Эх, стёжки-дорожки!
«Сколько бежать-то? - на ходу думала Лиза. – Ой! А куда я бегу-то?»
Внезапно впереди возникло необыкновенное свечение.
«Ух, ты!» - восхитилась она. Дух её захватило и от скорости, и от увиденного зрелища.
Впереди послышался голос матери.
«Мама?! – удивилась Лиза. – Побегу к ней».
Она так заторопилась, что не заметила, как оттолкнулась от земли и… взлетела!
От страха Лиза сначала закрыла глаза, но через несколько секунд полёта поняла, что ей ничего не угрожает. Она парила над лесом с таким блаженством, что не хотелось приземляться. Внизу открылся огромный горизонт, по краям которого играло удивительное сияние. Оно завораживало Лизу, манило к себе. И она полетела к нему, как мотылёк на огонь; ей захотелось окунуться в это блистание света и цвета.
«Лии-заа!» – голос матери послышался уже сзади.
«Сейчас, сейчас! Я только полетаю немного и вернусь», - мысленно отозвалась Лиза, закрыла глаза и восторженно устремилась вниз. Сердце её замерло, и она испытала невероятную радость.
Но… кто-то схватил её за плечо. Лиза открыла глаза.
- Лизавета! Вставай! Тётя Катя ждать не будет, - голос матери прозвучал совсем близко.
- Где я? А куда всё подевалось-то? – спросила ничего не понимающая Лизавета. – А лес куда пропал?
- Никуда он не пропал, а наоборот, ждёт тебя. Вставай, девочка моя.
Девочка села.
«Так это был сон», - разочарованно подумала она и закрыла глаза, теша себя надеждой вернуться в сказочный полёт, который только что испытала.
Перед ней снова возник лес с беспорядочно петляющими тропинками. И черника… черника… крупная, синяя, с капельками влаги…
«Да пропади ты с глаз моих! Навязалась на мою шею! – рассердилась девочка. – Здесь такое чудо было! Дай досмотреть!»
Но черника почему-то противно зашуршала и, щекоча Лизины пятки, голосом матери сердито произнесла:
- Опять уснула! Кому говорят, одевайся!
Лиза, не открывая глаз, начала медленно напяливать на себя одежду. Мать нетерпеливо начала помогать ей.
- Светает уже, - ворчала она, как будто Лиза была виновата в этом природном явлении. – Тётя Катя, поди, уж заждалась. – И, увидев, что одиннадцатилетняя дочь валится на бок, извиняющимся тоном добавила: - Собирайся, доченька. Надо!
Впихнув Лизины ноги в резиновые сапоги, замотав её голову в платок, мать вывела полуспящую дочь на крыльцо и сунула ей в руки ведёрко.
- Ой! Подожди, хлеб на перекус забыла, - спохватилась женщина и вернулась в дом.
Когда она снова появилась на крыльце, Лиза сидела на ступеньке и крепко спала, обняв ведро.
«Вот что приходится творить с детьми, - с горечью подумала мать (ей до боли в сердце было жалко девочку), – но ничего не поделаешь, ягода в этом году уродилась, и грех не воспользоваться этим. Хоть немножко подзаработаем, да и варенье на зиму нужно».
Оправдывая свою «жестокость», мать за плечи подняла дочь и легонько подтолкнула в сторону калитки, за которой раздавались приглушённые голоса.
- Лизуха, быстрей! – шёпотом кричала тётя Катя, чтобы не разбудить спящую деревню.
С трудом переставляя сапоги, на два размера больше положенных, Лизуха, словно робот, подошла к ватаге детей, во главе которой стояла тётя Катя. За выдающееся умение ориентироваться в лесу и знание всех его урожайных мест односельчане называли её «лесной бабой».
Тётя Катя была «ягодка опять», то есть в возрасте сорока пяти лет, но её «бегучести» и «прыгучести» могли позавидовать даже двадцатилетние.
