27Москвее некуда. Добрались до гитары

МОСКВЕЕ НЕКУДА. (БАЛКОНЫ.)
                2018.

         НА  ПОМИНАНИЕ.      
                1.
В одной из песен ты об этом пел,               
Шутил, но верил в неизбежность.               
Сегодня я стою среди других в толпе.         
Но где же песня новая, но где же?               
А помнишь, как просил у Шукшина:         
«Переиграй, останься живым».               
И вот смотрю в проём центрального окна,   
А там портрет такой красивый.               
И вот смотрю в проём центрального окна,
А там портрет такой красивый.
                2.
Вчера решал ты «быть или не быть»,
Но выстрел в спину – решенье злое.
Ты посмотри, гитары рубят на гробы.
Но рано хоронить, скажи, Володя.
И будут помнить, будут почитать,
А главное, что песня будет.
Настанет время и на титульных листах
Фамилию твою поселят люди.
Настанет время и на титульных листах
Фамилию твою поселят люди.
                3.
В твоём театре есть такой спектакль.
Вот так же было, тогда на Мойке.
Пешком, сегодня на Таганку только так.
Не признаёте, всё равно постойте.
Сказала, видно баба с головой,
Растопчина, поэт старинный.
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой.
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой.
                28.7.80.

Может быть, вы уже встречали этот текст.  Он появлялся, тогда, сразу после похорон, с подписью «неизвестный поэт», и не в одном (1) месте.
Были и есть у меня весьма авторитетные свидетели, но я никуда не побежал,
нигде не кричал, ни на чём не настаивал.  Вот такая позиция.

                27Москвее некуда.   Добрались до гитары.

Написана песня, решена как задачка, собрана как конструкция утром двадцать восьмого июля тысяча девятьсот восьмидесятого года (28.7.1980), в понедельник.
В автобусе номер семьдесят четыре (№74) на исковерканном датой маршруте.
У окна служебной лестницы вестибюля станции метро «Таганская – кольцевая», куда я проник обманным способом, предъявив абсолютно честный документ.
В бесплатном такси, во время гонки по москворецким набережным:
М. Горького (ныне Космодамианская) - Раушская - Кремлёвская -
Кропоткинская (теперь Пречистенская) - Фрунзенская (почему-то и сейчас) - Савинская - Ростовская -  Смоленская - Краснопресненская.   
Написана и исполнена с десяток (10) раз в тот же день.
На кладбище. И потом. День длился и длился.
Они – основные – те, что на главных фотографиях, успели на «Таганку»
к восьми вечера (20.00.) на своих «Мастера и Маргариту»,
где во время сцены "оплакивания Христа" многие, конечно, рыдали.
Потом на полуночные поминки.
А я на «Малый Стадион Динамо», благо он рядышком.
Был  женский хоккей на траве Россия – Зимбабве.
Они выиграли два – ноль (2:0), а потом стали олимпийскими чемпионками.   
Я не мог не пойти – обещал провести интересующуюся девочку ещё в предыдущую среду.   А сотовой связи не существовало (были, представьте, и такие времена).
Потом дармовое плюс (+) дорогое пиво в специальном баре.
Там мы уже много поминали.   
Потом удачно подвернувшаяся милиция (сейчас – полиция).   
Они, по распоряжению человека в штатском, отвезли меня на Птичку, прямо в уютную и тёплую койку.
Вот ведь какие жертвы приношу, выполняя двойное обещание (Колиной семье и своему читателю).
Пропускаю подробное описание такого дня.
Знаете, что такое Blooms day - Блумсдэй – День Блума.
Шестнадцатое июня тысяча девятьсот четвёртого года (16.6.1904).   
Самый знаменитый день мировой литературы – «Улисс» Джойса.
Но наш понедельник похорон точно объёмнее.  Даже без ассоциативного реминисцирующего иллюминирующего мифологического фона.
Впрочем, и такой грунт при желании нетрудно наложить на холст.
А у меня такие подходящие деньки частенько случались и случаются.
Было даже однажды (1) подобное нагромождение порогов событий на пути потоков сознания прямо в девяносто восьмую (98) годовщину Дня Блума.
Путешествие  за Звенигород, за дочерью.
Тут уж оба вышеупомянутых должны потесниться, и в антологии встать
не по имени, не по дате, не по типу, не по размеру.
Но только так, как вы мои умные, умнейшие, проникновенные и во всё проникающие, гениальные читатели укажете.
А я в вас уверен.
Только, пожалуйста, на второе (2) место поставьте тоже что-нибудь моё.   
Уж я вам списки подгоню.   
И такое пропускаю.
Вот когда осознаёшь необходимость гипертекста.
«А что? А вдруг?»
Так и сделаем.
Либо  вставки – ссылки  понатыкаю,
либо всё равно прочтёте, если дочитаете, если допишу.   

