26Москвее некуда. Два напоминания

МОСКВЕЕ НЕКУДА. (БАЛКОНЫ.)
                2018.

Ещё чуть-чуть о внедряемом извне чувстве вины.
Был у меня друг, человек интересный и добрый, как раз из тех девяносто двух процентов (92%),  ярчайший представитель «племени покорителей столицы».
Слышите иронию – не моя она, его собственная.
Я в данном случае на иронию права не имею.
Так вот однажды он мне так прямо и заявил: «Ты уже тем виноват, что в Москве родился».  И не сейчас, не недавно – четверть века (1/4 ; 100 = 25 лет) назад такое.
Но моя формулировка «был у меня друг» вовсе не из-за этой очевидной глупости.
И позже не раз ещё случались у нас с ним дискуссии (и не только) по самым разным темам.
   
                26Москвее некуда.  Два напоминания.

Проще причина и печальнее.   Умер мой друг, строитель, поэт, общественный деятель, Коля Тестин из-под Тамбова.      
Ну вот, я опять пусть и вполне мотивировано ввожу нового персонажа, имея выше целый список недоигранных.
К тому же, вопреки своим правилам, называю его настоящим именем.
Впрочем, я уже нарушил их, упомянув  Петра Мамонова.
Но я как бы причислил его к «общеизвестным фамилиям» и «знаменитостям».
И упомянул лишь об одной вполне случайной встрече.   
А вот о Кольке я собираюсь рассказать немало и всякого разного, что тоже
не очень-то соответствует заявленным мною принципам текста.
А ведь у него остались близкие.
Но именно им я недавно сказал о своём желании опубликовать Колины тексты, напомнить о том, что он тоже знаменитость.
Прочтите о нём, и попробуйте оспорить.      
Не знаю, получится ли его книга.  Мне бы своё сундучное успеть обнародовать.
Но познакомить, показать, привести примеры прямо здесь я точно смогу.
Персонажи мои, как матрёшки.   Истории о них легко вкладываются одна в другую.
Но это вовсе не значит, что кто-то из них значительнее, объёмнее другого, о тот, в свою очередь, полностью включает в себя некоего третьего (3).
Многомерная топология текста позволяет мне не соразмерять их, и не примерять  друг к другу, но вполне непринуждённо помещать одно (1) в другое,  а затем, спустя некоторое текстовое расстояние, также просто совершать обратную процедуру.
Тестин - особый случай.
Нет, конечно, они у меня все особые, иначе, зачем же писать-то.
Ну, тогда так.
Николай Тестин – совсем особенный случай.  Не обещаю, что единственный (1).
До сих пор, я лишь вставлял сюда готовое, более или менее подходящее.
Теперь же сделаю наоборот.   
Новый законченный текст, который можно будет вынуть и предназначить для самостоятельной жизни без всякого ущерба.
Предвижу, правда, две (2) неизбежные отсылки.  Ну, что уж тут поделаешь.
А обозначенных персонажей, всех без исключения, торжественно обязуюсь доиграть, в соответствии с одним (1) из основных литературных законов.
Если, конечно, успею дописать сие произведение.   