Взрослые постоянно напрашивались к ней в компанию за ягодами, но она брала с собой только детей, которые из похода в лес возвращались вымотанными, но довольными и счастливыми.
- Девчонки! Все в сборе? – спросила тётя Катя. - Сколько вас?
- Вместе с Вами восемь.
- А я? – раздался голос Пашки Макарова.
- Ого! – обрадовалась тётя Катя. – Восемь девок, один я!
Пашка засмущался. Ему не понравилось, что он один в «бабском» коллективе. Но тётя Катя авторитетно заявила:
- Ты даже не представляешь, Пашка, что ты за человек! Девки! Все посмотрели на Пашку! Вот за кого надо замуж выходить!
Девчонки захихикали. Двенадцатилетний Пашка засмущался ещё больше и твёрдо решил, что никогда не женится.
- Вот подрастёте, девки, и биться за Пашку будете. А он возьмёт и вам назло на городской женится. Правда, Паш?
- Что, других парней в деревне что ль нет? – по-взрослому отреагировала десятилетняя Тайка.
Все снова засмеялись. Тема разговора девчонкам явно нравилась.
- Ничего ты, Таисия, не понимаешь, - назидательно произнесла тётя Катя. – Вот парень! (Она указала на Пашку.) А те, что в постельках нежатся, мальчишечки!
Тётя Катя умела разговаривать с детьми, и они любили её.
- Итак, девки, построились в «колонку» по одному! И за мной! – весело кинула клич тётя Катя, специально исказив слово «колонна» (девчонки снова захихикали). - Павел будет охранять вас сзади, чтоб «Нечистая Сила» никого не утащила. – И она свернула на тропинку, в проулок между домами, чтобы сократить расстояние к лесу.
Девки, которым отроду было от десяти до четырнадцати лет, нестройно зашмыгали своими сапогами следом. При упоминании о «Нечистой Силе» все сразу смобилизовались и искренне зауважали Пашку, который мужественно шёл последним, прикрывая собой девчонок. Они понимали, что в случае чего… именно ему придется пострадать за коллектив.
- Что? Испугались? – засмеялась тётя Катя. – Смотрите, не обсиреньтесь от страха (тётя Катя всегда «облагораживала» неприличные слова). Ничего! С Пашкой мы не пропадём!
Лиза в полудрёме шла по тропинке, время от времени натыкаясь на впереди идущего. Она всё видела и слышала, но продолжала спать на ходу.
Лиза была «сова». И постоянно канючила:
- Мам, а можно я вместо леса на кукурузу с тобой пойду? Не хочу я вставать в темноте.
- Ох, уж эта кукуруза! Отродясь такого не было! Куда ни глянь – везде кукуруза. Почти все поля засеяли! – возмущалась мать.
(В 60-х годах 20 века кукуруза по указанию правительства была самой популярной сельскохозяйственной культурой.)
– Ты мала ещё на такой жаре работать в поле, - говорила мать. – А вот в лес сходишь - и к обеду дома.
И Лиза вынуждена была идти в лес, а не на кукурузное поле.
- Эх, стёжки-дорожки мои! – приговаривала на ходу тётя Катя. – В какой лес нам пойти сегодня?
- А давайте недалеко, - жалобно сказала Тайка. – Вон Алёшино рядом.
Её разноголосо поддержали, наперебой перечисляя названия ближайших лесных угодий.
– Нет, девки! (Пашка содрогнулся от обиды, что и его причислили к девкам.) Поблизости всё выбрали. Мы с Пашкой (тётя Катя выразительно «подчеркнула» Пашку, и тот сразу прогнал обиду) вас на Горбатую Ниву поведём. Вот там ягод видимо-невидимо!
- Ух! – удивился кто-то. – Мой папка говорил, туда километров пять.
- А мы покороче дорожку выберём, - тётя Катя загадочно улыбнулась, - через Холодную Струю.
Кто-то полушёпотом, со страхом, произнёс:
- Там же «Нечистая Сила» живёт, мне мамка не велела туда ходить.
- И мне… и мне… - подхватили остальные.
