Друг Ванька. Глава IV. Шкура неубитого медведя

Шли дни, становились мы с Ванькой взрослее, и было у нас на двоих миллион приключений. Даже когда мы семьей переехали – и тогда не переставали дружить. Созванивались частенько, встречались порой в выходные, а уж на каникулах проводили вместе целые дни. Прямо как в детстве, если не больше. Потому что теперь были уже школьники и расставаться до поры у нас не было никакого резона. Я ночевал у него, а потом он приезжал ночевать у меня. А стали еще повзрослее, старшеклассниками – ездили друг к другу на велосипеде. Да что тут – десять километров какие-то. Разве для велика расстояние? А летом, через все каникулы, бывало, он ко мне по три раза в неделю наезживал – потому что у меня и штанга была, и гантели, и гири, и мы с ним тренировались до семи потов, мечтая однажды стать чемпионами мира по борьбе.
И вышла вдруг у нас ссора.
Получилась так вот из чего. Ничего ему об этом не говоря, намечтал я себе, что чемпионом мира буду именно в полутяжелом весе – до ста килограммов. А что? Категория уважаемая, полутяжи – настоящие богатыри, плечищи, ручищи – все при них. Сильнее полутяжей никого-то и нет. Только тяжеловесы. Но тяжеловесом я не хотел и мечтать – потому что дюже они большие, и встречаются посреди них пузатые. Мечтал я про полутяжелый вес сам про себя, а Ваньке определил второй средний вес – до девяносто килограммов. Я Ваньку всегда побеждал, и, поскольку роста и веса мы были примерно одинакового, догадывался, что до тяжей он вряд ли дорастет, а в сто килограммов ему не место – иначе чемпионата мира ему не видать, ведь там я ему шанс не оставлю.
Приехал он ко мне в очередной раз, размялись, поборолись на траве позади огородов, отправились штангу толкать. Подход – два сделали, болтаем всякое, шутим, смеемся. Мечтать уже не в первый раз начали о будущих победах, успехах, о славе. Всех привилегий быть прославленными борцами мы конечно не знали, потому что были еще юны и не то, что про прославленных борцов, про взрослую жизнь-то маловато разумели. Но знали мы самое главное – быть чемпионом мира дело крутое, все кругом уважают, и от поклонниц отбоя нет. А еще про тебя очерки пишут, по телевизору показывают, и всякий на улице узнает и бежит с авторучкой к тебе за автографом.
- Я для себя полутяжелый вес облюбовал. – Добавил посреди всех этих восторженных грез Ванька. – Соточку хочу весить. И звучно, и сильней тебя никого нет, кроме тяжеловесов. Но тяжеловесом я вряд ли стану, да и как-то не хочется. Пузатых придется тогда бороть.
- То есть как, соточку? Почему? – Напрягся я, чувствуя, что внутри мной намечтанного намечается нестыковка.
- Я ж объяснил. Что не так?
- В полутяжелом же я буду!
- Ну будь. Вместе будем. – Улыбнулся он, но глаза опустил, было ясно, что и сам к такому повороту не приготовленный.
- Чего нам там вдвоем делать? Я как себе это все вижу. Я в полутяже чемпион мира, а ты в девяносто. Чем плохо? 
- Тем самым, - плеснул он руками, - что я в девяносто не хочу. Сам иди в девяносто, если тебе там нравится!
- Я-то как раз пойду, куда захочу, - стал я свое отстаивать, - ты же, как послабее, соглашайся на второй средний, если хочешь в сборную. Двух чемпионов в категории не бывает. Со мной, ты сам это знаешь, тебе не справиться.
Ванька что-то буркнул под нос, подошел к своему велику, и в возбуждении помчался так быстро, что чуть нашу курицу не задавил, а через минуту был уже далеко.
Все это было трагично, но никакого компромисса вовсе не сыскивалось, потому что уступать такую престижную категорию из одного сострадания глупо. Тут веские причины нужны. Выигрывал бы он у меня – то была бы веская причина. А он для чего на рожон лезет? Только сам себе проблему нашел.
