Да.

— Я могу тебя простить, но только из-за того, что очень сильно вас люблю. Тебя и Алешу. Этого… Этого просто не может быть.

— Иди спать, я домою посуду.

Я прошла в комнату, включила свет, посмотрела на кровать, в которой мы спали вместе. Он придет через полчаса и ляжет со мной рядом, как ни в чем не бывало. Все будет по-прежнему, несмотря на то, что он предал нас. И меня, и Алешу. Но я готова простить. Я легла на кровать, положила голову на подушку. Сна не было, но я очень боялась быть в сознании, когда он придет.

***

Кое-как оправилась. Был уже декабрь, все готовились к Новому году. Я всегда воспринимала этот праздник, как семейный. Я все чаще вспоминала свое детство. Как мы с отцом готовились к празднику, как бабушка готовила солянку, как мы сидели за праздничным столом, смотрели только купленный отцом пузатый телевизор. К нам приходили гости, было шумно и весело. А что сейчас? Сейчас все хмуро. Бабушки и отца давно уже нет в живых, мама тоже не молодеет, мой брак распадается. Мне было ужасно не по себе. Я начала задумываться о самом страшном, что есть в жизни, о ее кончине. Но потом я вспоминала, что еще молода. Шекспир написал “Макбета” в тридцать лет. Мне еще не было тридцати, все еще только впереди. Все только начиналось.

Помню звонок на работу. Меня позвала старшая, сама села за мое место. Я подошла к телефону. Ужасная катастрофа. Какой-то пьяный врезался в автобусную остановку, где, по несчастью стояла моя мама. Погибло тогда три человека. Мама скончалась до приезда скорой.

Я присела на колени с телефонной трубкой в руках. Я думала только о Алеше. Как сказать ему об этом? Первым делом я позвонила мужу. Я позвонила домой, муж должен был быть там. Но никто не отвечал. Тогда я позвонила ему на мобильный. Он не сразу взял трубку, но с третьего или четвертого раза все-таки подошел. Он не был дома.

— Что случилось? — грозно спросил он.

— Мама… — еле произнесла я.

— Что? Я не слышу, говори громче.

— Мама… Ее больше нет.

— Господи… Я сейчас приеду.

— Ты у нее?

— Нет, я…

— Скажи мне наконец-то правду, — я набралась мужества. — Ты у нее?

— Да. Я у нее.

Я решилась сделать то, о чем думала весь этот месяц.

— Тогда не приходи. Я тебя больше не впущу в дом. Больше нет нас! Ты для меня умер.

— Успокойся, сейчас не время…

— Нет, как раз то время, — я уже кричала в трубку. — Не приезжай. Забудь про нас. Никогда больше не приходи. Оставь нас. Ради Бога прошу. Забудь. Живи своей жизнью.

Я бросила трубку и сразу же заблокировала его номер. Я ожидала, что он придет, я представляла, как буду бросать в него всю посуду, как расцарапаю ему все лицо. Я убила бы его, если бы он подошел ко мне. Но ему хватило ума больше не приходить. Через день или два, когда я пришла со смены, его вещей уже не было. На столе была записка, которую я сразу же выкинула.

***

Учеба Алеши совсем пошла на спад. Меня вызывали в школу, к директору. Нет, его поведение не изменилось. Просто он перестал учиться. Раньше он висел на доске почета, теперь его оттуда сняли. Повесили Вовку. Мне было страшно за будущее сына. Я ходила к учителям, спрашивала, что мне сделать, чтобы повысить его успеваемость. Все говорили, что он ленится. Мальчик умный, но вот не хочет и все. Юрий Алексеевич, учитель математики, единственный, кто не поставил на нем крест. Он помнил его заслуги. Он пригласил меня к себе в кабинет.

— Здравствуйте! Присаживайтесь, прошу вас, — он указал на стул, который прилегал к его столу. Я послушно села. — Понимаете, в сложившейся ситуации понятно, что Алексей падавлен. Ему сложно справиться с утратой, ему сейчас не до учебы. Но он очень талантливый математик. У него большое будущее. Просто надо как-то его подтолкнуть. У вас были когда-нибудь репетиторы?

— Нет… У нас нет денег на это. Все своими силами пытаемся. Раньше ему помогала моя мать, но…

— Приношу свои соболезнования.