Тётя Катя посмеялась в душе над трусостью детей, но сказала серьёзно:
- И правильно делают, что не велят. – Оглянувшись на притихших детей, она успокаивающе добавила: - Мы сторонкой это место обойдём.
Про Холодную Струю (ключ, который вытекал из-под трёх сросшихся берёз) ходили разные слухи. Таинственное местечко (кстати, очень живописное) находилось в стороне от просёлочной дороги, на пригорке.
Кто-то видел там странные огоньки ночью, кто-то слышал жуткие вздохи… а местный старожил дед Матвей, которому было девяносто лет, утверждал, что видел там маленького старичка в лаптях и даже выпивал с ним и задушевно беседовал.
- А она нам ничего не сделает? – с тревогой, сквозь сон, спросила Лиза.
- Кто? – удивилась тётя Катя.
- Ну, «Нечистая Сила»…
- Да ничего не сделает! С нами же мужчина, - весело ответила тётя Катя.
Лиза оглянулась и, убедившись, что Пашка на месте, то есть замыкает строй, успокоилась.
Холодную Струю обошли молча, затаив дыхание.
Через некоторое время перед путниками открылся огромный луг, напоминающий озеро с ровной гладью зеленовато-серебристого оттенка. Все остановились. Тут же посыпались восклицания.
-Травища-то какая! И вся в росе.
- Да здесь целый океан…
- Обмочимся ведь.
- Или обгадимся, - сострил кто-то.
Все засмеялись.
- В обход идти надо, чтоб не обмочиться и не обгадиться.
- Да этот луг полдня не обойдёшь!
- А может, всё-таки поближе куда-нибудь…
- Не ловчить! – одёрнула тётя Катя.
- Неужели, придётся через луг идти?! – сквозь дрёму произнесла Лиза.
- Молодец! – похвалила тётя Катя, оценив догадливость девочки. – А ну! Ра-зу-вайсь! – приказала она и первая начала стягивать с себя сапоги. – Платья, юбки, штаны по-до-ткнуть! – по-армейски продолжала распоряжаться тётя Катя.
- А можно не разуваться? – жалобно спросила Лиза.
- Можно, - серьёзно ответила тётя Катя (Лиза обрадовалась), - если у тебя запасные сапоги есть. – И обратилась к остальным: - У кого ещё есть глупые вопросы?
Глупых вопросов больше ни у кого не было.
Тётя Катя путём несложных манипуляций превратила свою длинную юбку в мини, обнажив свои белоснежные худые ноги, и чем-то стала похожа на маленькую избушечку на курьих ножках.
- За мной! Вперёд! – закричала тётя Катя, и первая бросилась штурмовать препятствие.
Дети кинулись следом. И тут же послышался разноголосый визг.
И лишь Лиза стояла в нерешительности, так как ещё не проснулась и совершать подвиги была не готова. Наконец, она отважилась осторожно пощупать траву ногой, словно воду в речке перед купанием. Роса так обожгла своим холодом Лизину пятку, что пришлось её невольно отдёрнуть.
- Лизавета! Не отставать! – громко требовала тётя Катя.
Лизавета закрыла глаза и… побежала следом. Дыхание её перехватило, как от прыжка в ледяной омут, сон мгновенно улетучился.
Тётя Катя на ходу наклонилась, взяла пригоршню росы и брызнула себе на лицо.
- Девки! От росы прибавляется красы.
Пашка шёл следом за тётей Катей и не видел, как «девки» дружно начали «умываться», искренне веря в природное снадобье, предложенное тётей Катей. Сама Тётя Катя была очень симпатичной, что ещё больше укрепляло веру девчонок в чудо необычной водной процедуры.
Через несколько минут отряд вышел на возвышенное сухое место. Все схватились за сапоги.
- Отставить! – скомандовала тётя Катя. Она незаметно, словно фокусник, вытащила откуда-то большую тряпку, которую разорвала на части и раздала детям, приговаривая: - Ноги самое главное в дороге. Суше их вытирайте!
