Одно письмо одинокой женщины
– Четверг, ворчливо ответил муж, и добавил, – Спи, еще рано.
– Мне сегодня на почту, а я еще не написала Антону.
– Как ты их находишь, своих друзей? Муж повернулся в ее сторону.
– Это наш новый партнер в Москве.
– Да, интересно. Сейчас многие налаживают отношения с Россией.
– Представляешь, он сделал мне замечание. Я неправильно произношу слова work и walk… Я, которая прожила в Лондоне почти 40 лет…
– И что ты ему ответила?
– Ничего… Я смутилась. Может я и правда не совершенна?
– Ты идеальна…Спи.
– Нет, я встану. А ты отдыхай. Эти митинги и собрания утомительны. Ты не забыл, у тебя встреча с избирателями?
– Все ты помнишь… У тебя память, как у слона..
– Лучше, – ответила она, улыбаясь.
До этого в течение 14 лет она переписывалась с исключительным другом, преподавателем философии в штате Мичиган. Они встречались дважды в год, пока совсем недавно он не вернулся в Польшу, откуда уехал в 1965 году. До этого он часто говорил, что она для него как глоток кислорода на чужой планете. Но после возвращения на родину внезапно утратил интерес к общению. Она оказалась ему больше не нужна. Последний раз они виделись в январе. Ее односторонние попытки продолжить переписку выдохлись полностью. Она чувствовала себя так, будто потеряла близкого человека.
Ей вспомнился тот телефонный разговор, когда она спросила, чем ее коллега из Москвы занимался в выходные. I was working, - ответил тот. Она переспросила:
Working or walking? И он стал ей объяснять разницу в произношении этих двух слов Это показалось ей забавным – английский у Антона был слабоват.
Если бы она задумалась, она могла бы понять – ее притягивают люди 6еззаботные и самоуверенные . Но сейчас ее беспокоило другое. Она села за стол и начала писать, даже не позавтракав.
“Дорогой Антон ______ обрати внимание, на мою восхитительную английскую сдержанность: в то время, как я могла бы расточать ласковые прозвища, особенно сейчас, когда я все еще чувствую боль от острого укола ревности, услышав, как Ира назвала тебя Антошей. Однако, если только существуют степени в развитии отношений, я лучше приберегу эти нежности на будущее. Замаринованные в банках, прилагательные и уменьшительные имена будут храниться на полке. _______ Но в таком случае я потребую вознаграждение за высокую степень самоконтроля, которую я сейчас демонстрирую…”
Это шутливое начало она придумала после телефонного разговора, во время которого ей было слышно, как одна из сотрудниц Антона называет его уменьшительным именем. Немного подумав, она продолжила:
“У тебя никогда не было более доброй и своевременной идеи, чем та, что мне следует больше писать о себе. Доброй, потому что, кому еще на земле захочется читать излияния больной, толстой женщины неопределенного возраста (ни там, ни здесь), неспособной на самоцензуру, и которая пишет в необузданной манере подростка.”
С кухни донесся аромат кофе, и этот запах напомнил ей, как однажды ее поразила внешность незнакомца, встреченного в Испании в поезде между Севильей и Кадисом. Поезд медленно тащился по той части Испании, которая почти полностью представляет собой пустыню с унылым и однообразным видом за окном. Это случилось тридцать лет назад, а она все еще помнила то лицо, и это был единственный сравнимый праздник визуального наслаждения в ее жизни. Подобное чувство она испытала, впервые встретив Антона в Москве.
Она забыла о кофе, и ей вспомнилось, как стояла в открытых дверях квартиры 36 на девятом этаже в ожидании Антона. О том, как тысячи бабочек вспорхнули у нее в животе в тот момент, как открылась дверь лифта, и его улыбка осветила лестничную площадку, окрашенную в унылый коричневый цвет. В тот момент ее сердце готово было упасть ему под ноги…
Тогда она почувствовала, что ее жизнь изменилась. Теперь ей придется пересмотреть свою жизнь подобно тому, как в 45 лет после первого посещения Америки ей пришлось переосмыслить значение слова “большой”.
Позже она писала Антону: “Мне кажется, меня так тронуло твое лицо потому, что это как раз то, что случается с такими людьми, как я, когда они концентрируют внимание на внешнем облике всю свою жизнь и приходят к выводу, что эстетика это Бог”.
Тут она заметила, что за окном стало светло. Погасила лампу и попыталась подняться. Очень болела нога. Кожа выглядела, как у крокодила. Когда-нибудь из меня сделают дорожную сумку, – мрачно пошутила она про себя.
И добавила в голос, чтобы взбодриться: Но не раньше, чем я закончу это письмо и отправлю по почте.
У нее было много друзей, дни ее были заполнены встречами с подругами, как вдруг этим утром она почувствовала себя одинокой.
Посидев немного, она добавила еще одну строчку:
Обнимаю, —----- S
Свидетельство о публикации №224110600586