Собственно, я уже нашёл для рассказа о Кольке все мои материалы.
Написал связующий текст.
«Не видел, не слышал, не знаю о нём ничего в этом веке.
Последний контакт – наш переезд. 19 декабря 1999» - так я хотел начать.
Далее несколько десятков (10) строк, некий план, как в школьном сочинении.
И закончить - «Буду дополнять. Проверять опасаюсь. Был бы жив!»
Но прервался и пересел за сетевой компьютер.
Да, да, - работы  у меня разделены.
И соответствующие им компы, естественно тоже.
Один (1), постоянно требующий внимания и затрат, не осознаёт себя вне общения, вечно в контактах – экстраверт.
Другой, интровертивный, прячется в глубине квартиры, доверяется только мне,
и абсолютно правильно делает.
В ответ и я доверяюсь ему.
Почти.
Лучший способ защиты информации – отрубить все кабели.
Итак, я пересел, зашёл в телефонный справочник, и, практически сразу, нашёл координаты Колиной жены – матери его детей.
И узнал главное.  Точнее, мы с Мариной, не то, чтобы догадывались, просто уверены были. Потому я боялся звонить.
Он ведь никогда не исчезал надолго.
То есть иногда случались три (3), четыре (4) месяца.  Дважды (2) даже больше года.
Случалось, когда ему казалось, что у него всё устроилось, всё хорошо.
Даже, когда получалось, он не умел продолжить, закрепить.
Такой характер – умел только начинать, а дальше то неинтересно, то сил не хватило.
И я его понимал. Знакомые проблемы.
В общем,  «хорошо» долго у него не было никогда.
Всё заканчивалось, и он приходил.
И вот в который раз «плохо», но теперь уже окончательно.  И он уже не придёт.
Таким образом, первая (1) и последняя строчки моего плана потеряли смысл, зато появились некоторые внутренние обязательства.
Я так и сказал ей и его сыну.
Познакомились мы, кстати, на той же, вышеупомянутой Николиной горе.
Николай, правда, в отличие от Петра, и нас, и ещё многих не отдыхал там.
Сначала он занимался каким-то трубопроводом, а потом занял вполне даже руководящее кресло.
Нашлось нормальное дело и для молодой жены.
Жили они тогда у моего близкого друга, точнее у его деда, который нуждался в секретаре.
Знакомство и почти немедленная драка с ним «вокруг Высоцкого».
Тема тогда частая и горячая. Я отвечал ребятам на какие-то вопросы, говорил только то, что знал наверняка, видел сам.
Восьмидесятые (80)  только начались, и у Володьки Высоцкого неожиданно появилось несчётное количество друзей и собутыльников.  Очевидцев.
Колю подобное положение дел сильно возмущало.  Он, безусловно, был прав.
Но только его пафосные тирады, ко мне никакого отношения не имели.
Я никогда никакого «Володьки» не знал.
Я всегда говорил и говорю «Владимир Семёнович».
Но я тогда (впрочем, как и сейчас) не готов был Высоцкого канонизировать.
А вот это Колю тоже категорически не устраивало.
Большого ущерба я ему нанести не успел.
А вот сам пострадал смешно и надолго.  Один из самых моих любимых знакомых
до сих пор, уже треть (1/3) века, уже из-за океана, из Канады не называет меня иначе,
как «драчун».
Тут мы дошли до гитары. Там, видите ли, дорога между калитками почти соседей
не так уж и коротка.   
Меня сразу же попросили спеть.

         НА  ПОМИНАНИЕ.      
                1.
В одной из песен ты об этом пел,               
Шутил, но верил в неизбежность.               
Сегодня я стою среди других в толпе.         
Но где же песня новая, но где же?               
А помнишь, как просил у Шукшина:         
«Переиграй, останься живым».               
И вот смотрю в проём центрального окна,   
А там портрет такой красивый.               
И вот смотрю в проём центрального окна,
А там портрет такой красивый.
                2.
Вчера решал ты «быть или не быть»,
Но выстрел в спину – решенье злое.
Ты посмотри, гитары рубят на гробы.
Но рано хоронить, скажи, Володя.
И будут помнить, будут почитать,
А главное, что песня будет.
Настанет время и на титульных листах
Фамилию твою поселят люди.
Настанет время и на титульных листах
Фамилию твою поселят люди.
                3.
В твоём театре есть такой спектакль.
Вот так же было, тогда на Мойке.
Пешком, сегодня на Таганку только так.
Не признаёте, всё равно постойте.
Сказала, видно баба с головой,
Растопчина, поэт старинный.
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой.
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой.
                28.7.80.

Может быть, вы уже встречали этот текст.  Он появлялся, тогда, сразу после похорон, с подписью «неизвестный поэт», и не в одном (1) месте.
Были и есть у меня весьма авторитетные свидетели, но я никуда не побежал,
нигде не кричал, ни на чём не настаивал.  Вот такая позиция.   

Продолжение  следует.  27МН…