— Спасибо…

— Так вот. Я тут решил, что раз у вас нет денег на репетитора, то можно его устроить в кружок олимпиадной математики. Он проходит в школе N. по вторникам и пятницам. Там очень сильные учителя. Это то, что нужно Алексею. Думаю, это его заинтересует. Он всегда пытался решать более сложные задачи.

— Вы уверены?

— Я не могу быть уверенным… Но попробовать стоит. Он ходит на какие-нибудь еще занятия?

— Нет.

— Это плохо. Детям в его возрасте надо чем-то заниматься, чтобы получить навыки, которые им пригодятся в будущем.

— Я думала записать его на борьбу, но он отказывается.

— Естественно он будет отказываться. Никто не хочет тратить свое свободное время даже на уроки. Но вы мать. Вы должны быть для него авторитетом в таких делах. Он еще ничего не понимает.

— Вы правы…

— Я дам вам контакты школы. Позвоните им на досуге, поинтересуйтесь. Я сделаю все, чтобы его туда устроить, ибо попадаю отнюдь не все.

— Спасибо вам…

— Это меньшее, что я могу сделать.

***

Я лежала и смотрела в потолок. Болела голова. Даже читать не могла. Завтра надо было на смену. А потом послезавтра… и так практически без выходных. Светило своими лучами лето. Мое любимое время года. Но даже оно не приносило мне радости. Я совсем себя запустила, думала только о том, как бы выжить. Я думала о себе, Алеша. Сейчас я себя за это корю. Надо было думать о нас. Но столько всего навалилось. Я даже представить не могла твои чувства. Ты не появлялся весь день дома. Гулял, наслаждался летом. И я была рада, наверное. Тебе уже было тринадцать. Возраст, когда дети начинают в полную познавать жизнь. Я не боялась за тебя. Я знала, что ты в хорошей компании.

Ты чем-то увлекся, увлекся как никогда раньше. Я тебя не узнавала. Вместо того, чтобы быть хмурым, ты был в приподнятом настроении, постоянно чем-то занимался. Я думала, что все идет на поправку.

Наступил вечер, я так и не вставала с кровати. Из коридора послышалось, как ты вошел в квартиру. Я пошла тебя встречать. Ты был весел.

— Как день прошел? — спросила я тебя.

— Хорошо… — ты засуетился, — так, не отвлекай меня, мне надо срочно по делам.

И ты направился в свою комнату, даже не помыв руки. Я хотела тебе напомнить об этом, но ты был так увлечен. Засел в свою комнату и не выходил оттуда часов пять. Был двенадцатый час, мне пора было спать. Я только легла, но раздался стук в дверь. Ты вошел в каком-то невероятном возбуждении.

— Что с тобой, Алеша?

— Мама… Мы сняли фильм. Я только что его смонтировал. Хочешь, покажу?

Единственное, чего мне хотелось, так это спать. Я не чувствовала себя, голова была пустая. Да и как мне было реагировать… Детская самодеятельность всегда меня пугала. На все праздники, постановки в твоем детстве ходил твой отец, ему нравилось это. А мне, увы, нет. Я люблю детей, но не их творчество. К тому же, что будет, если мне не понравится? Я не хотела тебе врать еще больше. Я и так заигралась в своей лжи. Я закрыла глаза.

— Мама, все в порядке?

— Да, сынок, просто я устала. Давай попозже ты мне его покажешь. Может быть, завтра?

— Хорошо…

И ты расстроенный ушел в свою комнату. Больше об этом фильме я не слышала.

***

Ты все чаще начал закрываться в своей комнате, со мной практически не разговаривал. Я думала, что ты перешел в ту стадию взросления. В отрицание. Я проходила через это, так что прекрасно тебя понимала. Теперь понимаю, что мне только казалось. Я не замечала твоих дрожащих рук, так как просто не видела их, ты не показывался. Ты перестал общаться с друзьями, меня это настораживало. Я думала, что вы просто поссорились. Мне звонила мама Вовки, расспрашивала про вас, почему вы больше не общаетесь. Что Вовка, что ты, никто ничего не говорил. Может быть, нужно было просто сказать, с чем ты столкнулся? Мы бы все обсудили, решили вместе, мы же, все-таки, семья. Я бы со всем разобралась. Я бы всем показала. Но уже поздно махать кулаками после драки.

