Задавленная крыса

1. Туман
Туман наползал с моря на город. Все нормальные люди давно бы сидели по домам. Но жители города Вайтон не хотели расходится с площади, они не могли пропустить интересное зрелище.

- Сегодня вешается мерзавец и негодяй, разбойник и убийца! Его имя нам не удалось выяснить, но это не помешает справедливой казни…

На эшафот вывели костлявую фигуру. Руки связаны за спиной, на голове мешок.

- Это так же не помешает вам насладиться зрелищем во всей полноте!

Мешок сдёрнули с головы осуждённого. Острый взгляд пронзил толпу, тонкие губы разъехались в злобной усмешке.

- Последнее слово приговорённому!

Повисла тишина. Осуждённые огляделся, лёгким движение сбросил с плеча руку палача, сплюнул на землю:

- Я выпью вашу кровь.

Он подпрыгнул, перекинув ноги сквозь кольцо связанных рук.

- Держите… - крик оборвался. Говорящий слетел с постамента от мощного толчка в грудь.

Костлявая фигура метнулась к опоре виселицы, спасаясь от хлынувших на эшафот людей. Несколько мгновений, и его паучья тень уже балансировала на горизонтальной перекладине.

- Стреляйте! Стреляйте ко всем демонам!

Послышались звуки выстрелов. Чёрная узкая тень ласточкой нырнула в толпу. Людская масса закричала и отпрянула.

- Помогите, - пробился женский крик, - он схватил госпожу!

Преследуемый потерял всякие человеческие черты. Он напоминал обезьяну или паука, но не человека. Он карабкался по лепному фасаду здания, волоча за собой беспомощную фигуру в пышном платье.

- Не стрелять! Она разобьётся…

Беглец уже взбирался на крышу. Несколько секунд и он скрылся с глаз.

- Толпу разгоните по домам. На площадь никого не пускать, дом оцепить.


Ночь наступала на город. Ночь, время самых тёмных сил и самых страшных существ. Самые смелые взобрались на крышу в погоне за странным, страшным созданием. Похищенная дама оказалась без сознания на чердаке, возле распахнутого чердачного окна. Из дома никто не выходил, в квартирах кроме жильцов никого не было.

Начальник городского сыска, господин Лион, пошёл проверять посты. За солдат и городских смотрителей на постах он не волновался: все они были вооружены ружьями и стояли группами по несколько человек. Правда, начали ходить слухи, что висельника пули не берут, но к этому убеждению Лион относился скептически. Просто стрелки оказались мазилами и не смогли попасть по цели, торчавшей у них прямо под носом на самом видном месте.

Туман сгущался, становилось всё темнее. Господин Лион завернул в переулок. Под загоревшимся тусклым фонарём стоял постовой. Один.

- Постовой! Где твой напарник?

- Я отослал его, господин начальник городского сыска, - солдат повернул бледное, испуганное лицо, - господин, я это не сам сделал, он меня застави…

Солдат вздрогнул и ничком рухнул на землю. Господин Лион наклонился поближе и ощутил холодные тонкие пальцы, сжимающиеся на его шее.

- Тихо, господин начальник. Я просил его молчать, он обещал, но обманул меня. Ты тоже молчи. Я не люблю, когда меня обманывают.

Беглый висельник взобрался на спину господину начальнику сыска. Тощие цепкие пальцы держали за шею, острые пятки упирались в поясницу. Страшный захребетник оказался почти невесомым и, как оказалось, невидимым для других.

Прибежал напарник погибшего.

- Говори: «Ему не хорошо. Отнеси к врачу», - шипящим шёпотом приказало существо за спиной, - а сам иди в порт. И не смей никому говорить обо мне.

Господину Лиону пришлось повиноваться. Море шумело впереди. Господин Лион стремился в порт. Там шла погрузка на корабль, отплывающий рано утром, там были люди, люди могут помочь ему избавится от этого паразита.

- Вели им взять тебя на борт. Ни звука обо мне, - пальцы крепче вцепились в шею.

Господин начальник городского сыска подозвал к себе руководящего погрузками. Вокруг стала собираться толпа. Появились солдаты, портовые смотрители. Они были предупреждены о побеге висельника.

«пора» - решил господин Лион и закричал:

- Держите его! Он у меня за спиной.

Крепкие ноги ударили в спину, и господин Лион почувствовал, что освободился от крепкой хватки. Существо отскочило в сторону.

- Держите! Держите! – хрипел господин Лион. Силы вдруг стали покидать его, голова закружилась, маленькая саднящая царапина на шее, оставленная ногтём висельника, истекала кровью. Лион упал на землю.

Убийца всё ещё пытался сбежать. Плотная стена людей не пускала его. Никто не подставлял ему спину. Все боялись.

- Бейте! Чего застыли?!

В небо взвились ломы и обрывки верёвок. Но ударить никто не решался. Существо скалилось и шипело ругательства.

- Да ну к демонам! – не выдержал один грузчик и ткнул палкой в лицо окружённого.

- Как же так…

- Единый, сохрани нас всех…

Существо улыбалось. Разорванная щека зарастала на глазах.

- Вяжите! Не стойте на месте! Быстрее, пока не очухалось.

На пленника набросились всей гурьбой. Долгие минуты слышались крики и ругань. Наконец люди разошлись. На земле остался лежать бесформенный ком, перехваченный в нескольких местах верёвкой.

- И чего с ним делать?

Взгляды обратились к неподвижному телу господина Лиона, покоящегося в тёмной луже.

- Вешать, конечно!

- Да не повесить этого упыря!

- А давайте в столицу отправим… королева что-нибудь придумает. Может, пригодится в чём эта тварь.

- В балагане показывать?

- да хотя бы…


2. Под землёй
Шаги гулко отдаются в коридоре, эхо раскатывается по длинному проходу, многократно отскакивая от стен. Другой бы давно запутался в этих коридорах дворцового лабиринта, но я слишком много раз здесь был. Ещё поворот на права, галерея в мозаике и с маленькими окошками, выходящими в зал, больше напоминающий колодец. Кто занимался планировкой этого строения? Не дворец, а муравейник. И неприятно так в нём находится. Ноги моей бы тут не было. Но приходится заходит: попал на службу – теперь не отвертишься. А если стал ценным человеком…

Я являюсь ценным человеком. Меня ценят и управляющий дворцом, и начальник дворцовой стражи, и начальник личной охраны королевы, и сама супруга короля, её Величество Адалина.

Её Величество заприметила меня ещё когда я был совсем мальчишкой из учебного военного корпуса. А после восстания и защиты дворца… тогда мы с ней стали, можно сказать, друзьями. Она даже подарила мне свой перстень. У меня до сих пор хранится благодарственное письмо, написанное её рукой.

И сейчас она позвала меня для дела. Настолько важного дела, что даже в послании о нём было сказано лишь намёками и специальными словами. Для каждого своего доверенного лица (а их у королевы очень мало) её величество составила свод слов. Для простого человека эти слова были просты и легкомысленны, но для верных слуг королевы каждое из них – веский приказ. Эти слова имели двойной смысл: один - для простых смертных, другой - для посвящённых в тайны её величества.

Я шёл по коридору на встречу, назначенной мне самой королевой в тихий, предрассветный час. Дворец спал, и только мне была предоставлена счастливая возможность увидеться с госпожой Адалин в самом начале дня.

Королева уже ждёт меня в приёмном покое. Кроме неё в комнате никого нет. Она вышла в этот предрассветный час, чтобы поговорить со мной…

- Гаих, слушай меня внимательно.

Как же она прекрасна, наша королева! К особенно близким подчиненым обращается без титулов. Ты всегда знаешь, в каком она расположении только по её обращению.

- Я всегда готов служить вам, ваше величество.

Королева благосклонно кивнула. Она снова опустилась в кресло:

- Дело величайшей секретности. Ты обязан хранить молчание.

- Я клянусь вам.

- Мой сын, наследник короны и твой будущий король исчез. У тайной полиции есть подозрения… но такое дело я могу поручить только тебе. Я знаю, насколько ты предан мне, государству и своему юному господину.

- Я найду его и сохраню историю в тайне!

- Подожди, Гаих. По сведениям, принц в Дитвиле. Тебе придётся взять напарника.

- Я бы взял Коина из второй бригады…

- Нет, господин Гаих. Напарника я вам назначу сама.

Королева была рассержена. Чем больше официальности появлялось в её словах, тем сильнее она гневалась. Мне осталось лишь покорно склонить голову.

Королева продолжала:

- В наших подземельях сидит рорух. Его знания и умения помогут тебе в поисках.


Нет. Я не в коем случае не буду осуждать королеву. Но доверится роруху! Вероломному, бессовестному существу, закоренелому убийце!

Я сначала не поверил, что в подземелье действительно заточён настоящий рорух. Это казалось невероятным. Но многочисленные… опыты подтвердили сущность заключённого.

Спускаться в подвал было противно. Узкая слабо освещённая лестница вызывала головокружение, влажный затхлый воздух забирал сознание. Как же жестоко заточать тут кого-либо! Хотя, рорухов только в таких условиях и держать.

Я попробовал вспомнить всё, что знал о рорухах. Люди, свершившие убийство и даже неосознанно не раскаявшиеся, становятся рорухами. Они бессмертны до тех пор, пока не придёт их время. У каждого есть Искра Времени – предмет, в котором сосредоточена сила роруха. Пока Искра с ним, рорух может колдовать: перемещаться в пространстве, свершать наваждения, читать мысли… жуть. Поэтому, первое дело в пленении роруха – забрать его Искру.

Но даже без Искры рорухи необычайно сильны. Единственная слабость у них – свет. Рорухи с трудом живут без света. Долгое отсутствие света – единственное, что может их убить. Разумеется, если под рукой у них не будет Искры Времени.

Наверное, поэтому королева приказала держать своего пленника под землёй.
Солдат, стоящий у двери, отдал мне честь. Его напарник поднялся из-за небольшого ящика, служившего столом, и тоже поздоровался.

- Отоприте дверь, - приказал я, показав разрешение королевы, - и дайте мне лампу.

- Не советуем, господин приближённый служитель, - второй солдат снова уселся за ящик, - он на свет кидается.

- Я переживу.

Солдат пожал плечами, достал ключи, переглянулся с товарищем и отпер дверь.
За толстой дверью, покрытой изнутри глубокими беспорядочными бороздами, оказалась маленькая комната, с сырыми каменными стенами и крохотным окошком под потолком. Пленника не было.

- Щас выскочит… - прошептал один из сторожей, придерживая дверь рукой.