В сухих сапогах ногам сделалось жарко; от них по всему телу начало разливаться чудодейственное тепло. Лиза почувствовала себя выспавшейся, бодрой и готовой, «хоть куда».
- Чем вам не картина, - тётя Катя окинула широким жестом луг. – Смотрите! Какая красота!
Луг, который они преодолели, в рассветных лучах переливался разнообразием красок. Лёгкий прозрачный туман трогательно прикрывал ровную гладь травы.
Все замолчали, невольно засмотревшись на эту натуральную «живопись». А тропинка, проложенная детьми, нисколько не портила пейзаж, наоборот: придавала ему фантастичность; казалось, будто «бегущая по волнам» оставила свой след на поверхности озера-луга.
- Эх, стёжки-дорожки мои! – весело проговорила тётя Катя. - Ну, что, девки! Вперёд! За мной и Пашкой! (Пашка был доволен.)
Теперь, когда у Лизы появилось сил невпроворот, она начала замечать окружающий мир. Позолочённые восходящим солнцем стволы сосен, радостное пение птиц, мягкий мох под ногами, - всё трогало душу девочки.
Единственное, о чём она немного переживала, это то, что в спешке не успела умыться «для красы».
Место, куда привела подопечных тётя Катя, было очень! ягодное.
Замотав лица от комаров в платки (у Пашки был капюшон), немного похихикав друг над другом, все принялись за работу.
На обратном пути тётя Катя торжественно провела свою уставшую бригаду по всей деревне, демонстрируя детский успех.
Мать Лизы была довольна. Она ненадолго прибежала с поля и, встретив дочь, суетилась, подавая обед и приговаривая: - Добытчица ты моя!
После обеда «добытчица» вышла на крыльцо и уселась на ступеньках, с блаженством вытянув ноющие после ходьбы ноги. Веки сами начали смыкаться в сладкой дрёме.
- Лизка! – раздался у самого уха знакомый голос.
«Что? Опять за ягодами?! Ни за что не пойду!» – возмутилась про себя девочка, открыла глаза и увидела улыбающуюся тётю Катю.
- Вот тебе подружку привела. Моя племянница. Из Москвы только что приехала, – тётя Катя из-за своей спины вытолкнула что-то воздушно-розовое. - Валяйте, водитесь! – И ушла.
Перед Лизой стояла девчонка в праздничном платье, в красивых босоножках. Но больше всего Лизу поразили белоснежные носочки, и она невольно перевела взгляд на свои босые, исцарапанные ноги.
- Меня зовут Эля, - затараторила девчонка, - а тебя? – И, не дождавшись ответа, предложила: - Пойдём в лес! Я так хочу погулять в лесу! Я всю дорогу об этом мечтала.
Лиза вытаращила глаза и с удивлением подумала: «Вот дура! В лес погулять! Да она ненормальная!»
Встав на самую верхнюю ступеньку, Лиза, словно с трибуны, угрожающе произнесла:
- В лесу не гуляют! В лесу работают!
Как раз в этот момент мимо Лизиной калитки проезжал на своём велосипеде Пашка. Увидев нарядную москвичку, он остановился, так как его стальной конь внезапно почему-то забарахлил. Пашка, исподтишка поглядывая на городскую красавицу, начал «бороться» с неисправностью.
- Чего ты человека пугаешь? – не отрываясь от «ремонта», укорил он Лизу. – Никто от этой работы не умирал ещё.
«Перед новенькой выкаблучивается», - молча осудила Лиза.
- Ой, а вы возьмёте меня с собой? – кинулась новоявленная принцесса к Пашке.
- Конечно, - великодушно заявил тот.
«Бабник! – мысленно поставила Лиза позорную печать на репутацию Пашки. И язвительно, подражая взрослым женщинам, безмолвно вынесла окончательный приговор: - Махнули подолом, он и побежал! Котяра!»
…
Ошиблась Лиза. Бабником он не стал.