В тот вечер я пришла уставшая. У меня было две рабочих недели без выходных. В последнее время меня все чаще посещали мысли о самоубийстве. Хотела просто не вернуться домой. Но ты меня ждал. Я была единственным человеком, к которому ты мог обратиться. Единственным родным человеком. Признаюсь, я тебя тогда ненавидела. Я считала тебя обузой. Только сейчас я об этом поняла. Все мои крики, вся моя вспыльчивость из-за этого. Я слишком рано познала бремя материнство. Бремя одиночества. Но что я могла с тобой сделать? Убить тебя еще до рождения? Я бы не решилась… Эта мысль была мне отвратительной, но, все-таки, по ночам, в самые сложные и страшные минуты, я воображала, а что, если бы, я решилась на это? Как бы изменилась моя жизнь? Может быть, я получила бы образование, не работала бы на этих работах. Может быть, меня окружали друзья, у меня были бы романы. Но я приходила к одному выводу. У меня бы не было тебя. Ты был всем моим существованием. Моей миссией. Я попросила тебя просто помыть посуду, но ты этого не сделал. Я считала, что это все из-за лени. Я наговорила лишнего. После этого я каждую ночь прокручивала эту сцену у себя в голове, вырывала у себя волосы на голове, кричала в подушку так, чтобы ты не услышал. Я не прощу себя, не прощу.

III

Нет, не было дождя, как она ожидала. Светило полуденное солнце, пели птицы. Наступило лето. Ее пекло сквозь траурное платье. Она стояла над могилой не в силе даже плакать. Рядом стоял он. Он хотел что-то сказать, приобнять бывшую жену, но понимал, что это ни к чему не приведет. Стояли минут пятнадцать. На кладбище было тихо, процессия закончилась. На ней было только два человека, никому больше до Алеши дело не было. Она звонила его друзьям, тем самым Пете и Вовке, но они не пришли. Она подумала, что это как-то символично. Зная все, что случилось, она немного винила их. Оставили в трудную минуту, не пришли на помощь, когда надо было. Ведь они все знали! Но она… больше всех, естественно, она винила себя.

Те два дня прошли ужасно. Она одна в трехкомнатной квартире, которая повидала на своем веку множество увядающих жизней. Сначала ее отец, потом мать. Сейчас Алеша. Она не чувствовала своих ног, не чувствовала самое себя, как будто ей сделали лоботомию, разом вытянули из нее прошлую себя, оставив лишь горстку каких-то воспоминаний, которые напоминали о своем существовании каждую минуту, давили ее черепную коробку, не давали даже проскользнуть мысли “А что дальше?” А дальше непонятно что. Так уж получилось, что она взрослела вместе с Алешей. Восемнадцать лет. Она прожила полжизни с ним. А сейчас его нет. Она оставила комнату в том же состоянии: бардаке и крови. Не осмелилась убраться. Как только тело увезли, она позвонила единственному человеку, который мог бы горевать о нем. Последний раз она звонила ему десять лет назад и тоже по-поводу смерти. Он сразу же приехал. К тому же, он взял на себя организацию похорон. Скромных, но похорон.

— Лена, пора идти, — послышался этот низкий голос из-за ее плеча.

Лена не хотела уходить. Точнее, уходить было некуда. Она готова была упасть вместе с гробом, чтобы ее засыпали землей, чтобы она испарилась, провалилась и больше никто о ней и никогда не слышал. Он подошел к ней и решился взять за плече. Она не сопротивлялась.

— Саша, я не могу уйти. Я должна остаться здесь.

— Можешь, Лена. Все уже случилось, в этом нет твоей вины. Надо как-то жить дальше.

— Тебе легко говорить… У тебя своя семья. Ты придешь, пойдешь  в ванную, смоешь этот день, смоешь нашего Алешу с лица и будешь жить дальше. У тебя есть ради кого просыпаться. У меня же никого не осталось, — она замолчала, настала гробовая тишина, но через секунду в нее как будто вселилось что-то внеземное, инфернальное. Она завыла, упала на колени и начала выдергивать из себя волсы. — Это я во всем виновата. Это я… Все я…

Она била себя кулаками по лицу. Саша быстро подошел к ней, схватил ее за руки. Ему хотелось кричать, но он сдерживался, чтобы не ухудшать и так плачевную ситуацию. Ему показалось, что он держит за руки труп. Такой холодный, несмотря на теплый день. Припадок прекратился. Лена встала, отряхнулась.