Он был прав. Со стены у самого окна с тихим стуком упал какой-то ком, быстро переместился на середину комнаты, замер на мгновение… а потом резким броском кинулся ко мне и выхватил лампу у меня из рук. Снова замер на полу, сжимая огонь в руках и не отрывая от пляшущего язычка взгляда.

Солдаты не мешкали: один остался у двери, другой подхватил существо за острые локти и отбросил к стене. Существо послушно шмякнулось о камень и приняло непринуждённую позу, а отвоёванная лампа вернулась ко мне.

- Можно больше света? – попросил я.

- Этого хмыря радовать? – скривился солдат у двери.

- Тащи свет, - сказал я твёрже. Внесли несколько факелов. Я зажмурился от света, а когда глаза привыкли, смог рассмотреть своего «напарника».

На полу сидело существо, больше напоминавшее смесь паука с обезьяной, чем человека. Огромные почти круглые глаза смотрели на пламя.

- Ты рорух?

Он повернул ко мне лицо. Я бы сказал, что оно было молодым, но кожа была покрыта крупными глубокими складками: между бровями, у носа, на подбородке.
Рорух слабо качнул головой.

- Оставьте нас, - бросил я солдатам и подошёл ближе к роруху. Дверь  скрипнула, прикрываясь.

- Мне нужна твоя помощь.

Рорух плавным и быстрым движением поднялся на ноги, его губы растянулись в улыбке. Нет, в оскале. В верхнем ряду не хватало двух передних зубов:

- Ты не по адресу, дружок.

- Пропал принц, ты должен помочь его найти.

- Должен? – рорух откинул голову назад. Его забавлял разговор, - а если я не соглашусь?

- Тогда… - пришёл мой черёд улыбаться, - тебя переведут в другую камеру. Глубже. Без света.

По лицу роруха промелькнула тень, его глаза блеснули ужасом. Он стал серьёзным. Его взгляд блуждал по моему лицу, будто пытался проникнуть в моё сознание. Улыбка исчезла.

- Ты же понимаешь, что у меня будут свои условия? – сказал он, скорее утверждающе, чем вопрошающе.

- Ты не в том положении, чтобы ставить условия, - напомнил я. Рурох медленно, незаметно стал заходить ко мне за спину. Пришлось повернуться, чтобы он был в поле зрения.

- Если ты пришёл ко мне, значит я тебе необходим. Такой выбор был сделан по приказу королевы, значит, ей больше не к кому обратиться… Значит… ты выполнишь мои условия, - в его словах звучала усмешка, но тонкие губы были плотно сомкнуты.

Он был прав. Спорить бессмысленно.

- Какие твои условия?

- Желательнее всего было бы получить свободу… - рорух потерял ко мне всякий интерес и начал ковырять длинным ногтём стену, - Но, думается мне, королева не согласится… - он снова замолчал. В камере повисла абсолютная тишина. Наверное, такая же тишина сопровождала его все долгие дни его заточения. Взгляд мой упал на исцарапанную дверь.

- Во мраке и тишине ты начинаешь сходить с ума, - рорух неожиданно появился у меня за плечом, заставив меня замереть, - сначала ты говоришь сам с собой, горланишь песни, но потом срываешь голос и остаешься наедине с галлюцинациями. Ты слышишь лай собак, топот копыт, звуки шагов и внятные диалоги людей, гул огня и журчание воды. Ты вслушиваешься в эти шумы, стараясь успокоить испуганное сердце, но ничего не выходит. Все эти звуки такие простые и естественные… но когда ты знаешь, что находишься глубоко под землёй, окно выходит в мёртвый овраг, а единственная жизнь, которая здесь появляется – два тупых солдата, спускающиеся сюда только перед проверкой высшими чинами… тогда ты готов умереть, лишь бы не слышать эти невероятные звуки, которые больной мозг сам себе воображает. Но ничего не выходит, потому что ты бессмертен до определённого срока! Тогда ты делаешь что угодно, чтобы занять своё воображение: скручиваешь из сырой соломы шнурки, складываешь из каменных осколков пирамидки и башни, кромсаешь дверь. Нет, не для того чтобы выбраться: дверь тверда и очень толста, а для того, чтобы быть хоть чем-то занятым.

Рорух снова отпрянул, оставив на моей спине лишь холодное дуновение.

- Моё условие: мне должны вернуть Искру, - сказал он твёрдо, становясь прямо передо мной и засовывая руки с импровизированные карманы лохмотьев.

Я задумался, но ненадолго. Рорух мог прочитать моё сомнение и заподозрить обман, поэтому я не мешкал:

- Хорошо. Ты получишь Искру Времени после успешного возвращения принца домой.

- Отлично, - рорух снова оскалился в беззубой улыбке. Но тут же сел на своё место:

- Но я бы не надеялся на возвращение блудного сына. Мальчик ушёл от строгой мамочки к свободной жизни. Его домой только силком волочить, а это не совсем успешное возвращение.

- С чего ты взял, что принц ушёл сам?

- Ну, дорогой мой, ты меня разочаровываешь. Кто последний год живёт на поверхности и при дворе: я или ты? Неужели ты так плохо знаешь сынка королевы? – он посмотрел на меня внимательно, - ааа… ты простой охранник.

- А ты что думал? – рорух начинал выводить меня.

- Я думал, королева устала от уродства супруга и окружила себя красивыми мальчиками, - он оскорбительно скривился.

Я не выдержал и ударил его по лицу. Голова руроха послушно мотнулась в сторону, зубы клацнули, затылок смачно приложился к стене.

- От тебя требуется помощь, а не рассуждение, – прошипел я, нависая над ним.

- Хорошо – хорошо, господин начальник, - покорно кивнул головой пленник, пряча ухмылку, - рассуждать не буду. Но и на весомую помощь тоже лучше не рассчитывать. Без Искры я ничто.

- Мне нужны твои знания и всё. С памятью у тебя и без Искры всё в порядке.

- Ой, на твоём месте на память я бы тоже не рассчитывал: я – склеротик. Отпетый склеротик. Вообще ничего не помню… Ты кто? Что ты делаешь в моей камере, а?

Я снова дал ему по зубам. Но моя рука впечаталась в стену: головы роруха не оказалось на месте, он давно уже стоял у двери, разглядывая факел и улыбаясь. Он подошёл, похлопал меня по плечу и прошипел неожиданно угрожающе:

- Не забывай, с кем играешь. Если хочешь жить – не распускай руки, - его длинный ноготь чиркнул меня по шее прямо под ухом. Мороз пробежал по моей спине. Я выхватил нож и резко развернулся, но рорух снова сидел на полу у противоположной стены.


 Мы поднимались по лестнице. Рорух механически переставлял ноги.

- Как тебя звать? – я начинал задыхаться.

- Как хочешь, - его голос ничуть не изменился, - раньше меня звали Серый рорух, а до этого… ну, там было много имён, все однотипные и не очень лестные. Мне всё равно как ты будешь меня звать, главное, чтобы не «эй». На «эй» я отзываться не буду.

На выходе из подземелья его ещё раз тщательно и тщетно осмотрели.

- Зачем!? – недоумевал Серый, - что такое я могу вынести из подземелья? Если у вас там спрятаны драгоценности, нужно было говорить мне об этом, когда сажали, чтобы у меня было время поискать.

Ему посоветовали заткнуться.

- Принесите мне мою одежду, - потребовал рорух после того, как у него ничего не обнаружили.

- Твою одежду давно сожгли.

- Тогда принесите мне любую другую одежду, - Серый уже успокоился и снова стал безразличным, - и барахлишко моё тоже тащите.

- Разбежался, - хмыкнул смотритель тюрьмы.

Рорух глянул на меня.

- Принесите его вещи, - вздохнул я. Стыдно в этом признаваться, но  уже тогда, ощущая как горит царапина у сонной артерии, я начинал побаиваться роруха. Все сказки об их способностях переставали быть сказками.

Смотрителю пришлось повиноваться. Он вернулся со свёртком.

- Барахлишко… - довольно протянул Серый, распаковывая свёрток.

Это оказались рубаха и штаны. Поношенные, но явно чужие. Ниже лежали какие-то предметы, завёрнутые в белый платок с бурыми узорами. Рорух опустился на пол, разложил свои сокровища на коленях. Платок он тут же повязал на шею, небольшую плетёную сумочку он выпотрошил, пересчитал скляночки и пакетики, запихнул всё обратно.

- Пояс дадите? – вскинул он голову к смотрителю.

- А туманных сливок с солнечным хлебом? – усмехнулся тот, - нету лишних поясов. На тебя не припасено.

Рорух сощурился:

- Меня когда-то вешать собирались. Неужели даже такой верёвки жалко? Я же не на всегда, с возвратом: после моей безвременной кончины можете забрать обратно.

- От тебя дождёшься.

- Если вы даже на пояс скупитесь, то куртки и просить не стоит, - довольно внятно пробормотал Серый, возвращаясь к перебиранию вещей. Вдруг он вскочил:

- Зубы где? Куда ты их себе засунул, а? – напрыгнул он на смотрителя. Тот привычным движением сбросил с себя тощее тело. Рорух не упал, твёрдо встал на ноги.

- Где зубы, падла? – прошипел он готовясь к новой атаке.

- Верните все вещи, - устало приказал я. Игры роруха давно мне надоели.

Смотритель вытянул из кармана что-то белое и маленькое.

- Табаком своим испачкал, сволочь, - просипел Серый, плюя на это «что-то». Потом, ловким движением, сопровождавшимся тихим металлическим скрежетом, он запихнул свою добычу себе в рот.

- Куфтки тосно не найдеса? – неожиданно шепеляво спросил он, оборвал фразу и грязно выругался.

- Теперь снова учится с ними говорить, - расслышал я в его злобной речи.
Смотритель покатывался со смеху.

- Замолси, псина, - оскалился рорух. На месте дырки сверкали фарфором новые зубы.

- Это протез? – удивился я, попутно выталкивая смотрителя за дверь, от греха подальше. «Интересно, как держится» - подумалось мне.

- Козлы расписные, - плюнул рорух. Он сбросил лохмотья, скрывавшие грязное, костлявое тело, натянул новую одежду. Она, сохраняя фигуру старого хозяина, торчала на нём колом, не желая принимать форму живого скелета.

- С висельника, небось сняли. А сапоги пожалели. И пояс с курткой зажали… что мне, в рубахе по стране шататься? Отморожу себе ещё чего-нибудь.

- не ворчи, - не выдержал я, - и на людей кончай кидаться.

- А то? – оскалился рорух.

- А то я могу неожиданно изменить последнюю часть договора. И получишь ты только дополнительное время к заключению.