А вот тётя Катя права оказалась в своём предсказании насчёт Пашки. Парень, как вступил в молодую пору, так всех девчонок в округе с ума свёл.
- Кровь с молоком, - говорили о Пашке.
Но красавец-Пашка спокойно реагировал на «девичий переполох». Никто его не интересовал… кроме Лизы.
Девчонки завидовали ей, некоторые даже ненавидели её.
А Лиза… бегала от него, сердилась, когда он подходил к ней принародно. Пашка страдал. Но Лиза была непреклонна.
- Я же выше тебя почти на целую голову! – возмущалась она. – Не смеши людей!
Пашка упорно продолжал ходить за Лизой. Сидел до рассвета под её окнами на лавочке, бросал в форточку сирень, которую Лиза очень любила, научился бренчать на гитаре, потому что Лиза любила гитару…
Но Лиза стояла на своём твёрдо.
«Мы же не пара, - молча рассуждала она. - Я большая. А он, хоть и не маленький... но ниже меня. И намного!».
Лиза действительно была крупная, высокая. И красотой лица не блистала. Правда, всех поражала её смуглая кожа, приятно сочетающаяся с чёрными волосами. Лиза иногда в шутку думала: вот не умылась она тогда на лугу росой и… получила результат на лице.
Но… было в ней что-то. И этот скрытый шарм хорошо замечали зрелые мужики.
- Чернобурочка! - говорили они между собой. - И куда только парни смотрят?!
Но парни, у которых были совершенно другие представления о девичьей красоте, не питали к Лизке любовного интереса. А вот Пашка ещё как питал! И мнения друзей его не интересовали.
Он любил Лизу всю, целиком, вместе с её размерами, «шармами», не умытым росой лицом. Любил так, что… болел от этой любви.
Его мать переживала. Переживали и Лизины родители.
- Эх! Было бы тебе лет двенадцать, - возмущался отец, - отлупил бы я тебя крапивой, раз ты не понимаешь, какого человека отвергаешь! Смотри! Не раз ещё пожалеешь!
- Не пожалею! – горячилась Лиза, так как по наивности своей видела жизнь необъятной и была уверена, что успеет встретить «подходящего» человека, которого и полюбит.
Тем не менее, иногда в Лизе что-то «щёлкало», и она прозревала:
«А ведь хорош! Всё при нём! Ну, почему он ниже меня?!»
Уехала-таки Елизавета из деревни на поиски счастья в далёкие края, да такие далёкие, что почти на всех видах транспорта до них надо было добираться.
- На край света ведь усверикала! – сокрушалась мать.
- А куда усверикала-то? – спрашивала соседка.
- В Сибирь, в тайгу.
- А зачем? – допытывалась соседка.
- Ясное дело! Зачем в тайгу едут? За шишками! - причитала мать.
- Ну, вот набьёт шишек! И вернётся, - утешала соседка.
Пашка долго переживал. Осунулся, похудел. А через некоторое время исчез из деревни. Все решили, что он помчался следом за Лизой, но ошиблись. Обосновался Пашка в ближайшем городе.
Так и разошлись их стёжки-дорожки.
И понеслись годы…
Лиза, хоть и «набила себе шишек», но не вернулась.
Из писем, что присылали родственники, она узнала, что Пашка «помучился, помучился… да и женился».
«И ведь жену себе нашёл... – писали ей, словно хвастаясь, - ну, до того на тебя похожа! Только пониже будет».
«Ну, и пусть!» – думала Лиза.
Женитьба Пашки, тем не менее, расстроила её.
«Ты какие слова мне говорил? – мысленно, через тысячи километров, обращалась к нему Лиза. И передразнивала: - «Люблю тебя на всю жизнь!» Быстро же у тебя вся жизнь кончилась! И новая началась!»
И тут же ругала себя:
«А что ты хотела? Чтобы он всю жизнь валялся в твоих ногах? Так не бывает! Щенка пни – и тот отвернётся».