Обидевшись, Ванька вовсе перестал ко мне ездить. Это было печально, и я даже подумывал пойти на уловку, соврать, но не поворачивался язык.
Не общались до осени и еще немножко. Вот уже первый в учебном году турнир подоспел. Я выиграл, а у Ваньки только лишь третье место. Может, потому что летом шалберничал? Но и в следующем турнире такой же результат был, и впоследствии еще в трех. Появился у него кроме меня оппонент, который его уверенно побеждал. Мы с Ванькой на этой почве вновь сблизились – про то, кто будет в «соточке» потом разберемся, ведь если так дело пойдет, то он и до отбора на мировое первенство не пробьется! Вновь при любой возможности мы вместе тренировались, и на очередном соревновании я записался в категорию выше, напялив на весы свитер и сунув в карман штанов навесной замок от спортзала - оставил Ваньке возможность разобраться с обидчиком. В тот раз случилось маленькое отражение нашей общей мечты, где оба мы не были соперниками, а стали, наконец, чемпионами.   
Примерно в это же самое время, он у себя, я у себя, стали мы осваивать азы музыки – у него гитарка давно без дела валялась, а я себе у своего дяди выпросил – у того гитара пылилась еще давнее. Первые аккорды, первые дворовые песенки – это все быстро усваивалось, и хотелось настоящего мастерства. Купили мы себе самоучители: я взял Агафошина, а Ванька – Пухоля. С каждой новой встречей новые успехи, которыми мы делились, я показывал, как быстро играю пассажи, а Ванька – как хорошо он освоил баррэ. Наши фантазии и здесь простирались далеко в будущее, не оканчиваясь теперь только спортом. Стали подумывать сделать группу. «Понятно, что петь буду я, - думал про себя каждый, - но нужны и еще участники». А пока таковых не было, решение было простое – надо самим осваивать кроме гитары еще что-нибудь. На ударные мы кого-нибудь непременно отыщем, но как быть с остальным? Клавишник нужен. Предложил бы это Ваньку, только мне синтезатор и самому нравился. Еще очень хотелось мне в наш коллектив скрипку.
Как-то мы опять встретились, сыграли несложную пьеску на две гитары, и я, размечтавшись, все это стал излагать Ваньку. Что, де, «хорошо бы нам еще что-нибудь до кучи освоить, клавишные, например. Их я могу взять». А потом, понимая, что напрямик нельзя, стал Ваньке описывать, как хорошо в ансамбле зазвучит скрипка, что это и красиво, и сейчас популярно, да и вообще...
Он выслушивал это, все крепче впиваясь в меня глазами, и, поймав мою заминку, пальнул:
- Я что-то не понял, ты что? Хочешь, чтоб я на скрипке играл?
И действительно. Что же я? Разве такое другу желать можно?

Послесловие
… Прошло еще сколько-то лет. Поразъехались еще дальше, чем раньше. Я правда, никуда не уехал, поступил в своем городе в институт, зато Ванька уехал – учиться военному делу. Уже и после того целых несколько лет, как и не было – четвертый курс позади остался. Встретились мы на каникулах с Аней – она в Московском институте только что сессию сдала, договорились с ней вечером прогуляться.
Я зашел за Аней, и мы потихоньку побрели по аллее. Нашел разговор на фасолевый суп.
- Пришлось мне тогда фасолинки есть, хоть и не нравилось… - Рассмеялась она. – За правду боролась. Помнишь, ты сказал, Ванька, мол, жульничает? Я и решила проверить. Как еще я могла это сделать? Кроме как перестать с вами делиться… Только, чтоб не вызывать его подозрений нужно было тебя вывести из игры. А я уж тогда замечала, что ты порядком ревнуешь…
- Слова такого еще не знал… Теперь знаю.
- …Раскрасками довела тебя до обиды. Помнишь?
- Как такое забудешь? Так это, ты, значит, нарочно… Я в шоке! Ты оказывается вот какая!
- А ты думал? Мы девочки так... Ванька взаправду жульничал. С того момента ни единого раза не было, чтоб его фасолек было настолько меньше. А уж, чтобы пять раз подряд – говорить нечего. Общаетесь?
- Не то слово: по-прежнему лучшие друзья!