- Ты, милый друг, не пугай меня. Я всё равно не испугаюсь. Последний раз меня пугали очень давно, и я сильно боялся. А потом убил тех, кто меня запугивал, - он снова хищно улыбнулся, - их кровь показалась мне сладкой. С тех пор я ничего не боюсь, так что не трать своих сил напрасно.



- Ваше величество, мы отправляемся в путь.

- Да пребудет с вами благословение Создателя.

- Но… рорух требует себе в награду Искру Времени… Простите меня, ваше величество. Я не смог переубедить его.

Королева замолчала. Она была недовольна. Наконец она вымолвила:

- Хорошо, господин Гаих, мы обдумаем этот вопрос.


3. ночь

- Топай быстрее.

- Что-то ты обнаглел. Свободу почувствовал?

Рорух оскалился:

- А что мне тебя бояться? Я на свободе, никто меня не удержит. Убил бы тебя, да Искорку назад получить хочется.

Я понимал, что он прав. Он действительно меня не боялся. Ему незачем было меня бояться.

- Что ты так держишься за эту Искру? Не можешь новую сделать? – мне нужно было знать как можно больше об этом существе.

Он криво усмехнулся:

- Пытаешься разузнать побольше? Учти, твои знания тебе не помогут. Сейчас я не завишу от Искры, и при случае спокойно заберу твою жизнь. Новую Искру Времени я сделать могу, но на это потребуется много времени и человеческих жизней… а расплата придёт… она всегда приходит…

Рорух смотрел вдаль невидящими глазами, будто видел что-то недоступное для глаз. Губы разъехались в злобном оскале, сквозь сбивчивые вздохи стало прорезаться приглушённое рычание.

Серый вздрогнул как от удара и, скорчившись, схватился за бок. Мы поневоле остановились.

- Помираешь уже? – с некоторой злорадностью поинтересовался я.

- Закрой хайло, - прошипел он, с трудом распрямляясь.

До самого вечера мы шли в молчании. Рорух периодически хватался за сердце. Интересно, есть ли у него сердце? И какую функцию оно выполняет? Просто качает кровь? У роруха, кажется, нет крови. Или есть? Как устроен рорух? Точно не как человек. Росту он нормального, худ немного, но очень сильный, и очень лёгкий…

Серый наверняка догадывался, о чём я думаю, но молчал. Уверен, он готов был идти всю ночь, но я настоял на привале.

- Точно, - скривился он, - а то завтра в самый ответственный момент с ног свалишься.

Я не отвечал. Стал разжигать костёр.

- Что будем делать завтра? Что ты знаешь про Дитвиль? Мне сказали, что ты там неоднократно бывал и многих знаешь. Я бы с радостью тебя не брал с собой, но королева была уверена, что в непокорном городе я не справлюсь без тебя…

Я обернулся. Роруха не было. Видать, Искра перестала быть ему так важна. я снова уставился в огоонь. А если ему захочется крови?...

Я быстро обернулся. Я был уверен, что он стоит у меня за спиной, тощий, обнаживший зубы, с глазами, горящими красными бликами. Но его не было. Постоянно озираясь, я захватил тлеющую головню и отправился в темноту. Я не успел уйти далеко. Тихий неожиданный писк испугал меня. Под одним из кустов в мигающем отсвете костра я заметил своего спутника. Он поднял лицо.

Перемазанные тёмным ввалившиеся щёки, довольные глаза, тушка белки в тонких пальцах…

- Что? Тоже хочешь? – засмеялся он, протягивая мёртвое животное.

- Ты… ешь белку? – меня чуть не вырвало от этого зрелища.

- Людей рядом не оказалось. И более крупных животных мы распугали, - рорух злился. Он облизнул губы и хлюпнул белкой.

- Не мог потерпеть, - раздражённо и едва сдерживая рвотный ком, проворчал я.

Рорух взорвался:

- Я соскучился по крови! По сладкой, тёплой… Полтора года в подвале на плесневелом хлебе и тухлой рыбе! И ещё год до этого, довольствуясь только глупыми, покорными овцами! В их крови нет бурления… и жизни!

- Почему не людей? – с трудом усмехнулся я.

- Я устал от боли… нескончаемой ночной пытки… - зашептал рорух, смотря куда-то себе под ноги и теребя белку в руках, - никто не любит, когда обижают его детей… Он тоже не любит. Придумал мне наказание. Мне, и другим таким же, как… боль, много боли. Страдания, в сто раз превышающие боль убитых… ты не хочешь страдать, но кровь так приятна на вкус, манит сильнее любого наркотика. Сердце жаждет убийств, невозможно остановиться… боль раздирает всё тело, чтобы умерить страдания ты колдуешь, для этого нужны жизненные силы, ты берёшь их из Искры, запас нужно всё время пополнять, для этого нужно всё время убивать, за каждое убийство приходит новая расплата…

- Почему бы тебе не раскаяться и не попросить милости у Всевышнего?

- Нет!!! Я рад, что те твари мертвы! Они заслужили такой участи! Легкое дыхание их отлетающих душ было самым приятным ощущением из всех, которые я когда-либо испытывал… мне нравится убивать…

Я отскочил от него. Вот оно! Признание. Вся сущность на поверхности. Он не может раскаяться и получить прощение. Ему нравится убивать! Приносить боль, пить кровь мёртвых… он наслаждается процессом! Как это мерзко…

Я ушёл к костру и всю ночь не мог заснуть. Рорух вздыхал и стонал с кустах. Ему на самом деле так больно, или он притворяется?  Мне не было его жалко. Разве, чуть-чуть…


«Глупый мальчишка ушёл. Как же я ненавижу его! Свернуть шею по-быстрому, да Искорку не вернут. Искра… спокойствие, тише страдание… ну вот, снова всё тело прошило нестерпимой болью. Переждать, перетерпеть, и снова отдыхать несколько минут. Непослушное тело изгибается в судорогах, ворот рубахи сжимает горло, перехватывает дыхание… ненавижу одежду. Если бы на земле не осталось говорящих существ, я бы с радостью ходил обнажённым. Но эти твари очень болтливы, они начнут насмехаться…

Ненавижу, когда надо мной смеются! Косые взгляды, внятный шёпот за спиной, этот глупый, булькающий звук, выражающий крайнее презрение.

Ненавижу чужие руки! Слишком много боли они принесли мне. Каждая занесённая рука, каждый протянутый палец будит такую ненависть, что… так было давно, ещё до Рубежа. Один раз я чуть не откусил палец бородатому недотёпе гончару, когда он жаловался на меня блюстителю порядка…

Терпеть не могу вида человеческих тел! Их шеи, запястья… такие нежные, уязвимые… зовущие пульсацией кровяных жил. Но трогать их нельзя. Маленькому мальчику, живущему перед Рубежом, нельзя было рвать чужие сливы… за это били. Мне нельзя убивать чужих людей. Я научился защищаться в драке, но противник сильнее, от него не спрятаться даже внутри самого себя…

Снова приступ. Душа, это ты так болишь? Странно, я думал, что избавился от тебя. Ты мстишь мне? Я тебя понимаю.

Я не хочу страдать. Не хочу терпеть боль. Я хочу убивать, но не хочу отвечать за это … интересно выходит. Хочу есть хлеб, но не хочу за него платить. Почему нельзя так устроить? Нельзя, чтобы я был хозяином жизней? Это было бы очень славно… Ахх!… Неужели нельзя даже подумать о приятном? Собак бьют палками, если они начинают идти в другом направлении. Я не пёс. Я не хочу им быть.

А может, не нужно терпеть? Израсходовать все силы и умереть? Нет, умирать страшно. А на свободе ещё и обидно. Полтора года ждать в подвале, страдать от ночных мучений, чтобы потом выйти на свободу и умереть?

Нет, умирать страшно. А на свободе ещё и обидно.

Этот мальчишка будет смеяться.

Ненавижу, когда надо мной смеются…»


4. В городе

Рассвет застал меня дремлющим у костра. Голова раскалывалась, конечности затекли, спать хотелось ужасно. Я раздул костёр и подогрел на весёлом огне мясо и хлеб, захваченные из замка.

Из кустов выбрался Серый. Выглядел он необычно. Рожа опухшая и измятая, глаза покрасневшие, сквозь бледную кожу пробился яркий румянец, губы сизоватые.

- Есть будешь? – спросил я по привычке.

Рорух мотнул головой, скупо сплюнул, с шуршащим звуком провёл по губам языком:

- Попить бы…

- Свою флягу не дам.

Он зло глянул на меня, оскалился. Потом вытащил свой зубной протез и стал протирать его подолом рубахи. Я поспешно отвернулся. Выглядела эта процедура весьма противно.

- Слушай… - рорух, не поднимая глаз, спросил меня, - а в Дитвиле… я официально нахожусь под защитой королевы?

- Что ты хочешь сказать? – Я старательно соображал, к чему клонит это существо,

- К чему ты это спрашиваешь?

- Сотрудники порядка не заинтересуются мной?

- Я думал, для тебя это не проблема.

Серый презрительно скривился. Я тут же вспомнил его вчерашние бормотания про убийства и страдания.

- Слугам государства от тебя ничего не нужно. А вот от твоих дружков мы не будем тебя защищать.

Серый оскалился:

- Дружков у меня там не осталось. Все кончились.




- И что прикажешь теперь делать!?

- Ты это у меня спрашиваешь, псина королевская? Я тебе говорил, что в этот город нельзя соваться со своим гонором. Нет? Я тебя предупреждал, что имя королевы вызывает восторг только в центральном районе, за стеной. Ты помнишь, чтобы мы проходили стену? Я такого не помню. Какой можно сделать вывод? Мы. Не в центральном. Районе. Теперь ты это понимаешь?!

Кто просил тебя кичится своим званием? А я говорил, что нужно сидеть тихо  и никуда не высовываться! Теперь сам решай, что де…

Договорить рорух не успел. Один из конвоиров закатил ему трескучую оплеуху. Следующая, видно, предназначалась мне, но я благоразумно замолчал.
Нас вывели на какую-то заросшую площадь и посадили в углу.

Как же так получилось? Сейчас всё объясню.

К полудню мы добрались до Дитвиля. Город встретил нас запахом затхлой воды и сырой штукатурки. Покосившимися заборчиками, валящейся с крыш черепицей, гнилой соломой, узкими улицами. Рорух смело нырнул в лабиринт переулков и дворов. Он ввинчивался в дырки и щели, пока не вывел в вполне чистый задний двор какого-то заведения. Тут-то он и провёл инструктаж с правилами поведения в мятежном городе Дитвиль. Даже заставил несколько раз повторить.