— Извини…

— Лена, ты не виновата. Если бы не я, всего бы этого не было. Так что винить в этом нужно только меня. Ребенок рос без отца. Я наделал столько ошибок. Но я мог исправиться. Я обещал исправиться, но так ничего и не сделал.

— Что мы с тобой наделали…

Они прошли вдоль могилок. Лена не могла смотреть на них. Она закрывала лицо руками, шла кое-как, спотыкаясь, не желая делать следующий шаг. Если бы не Саша, который вел ее за руку, то она бы упала. Ей стало дурно. Дурно настолько, что кружилась голова. Сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки, расшибиться об землю на мелкие кусочки, орошая землю уже ненужной Лене кровью. Кровь, все-таки, пролилась у Лены с носа. Она закатила глаза. В эту минуту ей показалось, что все кончено, что жизнь поставила свою точку в этой кровью написанной, жесткой повести.

***

Послышалось шуршание ключей в замочной скважине. Не с первого раза, но дверь поддалась. Повеяло холодом, начался сквозняк. Лена лежала как будто в шелке. Она открыла глаза, но ничего не видела. Сквозь то место, где она лежала, не проникал свет. Она осмотрелась, потрогала обвику своей тюрьмы. Действительно шелк. Такой мягкий и приятный на ощупь. Место было мало. Она могла коснуться стен. Лена слышала приближающиеся шаги. Такие короткие интервалы между тем, как ступня ударяется об землю, словно к ней бежал ребенок. Она знала, кто к ней бежит. Открылась дверца, комнату озарил неприятный яркий свет. Она увидела силуэт маленького ребенка. Лет пять от силы. Он стоял и не мог двинуться дальше, как будто чего-то боялся. Она хотела его успокоить. Лена протянула свою иссохшую руку к силуэту. “Алешенька”, — зашептала она.

***
— Алешенька, — сопела Лена.
Но вместо Алешеньки она увидела маленькую девочку. Она смотрела на Елену. Немного испуганно, но с неподдельным интересом. Лена удивилась тому, где она находится. Она долго не могла понять, что с ней произошло. Неизвестная квартира, совсем непохожая на ее. В окнах еще не стемнело, но она не понимала, который час, сколько она пробыла в отключке. Девочка выбежала из комнаты с криком: “Мама, тетя проснулась.” Через какое-то время в дверях показался Саша. Он был уже в домашней одежде, совсем непохожий на того Сашу, который был на кладбище. Он подошел к Елене.

— Ты как?

— Саша, где я?

— Ты у меня дома. Успокойся, все в порядке. Кризис миновал. Я думал вызвать врачей сразу, но как-то дотащил тебя до машины. Ты сопротивлялась, говорила, что останешься на кладбище, что никуда оттуда не уйдешь, но я кое-как уговорил тебя дойти до машины.

— Ничего не помню…

— Ты всю дорогу молчала, послушно шла за мной. В квартире ты уже потеряла сознание, пришлось дотащить тебя до комнаты.

— Какой ужас… — она поправила волосы, которые лезли ей на лоб. — Саша, спасибо, но мне пора идти.

В комнате появилось еще одно лицо. Это была женщина, моложе Елены года на три-четыре. Елена встала с кровати, попятилась к выходу.

— Куда вы? — спросила женщина, — Вам нельзя. Полежите еще немного.

— Нет, мне пора. Извините за неудобства.

— Я вас не отпущу в таком виде. У вас упало давление, кровь шла из носа. Я вам лучше сладкого теплого чая заварю. Проходите на кухню.

Саша вывел Лену в кухню, усадил на стул. Лена оглядывалась по сторонам, как загнанное в угол животное. Все ей казалось продолжением сна, она не чувствовала себя реальной. Женщина возилась у кухонного стола, девочка бегала рядом, мешалась под ногами. Саша сел рядом и смотрел на Лену. Все в нем выдавало волнение: он тряс ногой, взгляд его бегал, он не знал, куда деть свою руку. А женщина у стола была спокойна. Она подошла к холодильнику, достала оттуда какую-то тарелку, поставила в микроволновку. Засвистел чайник. Женщина налила чая, поставила кружку рядом с Леной. Лена молча смотрела на чашку. Тут до нее начала доходить вся щекотливость ситуации. Она дома у Саши. Значит, это его новая жена, а под ногами вертится его дочка. Ей лет пять, значит Алеша старше ее на тринадцать лет. Лена перевела взгляд на женщину, которая поставила перед ней тарелку с мясом и гречкой. Крашеные волосы в блонд, высокая, худенькая, хрупкая. Диснеевская принцесса. “Значит, вот на кого ты нас променял”, — подумала она. Ей стало тошно до отвращения. Женщина уселась рядом с Сашей. Девочка тоже успокоилась и села к отцу на коленки. Все смотрели на Лену. Молчание. Лена не могла притронутся к еде, не могла выпить и глотка чая, хотя в горле у нее пересохло. Но также у нее не было сил встать и выйти. Она старалась не подать виду, что с ней все плохо.