Но одно поняла Лиза, что сильнее, чем Пашка, вряд ли кто её полюбит. И, вспомнив слова отца, она подумала: «Вот и пожалела я».
Наведывалась Лиза в родные края крайне редко, далековато было добираться. С Пашкой так ни разу и не пересеклась. А как похоронила родителей, так и совсем перестала приезжать домой.
Замуж Лиза вышла, когда ей стукнуло «за тридцать». Муж был выше её, весьма не дурён собой, балагур, компанейский. Лиза не могла охарактеризовать свои чувства к нему, но знала твёрдо, что это не любовь (уж слишком спокойно на душе было).
Через год родилась девочка. А ещё через год они разошлись. Не смогла простить Лиза мужа, случайно застав его в очень «откровенной ситуации» (и это тогда, когда у них сильно болела годовалая дочка).
Мужчины обращали на неё внимание, но она с горечью осознавала, что они (под стать её деревенским мужикам) видят в ней всего лишь «чернобурочку», не более того.
И вот тут-то чувства Пашки приобрели в глазах Лизы необыкновенную ценность. И она в который раз пожалела.
Теперь уже её родная тётка Зина присылала письма из деревни и сообщала новости.
«...а ещё в строках своего письма, - писала она по старинке, - сообщаю тебе, что у Пашки народился второй сын, а первому уже пять годков… и живёт он хорошо, душа в душу». - И так далее.
Лиза сердито отписала в ответ:
«Запрещаю писать о Пашке! Он меня давно не интересует!»
Но ещё как интересовал её Пашка! Ночами она плакала в подушку, вспоминая его. Она перебирала в памяти мельчайшие подробности: Пашкины жесты, его смущённую улыбку...
«Он заслуживает счастья! – думала Лиза. – А мне… так и надо! За мою слепоту и гордыню!»
Постепенно она смирилась со своей участью. И даже стала ощущать себя счастливой от мысли, что где-то есть её Пашка и у него всё хорошо. И с этим чувством жить стало легче.
А когда достигла она возраста «ягодки», так потянуло её в родные края, что она рванула туда «на всех видах транспорта», прихватив десятилетнюю дочь.
«Как там? Хоть одним глазком взгляну, - волнуясь, думала она в самолёте. – А там уж… и на чужбине доживать будет не страшно».
Лиза решила, что непременно сходит с дочкой в лес и покажет ей ягодные места, которые в своё время открыла Лизе тётя Катя.
«Поведу по тому самому лугу, - мысленно представляла Лиза, - и обязательно босиком. - Но тут же спохватилась: - А сохранилось ли всё это? Ведь столько лет прошло!»
От нахлынувших воспоминаний защемило сердце.
Но больше всего её занимали мысли о Пашке. Они обжигали её душу. Лиза закрыла глаза. Ей вдруг почудился запах сирени, той самой сирени, которую дарил Пашка. Ей так захотелось его увидеть! И в то же время она боялась разочаровать и его, и себя.
«Нет! Не надо нам никаких встреч! Даже случайных! - решила она. – Увидит меня, большую, постаревшую, и пожалеет, что был влюблён в меня. Да и ни к чему волновать его семью! А я и так счастливая оттого, что он есть на белом свете».
Поглядев через иллюминатор на облака, Лиза вспомнила, как летала во сне. «Растёшь», - улыбалась мать, когда дочь делилась впечатлениями после «приземления».
«Вот и долеталась, - размышляла теперь Лиза, вспомнив о своём росте. – И зачем я тогда так комплексовала из-за него?! Какая же я глупая была!».
Мысленно она пыталась оправдать себя, почему так «коряво» всё произошло в её личной жизни: «Да! Я вышла замуж без любви. Что греха таить! Пора уже было. А Пашка? После того, как я его отвергла... он что? Влюбился во второй раз? Или тоже, как я? Чтоб не быть одиноким? (Лиза вздохнула.) А какая теперь разница!? Главное, у него семья. (Она задумалась.) А может, и у меня ещё получится встретить человека? И главное полюбить! Без любви-то я уже пожила».