Потом мы вошли в какую-то залу, где рорух в своей шипящей манере пообщался с каким-то человеком грязного вида. Вначале, когда тощий палец с длинным ногтём протянулся к шее человека, я немного испугался, но Серый лишь пугал своего собеседника. И меня тоже.

Сначала грязный человек пытался отбрыкиваться, но рорух сумел убедить его. И всё шло хорошо, рорух был спокоен и даже шепнул мне, что ему теперь известно, где принц (так и не знаю до сих пор не знаю, как ему за столь короткое время удалось вычислил местоположение одного человека в таком большом городе). Но неожиданно кто-то дёрнул меня за язык рассказать, что я посланец королевы.

Рорух закостенел. Медленно повернулся ко мне. Его взгляд обещал мне страдания и мучительную смерть.

- Я ж тебе голову сейчас сверну… - прошипел он как-то слегка удивлённо, надвигаясь на меня и оттесняя к двери. Но было поздно.

Поэтому теперь мы сидим на площади со связанными за спиной руками. Палит солнце, но на нас падает тень от дома. На меня падает. Рорух тяжело дышит на солнцепёке слева от меня. Неожиданно у меня прорезалось обоняние. Я почувствовал запах грязных камней и тел, преющей травы, чего-то гниющего, и неожиданно свежий запах цветущих одуванчиков. Откуда?

- Слушай, Серый, сделай уже что-нибудь…

- Что? – прохрипел он. Я почувствовал, что от него пахнет старыми бинтами.

- Хоть что-то.

Он промолчал. Потом резко дёрнулся:

- Я могу кое-что попробовать, но мне нужна твоя кровь…

Я содрогнулся. Кровь… моя… хотелось запротестовать, но я сказал другое:

- Тебе хватит просто крови?

- Лучше было бы убить тебя, но очень уж хочется Искорку…

Я вздохнул:

- Валяй… кровь, в смысле, пей. Убивать не надо.

Он издал какой-то странный звук, видимо, оценил юмор. Некоторое время он ёрзал рядом. Я специально не смотрел на него: было страшно и неприятно. Наконец он прильнул сухими губами к моему плечу (в рукаве как раз была прореха, образовавшаяся в ходе недавней драки). Я почувствовал прикосновение холодных фарфоровых зубов. Они впились в мою кожу.

«Я сжал челюсти. Зубы утонули в вязкой упругой коже. Мальчишка дёрнулся. Дурак, оторвёшь себе кусок, а вопросы ко мне будут. Я чуть ослабил хватку. Из образовавшихся ранок просочилась тёплая солоноватая кровь. В груди появилось приятное щекочущее чувство лёгкости. Взгляд затуманился, а потом всё вокруг стало ясно, чётко, с лёгкой сиреневой рябью.

Я поднялся лёгким толчком на ноги. Руки высвободить. Запястья крепко стянуты. Ничего, можно вытащить большие пальцы из суставов и кисти пролезут в узкие петли. Больно. Чуть-чуть…»

Рорух разжал челюсти. Меня мутило от боли, голова кружилась, но я видел, как он плавно одним рывком поднялся на ноги. Его руки неестественно деформировались, ногти на больших пальцах посинели. Верёвка упала на землю. Серый мягким шагом двинулся к охраннику, потирая руки. Потом прыгнул ему на спину и стал невидимым.

«Видимо, кровь сработала. Жертва дёрнулась, хотела крикнуть. Ладонью зажал рот с обрамлением из колючей щетины. Мальчишка совсем. Растительность только появляется. Ненавижу этих ерипеев. Молоко ещё не обсохло, а борода уже пробивается. Откуда такая поразительная волосатость? Хвала моей мамке, что из южан была. Наградила гладкой рожей.

- Молчи, цыплёнок, - шепчу ему. Он покорно кивает.

- Поднимай того, что в тени сидит. И веди к ручью, под Щербатый мост. Если спросят, куда, отвечай, что так приказано.

Он послушно вздёрнул на ноги этого… не помню, как звать. И повёл улочками, переулками.

Редко мне попадались люди, что не пытались устроить шум, после того как настолько близко знакомились со мной. А этот тихо, смирно довёл до моста, остановился в ожидании.

- Ружьё теперь бросай. Подальше…

Послушно бросил. Умный птенчик. Хороший малыш… птенчик? Малыш?

Я сплюнул и прыгнул на землю. Внутри стало противно, гадко. Запахло сырым подвалом, мочой и собственной кровью. Давно я не чувствовал запаха собственной крови…»

Молоденький конвоир стоял, переминаясь с ноги на ногу. Рорух застыл, смотря в какую-то точку. Он снова ощерился, как тогда, на дороге. А потом снова свернулся ежом от резкого приступа боли.

- Катись… - прохрипел он конвоиру и махнул рукой.

- Где принц? – спросил я, не дожидаясь, пока напарник придёт в себя.

- В «подземном рае», - буркнул рорух, злобно глядя на меня.

Ответ прозвучал пугающе. Кому понадобится загонять рай под землю?
Рорух продолжал:

- Пришёл с компанией нариков, теперь сидит с ними, дурью мается.

- Ты сейчас серьёзно?...

- А ты когда-нибудь видел, чтобы я шутил?

- Тогда нужно скорее бежать! Спасать, что-то делать.

Серый огляделся, втягивая носом воздух:

- Не кудахчи, курица, над орлёнком… - он поворачивал голову из стороны в сторону, потом замер, закрыв глаза… - Пойдём.

- Может, развяжешь меня? – я возмутился.

- Не, мне так нравится.

«Конечно, я развязал этого полудурка. А очень хотелось оставить всё как есть. Со связанными руками у него гонору поубавилось. Бежит теперь следом, квохчет, что с ненаглядным принцем что-то случится, что спешить надо. Как по мне, то за полчаса с мальчиком ничего плохого  не сделается. Тридцать минут туда, тридцать сюда… для обкуренного – песчинка в пустыне.

Руки болят. Сиреневая рябь исчезла, лёгкость пропала, и растянутые мышцы с сухожилиями заболели всерьёз. Ещё и кожу содрал. Ранки быстро заросли, но кожа чесалась и болела. Да и десна верхняя… отвыкла от такого давления. Протез врезался в нее. Теперь она распухла и давила на зубы. Поскорее зажило бы…

Хорошо что мальчишка бежит сзади. А то всё время тянет посмотреть на место укуса, на красноватые ранки, в окружении свежего синяка. К демонам! Как же хочется крови…»

Рорух скользящим шагом двигался по извилистым проходам, поводя носом из стороны в сторону. Нет, он не паук и не обезьяна. Он крыса. Городская крыса, знающая каждый закоулок родных трущоб.

Мы пересекали маленькие площади, пробегали по мостикам над канавками, ныряли в арки домов, проскакивали под сохнущим бельём. Наконец, рорух замер перед полуподвальной дверью.

- Тут твой цыплён… - он оборвал фразу, зло закусив губу.

- Ну так пошли. Чего застыл?

Серый хмыкнул:

- Огонёк поменьше сделай. Ты представляешь, что нас там ждёт? Значит, не спеши.

Он приоткрыл дверь и просочился в щёлку. Несколько мгновений его не было, потом он высунул голову на улицу, помахал мне. Я протиснулся в подвал.

Темнота ослепила, влажный, практически без кислорода, насыщенный слабым странным запахом воздух обхватил лицо будто плотной маской, не давая дышать. Я ухватился за локоть роруха и поплёлся за ним, сквозь темноту.

Неожиданно плотную темноту прорезал кусочек света. Слабый отсвет на каменной стене. Мы вышли в плохо освещённую комнату. На полу и деревянных нарах сидели и лежали люди. Распахнутые глаза, приоткрытые рты…

- Нас же увидеть! – шепнул я. После многократных предупреждений роруха и просьб быть незаметным, такое смелое появление казалось безрассудным.

- Да не заметят… - рорух прошёл к нарам, стал вглядываться в лица, - куски мяса, а не люди. Они не видят и не слышат ничего вокруг. Зато внутри себя находят много интересного. У таких и кровь неживая, с дурью…

Он повернулся ко мне:

- Чего застыл? Принца твоего я искать буду?

Я осторожно приблизился. Неподвижные люди в полумраке выглядели ужасающе.

- Не наклоняйся низко, - одёрнул Серый и указал на плошку с чем-то дымящимся и пахнущим.

Я стал  всматриваться в лежащих. Все одинаково худые, бледные, с запавшими глазами… все одинаково похожие на роруха… я застыл. Такое разительное сходство не могло ошеломить.

Знакомые, сильно искажённые черты, царапнули сознание.

- Вот он, - указал я на скорчившегося принца. Рорух что-то буркнул и… пошёл по стене. Потом перебрался на потолок и сел там. Принц, в свою очередь поднялся, его лицо вспухло и лопнуло, а под ним оказалось лицо Серого роруха.

Тут я понял, что что-то идёт не так… рорух-принц хмыкнул и присел на пенёк в центре лесной поляны. Его глаза стали неуловимо увеличиваться, и в конце концов заняли всё поле моего зрения. Они начали вращаться и вдруг рассыпались снопом разноцветных искр. Искры закружились в танце, складываясь в исчезающий и снова вспыхивающий симметричный узор.

Рорух вмазал мне по щеке. Искры не исчезли, не нарушили строя. Перед глазами стояло небо и косые крыши домов. На их фоне плясали звёздочки. Рорух ударил снова. Его глаза появились снова. Цветные искры не исчезли, стали чуть-чуть бледнее.

- Козёл вонючий… - долетело до меня сквозь звон. Что-то замелькало и я не смог дышать.

Холодная вода заливалась во все щели. Твёрдые ледяные пальца тёрли лицо, щёки, уши. Хлёстко хлопали по шее.

Рорух ухватил меня за рубаху, легко поднял в воздух и усадил на землю, спиной к каменному ограждению какого-то фонтана.

- Ну? – поинтересовался рорух, скривив губы. Что отвечать на такой вопрос?

- Баранки гну, - буркнул я, и меня вырвало.

Рорух выругался и плеснул в меня водой.

В мозгу всплыла мысль, словно иголка:

- Где принц?!

- Здесь, - рорух пожал плечами и пнул ногой распростёртое рядом со мной тело, - счастлив тебе сообщить, что ты только что его… запачкал.

Я попытался встать. Рорух мне не мешал. Как только я оказался в вертикальном положении, в глазах потемнело, и я снова очнулся от холодной воды. Рорух сидел передо мной на корточках с каким-то ковшом в руках и гнусно ухмылялся.