— Мама, а кто эта тетя? — спросила девочка размахивая ногами и ковыряясь в носу.

Саша напрягся, он попытался что-то сказать, но женщина его опередила.

— Это папина подруга, Зоечка.

Лена не выдержала, со скоростью самоубийцы, падающего с крыши, она вышла из-за стола и побежала к выходу, стараясь сдержать рвотные позывы и головокружение.

***

Пришлось вызвать такси. В таком состоянии она не смогла бы доехать на метро. Слава Богу, что таксист попался молчаливый и просто молча ехал по ночному городу, напевая себе под нос хиты радио, которого он слушал. Елену укачивало, но она героически доехала до дома. Как только она вошла в квартиру, то сразу же упала на пол. Пролежала так непонятно сколько, сил чтобы встать не было. Но она собралась, скинула с себя туфли, направилась в ванну, чтобы умыться. В ванне уже ее вырвало от перенапряжения. Окатив свое лицо холодной водой, она посмотрела в зеркало. Она вспомнила, что еще недавно смотрелась в него и увидела первые морщины. Теперь же она видела скелет, облепленный дряхлой кожей. Она резко почувствовала себя ужасно старой и уставшей. Как будто ей не тридцать шесть, а все семьдесят. Она ударила сначала себя по щекам, а затем зеркало. Оно разбилось оставив в кулаке кусочки стекла. Но Елена не чувствовала боли, она ударила еще раз, а затем еще раз, пока весь кулак не был в алой вязкой жидкости. Она села рядом с раковиной, обхватила голову руками и закричала. Стены были тонкие, соседи наверняка все слышали, но ей было уже все равно. Немного придя в себя, она прошла в комнату Алеши. Там до сих пор не было убрано. Вся кровать была в крови. Она легла, обхватила руками подушку, целовала ее. Мыслей в ее голове не было никаких. Она просто лежала в кровати, вся в черном, в собственной и Алешиной крови. Часы висели над кроватью. Это были часы, купленные Алеше еще в детстве, с синей машинкой. Лена отчетливо слышала щелчки стрелок. Она смотрела на них. Как будто чего-то ждала. Но ждать ей надоело. Она встала с кровати, направилась в кухню. Села на стул, закурила, но через две затяжки выбросила ее на пол. Сигарета потухла, а Елена так надеялась устроить пожар. Но, внезапно, она почувствовала мощный прилив сил. Словно кто-то свыше сказал ей, что делать. Направил ее. Она закрыла настежь открытое окно, подошла к плите, включила на максимум все четыре конфорки, закрыла дверь в прихожую и легла рядом. “Скоро это все кончится”, — подумала она и наконец-то заснула.

***
Звонок. Как давно она не слышала, чтобы к ним в квартиру кто-то звонил. Звонки продолжались минут пять. Затем послышались стуки в дверь. Елена окончательно проснулась. Пахло газом, но не настолько, чтобы убить. Наверное, она спала минуты две, не больше. Она слышала голос за дверью. “Лена, Лена”, — кричал знакомый мужской голос. Но она и не думала открывать. Она закрыла уши руками и просто смотрела в окно. Лето. Любимое лето. Сквозь ладони к ней доходили голоса других жильцов, соседей по лестничной клетке. Они что-то делали с дверью. Удар. Затем еще один. На третий дверь поддалась. В кухню сразу же набежал народ. Кто-то незнакомый быстро выключил газ, а Саша открыл окно. Елена лежала, через нее переступали. Кто-то начал приводить ее в чувства. Елена воспринимала все через мутную пелену. Голоса, мат, угрозы, осуждения. Все посыпалось на нее. Ее подняли, усадили за стол. Налили воды, насильно заставили выпить. Елена еще раз посмотрела в окно. Ветер качал зеленые деревья, все цвело, благоухало. Через минуту она услышала сирены скорой помощи.