Нечастый для меня набор аккордов.
Годами четырьмя (4) раньше,  вместе с кучей других разножанровых бумаг выбросил штук сто (100), а может и больше таких песенок.
И основной причиной была вовсе не изменившаяся творческая позиция.
Я тогда выбрасывал всё, всю первую (1) треть (1/3) своей жизни.
Прощался с тем собой, чтобы не мешал он мне новому.
Но это уже совсем другая история, уже написанная мною под другую музыку.
А ещё раньше, практиковал разовые (1) опусы.
Сочинил, - спел (случалось, только себе) - умышленно не записал - забыл.
О чём-то сожжённом (да, да - не просто рвал и выбрасывал - всё сжигал - характеристика тогдашнего настроения) жалею очень.
Письма разные.  Москва – Тарту, и Тарту – Москва, к примеру.
На днях был повод вспомнить - выругал себя придурком. И жена поддержала.
Кстати, видите, как впрыгивают на ходу персонажи. Вот ещё один -  занимательный и небезызвестный. Но ни слова, не сейчас, я обещал про Колю.
О песенках тех, вспоминаю в последнюю очередь.
Некоторые (малая часть), впрочем, вернулись: что-то вспомнилось само собой,
что-то обнаружилось в чужих архивах.

Нечастый для меня набор аккордов.
Но не отрицаемый, не отсутствующий у меня вовсе.
Вот ещё пример, по тому же печальному поводу.

                ГИТАРА.   
                1.
Вижу в траве я убитого голубя снова.               
Ясно, что в этом дворе живёт ловкая кошка.               
Как-то не сразу приходит – живу я здесь тоже.               
Пара недель перерыв, для меня это норма.               
Комната за две недели совсем одичала,               
Вещи сменили места, непослушными стали.               
Ждёшь меня, вижу, подруга надежд и печалей.               
Сквозь строй враждебных вещей подхожу я к гитаре.   
Ждёшь меня, вижу, подруга надежд и печалей.
Сквозь строй враждебных вещей подхожу я к гитаре.
                2.
В руки её я беру, и она, всё прощая,
Новую музыку к новому дню мне подарит.
Этой мелодией я расскажу о гитаре
Той, что умеет быть верной и без обещаний.
Слава закатится, слава, как зимнее солнце.
Не на неё я настроил гитару, на веру.
Слушайте важное: умер Владимир Высоцкий.
Тот, что учил  нас держать её крепче, чем нервы.
Слушайте важное: умер Владимир Высоцкий.
Тот, что учил  нас держать её крепче, чем нервы.
                3.
В песне его я ещё процитирую к смерти.
Сразу писал поминание я, на Таганке.
Главное вовсе не смерть, есть проблема другая.
Чаще, чем понят, изруган он был, и осмеян.
Ловкие кошки нужны, объяснил нам всё Дарвин.
Только есть думы такие, что не до законов.
Если не будет его – человека с гитарой,
Вовсе не будет не только законов – учёных.
Если не будет его – человека с гитарой,
Вовсе не будет не только законов – учёных.
                4.
Только, прошу вас, любите, он добр был и весел.
Только, прошу вас, поменьше суждений и сплетен.
Только, прошу вас, поменьше подробностей смерти.
Только, прошу вас, побольше послушайте песен.
Только зовите, прошу, его русским поэтом.
Умер от тяжести он, одному не по силам.
Я вас прошу, тем, кто выбрал смертельный путь этот
Сцену откройте. И не торопите к могилам.
Я вас прошу, тем, кто выбрал смертельный путь этот
Сцену откройте. И не торопите к могилам.
                20.8.80.

И её, конечно, тоже пришлось спеть.
Умные ребята удачно совместили приятное с полезным.

                Продолжение следует. 28МН…