- Помоги подняться, тварь… - прошипел я, стараясь хоть что-то сообразить сквозь боль в затылке. Наверное, я упал, когда потерял сознание.

- Зачем это? – Серый едва не смеялся.

- Скотина… принцу помоги.

- Их высочество обслужен в первую очередь, - рорух вдруг обмяк, улыбка исчезла, лицо приняло бесчувственное выражение, - Искру ведь вернут, если я приведу принца? Значит, его здоровое состояние важнее.

Мне осталось только тихо ругаться. Рорух куда-то исчез. Подходили какие-то люди, смотрели, что-то спрашивали. Принц пришёл в себя. Меня не узнал. Спросил только, почему его вынесли, он ведь заплатил. Я попытался объяснить, но он снова заснул.


«Бедный маленький мальчик. Надышался дурью. Интересно, чего такого он увидел? Посерел весь, глаза выпучил… смотреть было приятно, весело.

Я шёл по знакомым улицам. Вот и серый куб здания… нет, он теперь не серый. Покрашен жёлтенькой краской. И в окнах свет горит. Никогда в этом доме не зажигали свет.

Вот Жральня. Улица, с рядом палаток и ресторанчиков, изо всех щелей несёт запахом еды. Вот он, навес. Из-под навеса выглянула бородатая, усатая голова. Узнал меня. Глаза прикрыл и исчез. Ну и  ладно…»


- Что? Валяетесь? – рорух опустился рядом, - есть будешь?

Меня чуть снова не вывернуло от мысли о еде. Я помотал головой. Рорух хмыкнул и предложил то же самое снова очнувшемуся принцу. Тот тоже не хотел есть.
Рорух дал нам воды, а сам сел рядом, замер, уставившись в одну точку.



- Помоги принца нести.

- Ещё чего? Может, сразу до дома доставить, на своём горбу?

- Было бы не плохо…

Рорух двинул мне локтём под рёбра:

- Не поясничай, дружок. Я и так много сделал. Я твоей королеве не раб, чтобы так унижаться.

«не раб. Крыса» - подумал я, но мимолётно, чтобы рорух не узнал. Он сверкнул глазами, но промолчал.

- Гаих, ты чего с ним так? – подал голос принц, - никогда не думал, что ты будешь расшаркиваться перед помойными крысами…

- Я тебе не крыса, мусор гнилой! – голос роруха сорвался. Серый ухватил принца за плечи и тряхнул так, что у того клацнули зубы. Я не знаю, что рорух делал бы дальше, но что-то остановило его. Он отвесил принцу тумака и снова пошёл спокойно, глядя вперёд невидящим взором.

«Крыса… крыса… этот щенок назвал меня крысой… да, собаки давят крыс. Им от этого весело»

Я почти не помню обратной дороги. Королева встретила нас радушно, про похождения принца никто не узнал.



« - Пойдём, - сказал человек в форме дворцовой стражи. И я пошёл. Зачем-то пошёл.

Мы шли извилистыми коридорами. Тогда бы уже остановиться. Нет, я опускался глубже. Пока не попал в прочно запертую комнату. Опять. Темно и тихо.

Я начал колотить в дверь. Безумно, исступленно. Я даже не подумал ни разу. Тело само рвалось на свободу, кричало, угрожало, просило, плакало…

Я давно не плакал. Но сейчас слёзы не принесли облегчения. Конечно… облегчение существует только перед Рубежом, а после него только тьма и страдания…

А потом случилось самое страшное. Тело отказалось служить вообще. И я всем телом грохнулся на каменный пол. И даже не испытал боли. Затылок, локти, спина были будто ватные, ничего не чувствовали. И лишь внутри начинал разгораться нестерпимой болью огонь.

Да… ватная кукла, тлеющая изнутри. Тлеющая начиная с самого Рубежа, но сгорающая только когда придёт время…

Время пришло…

А перед глазами идёт жизнь…

Нет, я не кукла… я крыса…

Цирковая раздавленная крыса…»



5. крыса в западне

- Слыхали? Паренька сегодня пороть будут. На площади.

- Я слышал, что его бичевать будут…

- Это того, который в колодках?

- Так ребёнок же совсем.

- Ребёнок! Рассмешишь, конечно, знатно. Ребёнок этот, хуже демона, честное слово. Ворует постоянно еду, животных, деньги…

- Отца у него что ли нет?

- Есть отчим, воспитывать его даже пытался, да без толку. Мальчоночка то вырос, сам отцу бока намял.

- Так его за это наказывать будут?

- Нет, за это его отец из дому выгнал.

- Жалко парня. Ежели отец тиранит, мало кто стерпит.

- И мальчишек избивал. Они то в шутку лезут, а он насмерть бьётся.

- Неужели убил до смерти кого?!

- Нет, такого ещё не было.

- Ну да, как же. Помните, в лесу ребята пропали, пять дней назад. Мальчишка с
девчонкой ушли в лес и не вернулись. Так и не нашли их. А за день до пропажи парнишка повздорил  с этим… с выродком.

- Что выродок, то верно. Весь квартал его боится. Давно с ним это. Когда ещё мальцом был, гончару Джиану чуть палец не откусил, зверёныш.

- Так он что? Детей этих в лесу… того?

- Так за то его и казнить теперь будут.


«Козлы расписные. Чучела вонючие, безмозглые. Чтобы их всех к демонам…
Жарко же. Руки ломит, спина горит. Они ходят, пялятся, смеются. Ненавижу, когда надо мной смеются. Вырваться бы, переломать им всем кости, медленно, обстоятельно, каждому по очереди. Руки, ноги, ребра. Носы посворачивать.

Всё этот Малёк с сеструхой своей. Понесло их в лес. Сидели бы дома, с Тараканом и Горшком. Малёк знает, что Горшка я боюсь. Так нет, ушёл из-под его защиты, искуситель. Как можно было отказаться от случая?

До заката тут торчать. А потом вся Окраина соберётся. И тогда...
Двенадцать ударов. Бичом больнее, чем розгой? Конечно, да. Бич тяжелее.
Крысы помойные. Была бы моя власть… ногти бы всем вырвал, падлам эдаким. И в глотки запихал.

Собаки вшивые. Всегда толпой приходят. По одиночке со мной боятся связываться. Помнят, что я с тем пацанёнком сделал. До сих пор на улицу не выходит. С тех пор они и возненавидели меня. До этого били не сильно, «любя». А теперь всем скопом.
И сегодня они придут. Смотреть будут. Смеяться. Кричать. А когда всё кончится, утащат во двор… там доски, верёвка, и ни души… Хотя, кому нужно будет за меня заступаться?

Что можно сделать с бессильным существом? Всё что угодно. Хоть сеном набить и на ярмарке выставить. Песком меня уже кормили, а сеном… Хорошо, если свежим. Так ведь могут гнилого, навозного надыбать. В том месяце они у меня нож отжали.
Хороший, острый. На прошлой неделе грозились его на моих ушах испробовать. Вот сегодня и возможность.

Интересно, до смерти убьют или пожалеют? Смешно. Кого пожалеют? Только разве что себя. Говорят, закон справедлив и действует для всех. Нету справедливости в этом законе. Какая же это справедливость: человека в колодки… Да и им ничего не будет. Если кто и найдёт тело, вздохнёт и в канаве закопает, даже разбираться не будет.

А если убьют не сразу, а растянут на несколько дней?... терпения у них не хватит. Или испугаются.

Интересно, человеческие черепа выделывают? Коровьи я видел. Один раз наблюдал, как мальчишки котёнка душили, а потом играли в «шаманов»: ходили с длинной палкой, на конце которой болтался белый черепок… я завидовал.

Тень от домов доберётся до середины улицы и придёт палач. Кто-нибудь из блюстителей порядка натянет на себя грубую рубаху. У всех блюстителей порядка руки твёрдые, с жёсткими пальцами. От их хватки на плечах остаются ноющие синяки. Меня вытащат из колодок… или так оставят? А люди будут стоять вокруг, говорить. И что самое страшно, я буду их слышать.

Они мстят мне. Сняли рубашку. Руки заковали. Позорно оставили на площади, под солнцем. Чтобы каждый видел. Им жалко тех денег и хлеба. Говорят, что нужно работать. Я не хочу работать. Почему я должен горбить спину, чтобы получит то, что хочу? Мир не справедлив.

Теперь от этой жары снова рот разболелся. Отец два зуба передних выбил, я чуть с ума не сошёл от боли. Теперь распухшая десна снова ноет. Козлина он. Испугался, что блюстители придут. Рыцарь ордена табуретки, «дом свой защищаю». Защищает от сына: табурет за ножки и захватчику по морде. «Как тебе не стыдно, у тебя младшие братья и сёстры». Эти шкыдлята твои. Сам за ними следи. Нарожал, а потом на меня спихиваешь. Повод дали бы, передушил бы их всех. Да они боятся даже пикнуть в моём присутствии, шага лишнего не ступят. Забиваются, таракашки, во все щели.»



Наказание началось без лишних предисловий. Площадь быстро заполнилась толпой. Даже приговора не читали.

«Раз… хлёсткий удар по рёбрам. Обожженная солнцем кожа лопнула от первого прикосновения бича.

 Два… Как же больно! Даже мутит.

 Три… Неужели, правда? Неужели меня действительно бичуют как настоящего преступника?

 Четыре… Нет, голоса толпы я точно не услышу. Только свист взмаха...

 Пять… Ааа… Ааа… Ааа…

 Шесть… Они все слышат эти стоны.

 Семь… Нет, до дворовой пытки я точно не доживу. Умру прямо сейчас от боли. Сердце разорвётся.

 Восемь… неужели я ещё могу считать?

 Девять… сколько ещё впереди? Почему я всё ещё чувствую? За что?!

 Десять… ровные ряды столбов ударов, размеренно вспыхивающие болью. Они будут идти так долго-долго. Даже после того как смерть сожрёт меня»


Два часа уже прошло, а парень всё не поднимается. Уже толпа разошлась по домам, уже солнце садится. Какие-то люди подходили, хотели забрать страдальца, но у господина Халька, видимо, свои счёты с пареньком. Не хотел, чтобы кто-то ему помог.

- Эй… Пить будешь?

Он поднял голову, прошептал что-то распухшими пересохшими губами. Мокрое дерево бадьи стукнуло о нижние зубы. Он скривился, закашлял, судорожно глотая воду.

- Чего ты с ним цацкаешься? – чьи-то руки выхватили ведро. Широкий язык студёной воды окатил распростёртое тело, смывая пыль и кровь.