Но, как ни убеждала себя Лиза в этом, мысли упорно возвращались к Пашке. И сердце её ныло. И от горечи, что потеряла его. И от счастья, что он есть на земле.
Последним видом транспорта для Лизы было такси.
Ей стало не по себе от нахлынувших чувств, когда она подъехала к покосившемуся дому тётки Зины. Та, выйдя на крыльцо и увидев Лизу, сразу признала её и запричитала:
- Уж и не чаяла тебя увидеть! Ты всё не едешь и не едешь...
Они расцеловались.
- Надолго? – с надеждой спросила тётка.
- Побуду.
- Вот и хорошо! – обрадовалась та и добавила с надеждой в голосе: – А может, останешься? Ведь одна я осталась. – Тётка Зина заплакала.
Внутри у Лизы всё сжалось.
- Ой! Что же это я?! Идёмте в избу, – вытирая слёзы, сказала старушка, но вдруг резко остановилась, вспомнив что-то важное, и скорбно произнесла: - А Пашка-то (тётка сделала горестную паузу, лицо её потемнело)…
Лиза окаменела! Мысли медленно стали заплетаться в тяжёлый клубок.
«Только бы он был жив! Только бы он был жив! – беззвучно зашептала она заклинание. – Пусть он будет безмерно счастлив со своей женой! Пусть у него будет куча здоровеньких, хорошеньких детей и внуков! Пусть…»
Лиза искренне осыпАла Пашку своими наилучшими пожеланиями.
Каждой своей клеточкой она с неимоверной силой ощутила, как дорог ей этот человек! И она, Лиза, не могла допустить, чтобы его не стало в её мире.
За эту секундную трагическую паузу, что сделала тётка Зина, вся жизнь пронеслась перед глазами Лизы.
- …овдовел, - донеслось откуда-то издалека, - уж пять лет, как овдовел. Ты-то запретила мне писать о нём. Вот я и не писала. Каждое лето в деревню приезжает. Говорит, на пенсию уйду, буду здесь жить.
Лиза с трудом возвращалась из своего «путешествия» по страницам жизни. К горлу подступил ком, который перехватил дыхание.
- Каждое лето о тебе спрашивает, - продолжала повествовать тётка. – «Однолюб я», говорит. А я ему: «Лизка-то писать про тебя не велела! И адрес давать не велела». Так он всё свой адрес оставляет. Если Лиза, говорит, приедет, передай ей! Тебе, то есть. Да пойдёмте в дом-то, бумажки-то там.
Тётка Зина, наконец, закончила свою речь и лишь потом заметила, что Лиза трясётся в беззвучных рыданиях (ком в горле всё-таки прорвался наружу).
- А ты чего плачешь-то? – немного удивилась тётка Зина и пояснила, решив, что Лизины слёзы вызваны известием о смерти Пашкиной жены: - А жена-то у Пашки была хорошая, обходительная. Да он сам-то... - спохватилась она, - здесь сейчас, в деревне!
В доме тётка Зина положила перед Лизой несколько бумажек, на которых Пашкиным почерком был написан один и тот же адрес.
Лиза продолжала плакать. Хлопнула входная дверь. На пороге стоял...
Лиза сразу узнала его, хотя это был другой Пашка. Но это был – он!
Сквозь пелену слёз Лиза смотрела на него и видела… то молодого застенчивого парня, то красивого зрелого мужчину. Но это двоившееся изображение утверждало только одно: это Пашка!
- Я как увидел такси около вашего дома, сразу… - волнуясь, начал Пашка и замолчал. Он смотрел на Лизу и… любил её, любил всю, целиком, вместе с её габаритами, с её годами странствий, с распухшим от слёз носом, с её новым возрастом…
Всё это Лиза читала в его глазах.
- Ты вернулась? – в его голосе звучала надежда.
- Угу… - сквозь слёзы выдавила она, - вернулась… - И добавила подсказанное сердцем слово: - Навсегда.
...
Свидетельство о публикации №224110600018