- Поднять, дать пинка и всё. Не валандаться.

Паренька подхватили под руки, поставили на землю, накинули на плечи рубаху. Пинка давать не потребовалось. Он сам побрёл прочь. Не оборачиваясь, не смотря по сторонам. Его пошатывало из стороны в сторону, ноги загребали землю с дороги.

Костлявая фигура, обтянутая мокрой одеждой слепо уходила прочь из города.


«ноги идут куда-то. Куда? Зачем? Я ослеп? Нет, глаза видят, но я совсем не понимаю, куда двигаюсь. Голова совсем не думает.

Сквозь тонкую подошву прорезались булыжники мостовой. Откуда мощёная дорога? В пригороде все дороги и улицы с деревянными подгнивающими настилами. Мостовая только в центре, но там камни ровнее…

Где я? Почему иду? Сесть бы в стороне, завалится в канаву… там сухо и тихо. Спина саднит. И во рту печёт. Холодновато становится»

Мокрые штаны хлопали на ветру, разбрасывая мелкую водяную пыль. Наконец он остановился. Стянул растягивающиеся штаны, выжал, натянул обратно.

«Была б моя воля, вообще ходил бы без одежды. Но люди будут глазеть. Смеяться. Ненавижу, когда надо мной смеются. И холодно без одежды. Почему я не повелитель мира? Сделать всё так, чтобы мне было удобно. Тепло чтобы было, когда хочу – светло, не хочу - темно. Почему нет?»

Он продолжил свой путь, так и не зная, в каком направлении двигается. Это было не очень важно. Пока что. Он думал о том величии, которое мог бы получить, если бы был властелином мира.

Неожиданно, он стукнулся лбом об твёрдое сырое дерево ворот. Какие-то люди погнали его. Парень потёр ушибленное плечо и огляделся.

Он не знал, где находится. Светало, мир лежал в холодном влажном тумане. Рядом возвышались низкие каменные стены с деревянными воротами. Какой-то город.
«город… Нигде поблизости не было городов…»

- Чего? Ждёшь, когда ворота откроют? – грязное пахучее существо дохнуло в лицо смесью отвратительных запахов, - пойдём, проведу до места, где всегда пускают.

- Пошёл… - парень послал по всем правилам. Существо выругалось в ответ и вмазало по уху. Парень хотел ответить, но мысль, о драке в одиночку в незнакомом месте остудила ярость. Он послушно брякнулся на землю, ухватившись за голову. Существо плюнуло едкой жижей и резво уковыляло за угол.

Парень поднялся и последовал за незнакомцем. Справа продолжала тянуться стена. Серая спина мелькала в предрассветном тумане. Стена под правой рукой повысилась, а потом резко оборвалась. Некрупные каменные обломки лежали уродливой кучей, а вправо резко уходила явно новая кладка из красного кирпича. Провожатый перевалил через кучу битого камня и скрылся из виду.

Парень прождал некоторое время и взобрался на возвышение следом, прижавшись к стене. С насыпи открывался унылый вид на полу-деревяные, полу-каменные строения, лепившиеся друг к другу, образуя затянутый туманом лабиринт. По узким улицам уже шатались туманные личности. Серая спина вонючего существа нырнула в улочку.

Он следовал за существом. Шататься по улицам чужого города было опасно. Хотя, он всегда был один… но в своём городе он знал, куда можно убежать, в каком «глухом» дворе за высоченным забор оказываются ступенчатые террасы, по которым можно без труда спустится на безопасную землю, оставляя преследователей злорадствовать и рассуждать, на сколько глубоко ноги жертвы вошли в тело при падении.

Парень улыбнулся от воспоминаний. С такой ухмылкой он очень напоминал крысу.
 Его так и звали в родном квартале: крысёныш, крыса, помойник…  он никогда не лазал по помойкам, только если спасался бегством. Бежать унизительно? Да, разумеется. Но нужно быть отпетым дураком, чтобы стоят одному против толпы.
Поэтому мелкий крысёныш, давно сидящий у всех в печёнках и иных внутренностях, убегал, пользуясь безупречным знанием хитросплетения дворов и отсутствием боязни упасть. А чего этого «упасть» бояться? Оно-то точно добивать не станет.

Крысёныш бегал. Преследователи, тоже неплохо знающие родную Окраину, бегали за ним. Знали, как же… так орёл знает ручей, протекающий далеко внизу, среди травы. Если гонявшие крысёнка мальчишки были поверхностными орлами, то крысёныш был как минимум очень опытной лягушкой. Он в совершенстве знал каждый закоулок, помнил, где какой удобный уступ, где потайной лаз. Преследователи почти всегда безнадёжно отставали и ругались на «гадкого помойного крысёнка, постоянно выкидывающего трюки». Что правда, то правда. Фокусы парень никогда не повторял, и разъярённой толпе оставалось только ругаться. Но если парень-крысёныш попадался, то доставалось ему за все трюки сразу и сверху, на будущее. Верховодствующие «учением» так и говорили. Под конец раздавалась команда: «отлично! А теперь на будущее». И «учителя» щедро напоминали о будущем.

Будто парня это могло остановить. Жрать-то хочется. Блюстители порядка гоняли всех уличных ребят, а те, в свою очередь, гоняли крысёнка. Чтобы отомстить за преследования со стороны блюстителей, чтобы отомстить за своих собратьев, которым не повезло столкнуться с ненавистным крысёнком один на один. Ну, и кто же откажется от возможности почти безнаказанно издеваться над человеком? Почти, потому что крысёныш каким-то чудом ухитрялся подкарауливать обидчиков по одному и сполна отвечать за предыдущие расправы. Его не останавливали никакие условия. Даже если новоявленная жертва была послана в лавку или находилась на службе. Помойник избивал и обворовывал жертву, и никакие понятия чести ему не были указом.

Правда, сильно он редко бил. Только один раз его неудачливый мучитель, неожиданно поменявшийся с крысёнком местами, попал под горячую руки. Крысёнок шатался по городу, после очередной взбучки от отца и искал, на кого же сорваться, а тут такой случай… несчастный парнишка потом почти не показывался на улицу. Говорят, что он охромел и перестал видеть одним глазом. Крысёнка, разумеется, забрали в городской пост. Может, выпороли или ещё чего. Но крысёныш лишь сильнее обозлился. А его преследователи перестали ходить по одному.

Никогда не упускали случая задеть. Придумали новую безопасную забаву. На крыльцо отца крысёнка складывали тушки крыс и мышей. Выкладывали ровными рядами или сваливали в кучу. Тут зависело от того, насколько они опасались появления хозяина дома или его сына. Потом вся компания заседала в кустах и ждала, когда отец крысёнка обнаружит подарочек и отловит сынка.

После соблюдения всех условий начиналось веселье. Затаив дыхание и едва сдерживая смех, мальчишки прислушивались к звукам, доносившимся из дома.

«сегодня двадцать три» - передавалось от мальчишки к мальчишке.

«В прошлый раз было меньше…»,

«Хы… это потому что сегодня мелкая притащила крысу с крыльца. Папаша перепугался, что заразу какую подхватит» - все давились смехом.

 «Что он там кричит?»,

 «Все люди как люди, а ты… раз, раз… почему не можешь нормально. Дети в доме…» - все снова с трудом дышали от смеха.

«А крысёныш что?»,

«да что… ничего»,

«не кричит?»

«от него дождёшься. Хотя, в прошлый раз кричал»

«В прошлый раз ему по голове попало. По тому месту, на которое мы «печать» ставили. Синичище там и так должен быть знатный»



Парень снова улыбнулся от удовольствия. Приятно, что говорить. Нет, побои не приятны. Приятно то, что хоть иногда можно оказаться сильным, властным, внушить людям страх.

Неожиданно он замер. Сладкий мясной дух пригвоздил его к разбитой мостовой. Из раскрытых окон небольшого дома вылетал пар и запах горячей еды.

-Глянь, Сан, какой парень стоит, - со стороны приближались двое. Очень разные: один светловолосый и хмурый, другой темноволосы и с улыбчивым лицом. Оба высокие, с юными бородками, одеты в простую, но явно хорошую одежду.

Темноволосый снова улыбнулся:

- Жрать хочешь?

Крысёнок скривился. Жрать хотелось до умопомрачения, но два добреньких человека не вызывали доверия.

- Пойдём, - предложил светлый, - поедим, поговорим.

Темноволосый поддержал приятеля:

- Сан дело говорит! Пойдём, парень, не бойся, - и снова улыбнулся. Крысёнка передёрнуло. Улыбка всегда напоминала ему оскал диких собак. Когда от внутреннего напряжения мышцы лица сокращаются сами собой, растягивая губы и обнажая клыки, готовые к нападению.

- Сколько возьмёте? – спросил он, безуспешно пытаясь вырвать руку из мягких, но крепких тисков.

- Да не волнуйся. Сочтёмся. Я Санрес, а это Андри. Ты кто?

- Не твоё дело.

Друзья переглянулись:

- А малыш-то ершистый, - хмыкнул тёмный Андри, увлекая крысёнка под крышу заведения.

Они уселись за столом, им принесли вкусно пахнущую еду.

- А… лет тебе сколько? – словно невзначай спросил Санрес, похлопывая своего нового знакомца по плечу. Крысёнку всё это нравилось всё меньше и меньше.

- Зачем тебе?

Андри улыбнулся:

- Мы хотим предложить тебе выгодное дело. Но нам нужно быть уверенными, что работаем со взрослым человеком…

- Не бойся, - хмыкнул крысёныш, - четырнадцать точно есть, - в голове у него появился прекрасный план: поесть, а потом сбежать подальше. Заодно можно было выслушать предложение про «выгодное дело».

Андри обнял крысёнка, у того по спине пробежали мурашки:

- Я так понимаю, ты не местный. Предлагаю тебе трудоустройство, жильё и пропитание. Даже плату на уровне среднего. Просто, у тебя могут появится проблемы с местной властью…

Крысёнок замер. Трудоустройство, жильё, питание… в чужом городе, в обход властей. Знаем, слыхали мы про такое рабство. Спасибо, мы лучше откланяемся.

Он так и сделал, наклонился вперёд, чтобы сбросить с себя чужие руки, резко оттолкнулся от стола, бросился к окну и выскочил на улицу. Ноги сами понесли в ближайший переулок. Зря.

Голову неожиданно дёрнуло назад, в шее хрустнуло. Чужие пальцы запутались в волосах и не пускали. Крепкая рука обхватила горло. Крысёныш стал лягаться, а руками пытался разжать душащую хватку.

- Ан, помогай, цыплёнок брыкаться вздумал, - прохрипел Санрес, всеми силами удерживая извивающегося парня.

Оглушительная затрещина заставила свет в глазах померкнуть. В ушах звенело, но крысёнок слышал, как его пленители ругаются и хвалят судьбу за то, что она послала недалёкого отрока прямо к задней двери.

- Ты уверен, что ему уже есть четырнадцать? Где борода?

- Может, он серит блохастый?

- Похоже на то…

«Дурак… В другую сторону бежать нужно было. И что теперь будет…»



Потом было плохо. Очень плохо. Сырой холодный подвал, скудная еда, и Андри, приходящий раз в несколько дней. С толстым прутом… Санрес тоже приходил иногда, но гораздо реже. Наверное, он был не из тех, кому нравится гонять и душить крыс…
Но в один день они пришли вдвоём.

- Работать будешь? – просто спросил Андри.

- Буду, - так же просто ответил крысёнок.

- Тогда пошли, - Андри рванул крысёнка за руку вверх. Оказалось, что сил идти нет. Ноги просто подкашивались.

- Давай, давай…

Толчок в спину и крысёнок упал на ступени. Ух… прямо лицом на каменный угол.

- Поднимай… - прохрипел Санрес, помогая своему другу поднять парня.

- Это он сейчас зубы выбил?

- Не, так было…

- Учти, крысёнок, работать будешь на нас. И не пробуй сбежать. В этом городе не любят чужаков…



Схема была проста. Крысёнка поселили в большой общей комнате с матрасами на полу. Каждое утро отправляли на «заработки». Продавать газеты, таскать мешки с чем-то, топить угольные печи… вечером все работники возвращались в общую комнату. Там Санрес и Андри собирали выручку. И раздавали еду. «Каждому по заслугам». Долги от суточной нормы записывались в толстую книгу…

Крысёнок не смог таскать мешки и размахивать тяжёлой лопатой. Андри побранился, но поставил на более лёгкую работу: торговать разными мелочами.


Дул холодный ветер, моросил дождь. Мимо шли люди. Люди, которым не было дело ни до крысёнка, ни до его газет.


Но крысёнок неожиданно обнаружил, что может вызывать у людей доверие своим взглядом. Стоило посмотреть человеку в глаза и сказать пару слов, не важно каких, и человек замедлял шаг, смотрел спокойнее, дружелюбнее.

Получалось продать весь товар. Но крысёнок поступал умнее: он завышал цены на газеты. Дневной минимум сдавал Андри, а остальное копил.

Санрес сказал, что за те месяцы, что крысёнок сидел в подвале, он задолжал Санресу и его другу столько, что простить такой долг совершенно невозможно. Но выплатить долг не представлялось возможным: за день не удавалось заработать много, а то что получалось шло «в оплату пропитания и содержания».
Крысёнок копил, тщательно пряча свои сбережения.
 
И вот, стоя под холодным ветром, крысёнок заметил добрый взгляд из-под навеса. Навес принадлежал какому-то маленькому ресторанчику, и из него вылетали вкусные запахи.

Усатый и бородатый человек с волосами, собранными в крохотный узел на затылке, поманил крысёнка рукой. Тот, поколебавшись, подошёл.

Человек огляделся:

- На Андри работаешь?

Крысёнок кивнул.

- Я Жак. Заходи, я накормлю тебя.

- Нет, - крысёнок отпрыгнул на улицу, под копыта лошади.

- Крыса подвальная! – наездник стегнул парня плетью, - сиди в своём подземелье и не мазоль честным людям глаза!

Жак поспешно затащил крысёнка на тесную кухню.

- Да не бойся ты, - прошептал он, оглядевшись ещё раз, - я же добра хочу тебе… У
Андри, ой, несладко живётся.

Крысёнок слегка кивнул. На кухне было тепло, а пахло!… до икоты.

- Садись, - Жак кивнул на стол и поставил большую миску с дымящейся едой. Крысёнок не стал думать, набросился на еду.

- Как тебя хоть зовут? – Жак сел рядом, осторожно заглядывая в глаза. Крысёнок замер.

«Как меня зовут?... когда меня последний раз звали по имени?... крысёныш, помойник… отчим звал «эй ты»… парень, птенчик, цыплёнок…

Как меня зовут? Меня ведь как-то звали. У меня не может не быть имени… имя есть у каждого. Вот Жак… мать учила меня немного серитскому: Жак – Белый. А я?
Как мне зовут?»

- Киркат… - неожиданно тихо и хрипло сказал крысёнок Киркат.

- Ты серит? – слегка улыбнулся Жак.

- Нет, - ощерился крысёнок, - крыса подвальная.

- Ты зря так… если ты серит, то значит старше, чем я думал, - Жак что-то прикинул, - я считал, что тебе лет двенадцать…

- Нет, - вздохнул Киркат, - я уже взрослый.

- Взрослый… - улыбнулся Жак и попробовал прикоснуться к руке Кирката, замотанной тряпкой.

- Эй, дядя! – зашипел тот, вскакивая из-за стола. Крысёныша била дрожь

- Прости-прости… - Жак убрал руку, - если захочешь, то заходи. Я всегда готов тебя накормить, раз уж на то пошло.

Крысёнок фыркнул и пошёл к выходу. На пороге Киркат обернулся и посмотрел Жаку в спину долгим, слегка благодарным взглядом. Крысёнок не знал, что такое благодарность. Киркат помнил, что такое понятие существует, но где-то очень далеко…



Крысёнок приходил к Жаку каждый день. Он продолжал торговать газетами и разной мелочью, излишки откладывал. Получалось не много, но за полгода, год должно было скопиться порядочно.

Киркат просиживал у Жака не долго, полчаса, иногда больше. Киркат не помнил, что они делали. В первую очередь, он ел, ел, не помня себя. Во вторую – говорили. Говорили… о чём-то. но после разговоров было нестрашно идти снова на улицу, а потом и «домой»…

Только когда крысёныш приходил домой всё возвращалось на свои места. И страх, и боль, и ненависть, и чувство того, что он сам просто крыса в базарном цирке. И что вокруг стоят люди; кто-то забавляется тем, как крыса дрыгает лапками, сорвавшись с натянутой верёвочки; кто-то с отвращением качает головой, но продолжает глазеть; кто-то ужасается жестокостью людей и бросает в подставленную шапку монеты…

Снова был непогожий день. Крысёнок устал стоять на холоде. Он осторожно огляделся по сторонам и скользнул под навес. Жак уже ждал его с миской горячей лапши.

- Садись, Кир, - улыбнулся Жак, разгребая на столе место.

Киркат с размаху плюхнулся на стул:

- Я видел жёлтую лошадь. Прямо жёлтую. Не буланую, не серую и не рыжую.

- Красота, - улыбнулся Жак, опускаясь на табурет. Он принялся рассказывать про то, как работал на конной ферме. Киркат весело ухмылялся и принялся забрасывать в себя еду. Дверь скрипнула и открылась.

- А я-то думаю, чего цыплёнок страх потерял.

Крысёнок замер. Если бы у него была шерсть, она бы обязательно поднялась. В дверях зло ухмыляясь стоял Андри. Его взгляд не обещал ничего хорошего.

-  Вставай, - приказал он крысёнку стальным голосом. Тот послушно встал и подошёл.

- Пшёл на место, - прошипел Андри и пинком вытолкнул парня на улицу.

- Ну, что же ты так… - попытался протестовать Жак, но Андри перебил его:

- А с тобой я поговорю позже! – рявкнул он так, что с деревянных балок полетела пыль.

- Да как ты смеешь! – возмутился Жак, но молодого человека это не смутило:

- Раньше нужно было думать. Хотя бы перед тем, как эту крысу за моей спиной подкармливал.

Возвращаться «домой» не хотелось. Крысёнок знал, что его ждёт. В лучшем случае – качественная порка, в худшем… Некоторые из обитателей общей умирали… кто-то от плохой жизни, а кто-то после серьёзных недоимок.

Андри ждал его у входа.

- Ну? крысёныш…

Что было отвечать на такой вопрос? Поэтому крысёнок промолчал.




- Ан, может хватит уже?

- нет… он должен запомнить!

- Да он живой вообще, чтобы запоминать?

Андри отбросит измочаленный прут, наклонился над неподвижным телом.

- Дышит.

- Ну вот и хватит, - Санрес поставил ведро с водой на пол, - хватит, пока ещё дышит.

- Да понял я… - Андри перевернул крысёнка, - Давай, пей. Идти можешь?



Крысёнку было плохо. Очень плохо. Болело всё. Он бессильно лежал на своём тюфяке. Распухшее лицо горело, спину и рёбра ломило.

Андри разозлился не на шутку и бил непокорного парня безжалостно. Хотел сгоряча отправить его на следующий же день работать, но тот был не в состоянии даже подняться. Андри плюнул, но поделать ничего не мог.

Крысёнок провалялся весь следующий день. Вечером кто-то из собратьев по несчастью принёс ему миску с едой. Парень попытался что-то съесть, но желудок отказывался принимать пищу.

За бессонную ночь пришло решение. Когда Андри снова попытался поднять его утром на работу, крысёнок категорически отказался.

- Нет, птенчик, ты слишком много мне должен.

Тогда крысёнок принёс все свои сбережения, положил перед ошеломлённым Андри и снова удалился на тюфяк.

Крысёнок умел ждать. Он дождался, когда все уйдут. Встал с тюфяка, вышел за дверь и дал дёру. Бежал столько, сколько хватило сил. Неожиданно, их оказалось много. Но на этот последний рывок они ушли все.


6. кошки - мышки

- И давно он у тебя?

- Да, с первого снега.

- Как же тебя угораздило так?

- Да рассказывала я уже. Подобрала у забора. Выхожу, а он у плетня скулит. Сжавшийся такой, снег присыпал сверху… одежонка худая. Я гляжу: совсем ребёнок. Что ж делать? Забрала…

- Как не испугалась то?

- Так я бы и испугалась такой страхолюдины, да старик мой дома был.

- Страх… тощий такой, жалкий…

- Избитый весь. Я как рожу его распухшую увидала, думала чудище из леса пришло. Да мой говорит, что нет, человек. Так вот и лежит.

- Так и лежит? А ест много?

- Ой, и не спрашивай. Как с голоду до сих пор не помрём? Ума не приложу.

- Сам просит? Или ты даёшь?

- Сама даю. Ежели попросит, так сразу и на улицу: просить можешь – значит у людей попросишь.

- Так что до сих пор не гонишь?

- Да малахольный он какой-то. Когда встаёт, так ходит, будто не видит ничего.
Хлеба ему даю, а он и не взглянет в ответ. Возьмёт тихо и снова наверх. А может выйти на крыльцо, в чём был и замереть. Ну, столб столбом. Губы от холода синеют, самого дрожь бьёт, а стоит, молчит.

- Дурной… так не боишься? А ежели буянить начнёт?

- Так с чего ему буянить, если он ничего вокруг не замечает?

- ну да, ну да… А он как?... не пристаёт?

- У меня пусть только попробует! Ухват вон в углу. Как прижму к стене, так и будет знать.

- Да… дела…



Бабы говорили вздор. Крысёнок почти не ел. Он почти всё время спал на полатях, прямо над входом в дом. Изредка с глухим стуком падал оттуда, поднимался и выходил на воздух. Или принимал миску каши или кусок хлеба от хозяйки, которая на деле была человеком вовсе не злым, просто языком почесать любила. Потом он снова взбирался на своё место и отбывал в забытье.

- Слепой, может? – рассуждал хозяин, сидя у стола и поглядывая на спящего гостя.

- Нет, видит он всё, - возражала хозяйка.

- Так почему не заговорит?

- Да кто же его знает?...

Или вдруг накатывало страшное видение: будто он крыса, запертая в клетке, а впереди шумное выступление перед кровожадной толпой. Тогда он вываливался на улицу и стоял, с наслаждением ощущая, как мороз жжёт кожу, а свежий воздух врывается в лёгкие. «Не в западне…» - с облегчением думал он и возвращался в тёплый дом.

Он лежал на полатях и спал. Или тихо слушал, что происходит в доме. Слушал голос хозяйки, тихую трескотню её мужа, грохот домашней утвари. Страшнее всего было ночами, когда дом затихал и в темноте ничего не было видно. Никак нельзя было убедить себя, что ты не в общей комнате, а в другом месте.

Но страх постепенно стал уходить. Крысёнок стал спать ночами, а днями наблюдать за жизнью в доме.



...Болото. Торчащие покосившиеся сухие стволы. Островок, покрытый коврами мягкого мха. На мху катаются две фигуры. Крысёнок одолел своего противника, сел на него верхом, стал наносить удар за ударом.

- Отвяжись от него! – девчонка схватила крысёнка за локоть, попыталась защитить брата. Крысёнок отбросил её в сторону.

- Скажи ей чтобы не лезла! – прошипел он, - скажи, Малёк.

Малёк плюнул кровью, просипел своей сестре:

- Не надо, не лезь. Не надо нервировать этого психа… этого крысёнка.

- Я не псих! – взвизгнул крысёныш и град ударов посыпался на голову обидчика, - и не крыса. Я. Не. Крыса!!!


Крысёнок уходил, вытирая разбитые кулаки об рубашку. Он оглянулся. Сестра Малька помогала своему братцу подняться. Тот плевался и зло косился на крысёнка.
...




Однажды крысёнок проснулся и почувствовал запах весны. Весна, свет, тепло, свобода… он привычно бухнулся с полатей на пол. Хозяйка, напуганная резким звуком обернулась. В руках буханка хлеба… надрезанная.

- Что я вам должен? – неожиданно для самого себя спросил крысёнок… нет, Киркат.

Хозяйка молча с удивлением смотрела на него.

- Да, ничего, наверное… - неуверенно протянула она, - любой честный человек должен давать приют страдающему…

Крысёнок скривился. Нужно же людям постоянно что-то благородное говорить…

- Тогда я пойду, – кивнул он и направился к выходу.

- Счастливого пути, - вздохнула хозяйка, - хочешь, хлеба возьми.

Крысёнок вернулся к столу, взял поданный хозяйкой хлеб. Снова пошёл к двери. Дверь как всегда с трудом отошла в сторону, за ней оказалась темнота сеней. Крысёнок толкнул дверь на крыльцо. Поздняя весна встретила его зеленью травы, щебетом птиц, запахом одуванчиков. Крысёнок вышел за забор, огляделся и вытряхнул из рукава кухонный нож.

Нож был не очень большой, но с удобной рукоятью и остро заточенный. Теперь совершенно  ясно, куда держать с ним путь. В Дитвиль.



Крысёнку повезло. Он пришёл к серому зданию днём, когда все его обитатели разошлись на заработки. Крысёнку опять повезло: те, кого он искал, были дома.
Андри приветливо заулыбался:

- Сан, ты глянь. Цыплёнок домой прибежал.

«Молчите, прошу. Если вы продолжите говорить, будет выглядеть, что я убил вас в порыве ярости. А ТАКОЕ нужно делать с холодной головой»

Санрес не улыбался. Он сразу заметил нож. Поэтому крысёнок ударил его первым.




Санрес умер сразу, а Андри долго кричал и дрыгался. Крысёнок всё никак не мог нанести удар в правильное место. Уже весь пол и сам убийца были залиты красным, когда крысёнку наконец удалось полоснуть по шее, под ухом.

Дело было сделано. Крысёнок обвёл комнату глазами и понял, что счастлив. Что испытал самое приятное чувство.

Стали приходить первые люди. Они застывали на пороге, с ужасом глядя на крысёнка. Тот улыбался:

- Идите, люди. Ищите себе новый дом. Если еще встретите своих, говорите, чтобы сюда не шли.

Толпа у дверей быстро исчезла. Крысёнок прошёлся по комнате. Вот его тюфяк. Крысёнок сел на него. От старых тряпок пахло, потом, слезами, уличной грязью… крысёнок вдыхал эти запахи  и видел себя, распластанного на этом ложе, но только когда-то очень давно.

Крысёнок вздохнул. Он злился на Санреса и Андри. Злился.

«А почему? Я злюсь не за побои: за побои я злился только во время самого процесса. Я злюсь потому, что они уже умерли и их нельзя убить ещё раз…»

Крысёнок встал. Ещё раз прошёлся по комнате. Забрал из ящика все деньги, что там лежали. Снова вернулся в зал. На пороге стоял Жак:

- Как же так?...

Киркат улыбнулся, шагнул навстречу.

- Неужели это ты? – в глазах Жака стояли слёзы. Он бросился к лежащим телам.

Крысёнок не понимал. Он смотрел на то, как Жак вытирает кровь с лица Андри.

- Что с тобой? – наконец спросил крысёнок.

Жак поднял красные глаза:

- Это… мой сын…

Крысёнок снова не понял. Жак продолжал:

- Ан мой сын. Я любил его, а теперь его нет. Ты сделал так, что его не стало.

Киркат замер. Крысёнок холодно хмыкнул:

- Жаль…

- Что?

- Жаль, что такой достойный человек родил такой отброс. Это была бесполезная трата биологического материала.

- Ты действительно так считаешь?...

Крысёнок улыбнулся. Крысёнок был доволен.

Он вышел на улицу, вдохнул ветер, вымылся в ближайшем канальчике и отправился в ремесленный район. Там он заказал мастеру-гончару зубы из фарфора. Мастер не отказался, не спросил, зачем. Снял мерки и через сутки фарфоровый протез был готов.

«Теперь у меня есть зубы» - думал крысёнок, уходя из города.

Он шёл в неизвестном направлении. Неожиданно, ноги подкосились, крысенок свалился в придорожную канаву.

Всё тело прошило нестерпимой болью. В организме что-то быстро, но неуловимо менялось. Перед глазами мелькали какие-то обрывки. Дыхание почти остановилось.
Крысёнок лежал в канаве… или в подвале… Тело разбил паралич. Ни двинутся, ни закричать… только в голове скакали обрывки мыслей. Одна острым ножом пронзила всё его жалкое существо:

«Я больше не человек. Я прошёл Рубеж. Я безжалостно убил творение Единого, я сам – издёвка и насмешка над творением Создателя. Никогда не будет мне покоя, ни до смерти, ни после. И буду страдать я столько, сколько мне отмерено времени.

Я больше не человек. Я прошёл Рубеж. Теперь я всё равно, что демон: тёмное отражение светлого создания Единого. Я осознанно отрёкся от Его милости.

Я больше не человек. Я прошёл Рубеж. Я рорух, и зваться мне Серым»



7. Крыса в колесе.

Нет, не могу я так. Сразу после возвращения я отправился к королеве с докладом. Она встретила меня приветливо:

- Здравствуй, Гаих. Я очень рада твоему счастливому возвращению. Сейчас ты подробно мне обо всём расскажешь.

Я позволил себе дерзость:

- Простите меня, ваше величество… но я бы хотел, чтобы условие договора с рорухом были исполнены.

Королева сначала нахмурилась, а потом мягко улыбнулась:

- Гаих… о каком договоре ты говоришь? Рорух исполнил своё дело и вернулся на место заключения. Неужели ты действительно считаешь, что таким тварям нужно платить?

- Но ваше величество! Это бесчестно!

Королева окаменела:

- Вы, господин Гаих, смеете обвинять меня в бесчестии? Вы поддерживаете роруха, в ущерб чести и благополучия своей королевы? В таком случае, рассказ о ваших странствиях я приму в виде рапорта. И писать вы его будете под серьёзной охраной. Вы меня поняли, господин Гаих?

Я кивнул. так жалко стало роруха, даже неестественно. Терять мне уже было нечего и я… метнулся в комнату королевы. Мне было известно, где  хранится Искру Времени. Я схватил серебристый брусочек, подвешенный на цепочке, и бросился бежать. Скорее, в подземелье, пока весть о моей неверности не успела дойти до поста охраны на верху лестницы.

Мне повезло. Меня пропустили тут же. Я вытребовал себе ключи и вихрем влетел в камеру. Вовремя успел. Рорух лежал на полу, невидящие стеклянные глаза смотрели в потолок.

Что делать дальше, я не знал. Поэтому просто положил Искру Времени ему на грудь. Рорух вздрогнул, зажал искру в рука и сел.

- Я не убивал Малька. Зачем он ушёл из-под защиты Горшка? Он ведь знал, что я Горшка боюсь. А тут такое искушение… я не убивал его с сестрой, просто я нашёл выход из леса, а они нет. Вот такая случайность. Искра, в ночном небе… искорка…

«Я сжал искру, пронзил пространство и переместился на Восточное побережье. Ревели волны, дул ветер. Я огляделся. Безлюдные холмы поднимались вокруг, перетекая один в другой, как волны.

И повесил Искру на шею и отправился разыскивать одинокую, мало населённую деревушку. Запас сил в Искре нужно было пополнить.

Да, будет очень больно, но такова судьба крысы: бегать в колесе, наступая самой себе на хвост. Бегать и бояться неизбежного: того самого момента, когда её задавят…»