Глава 8. Личность в штатском

Но в составе делегаций
С вами едет личность в штатском –
Завсегда.
Владимир Высоцкий, «Личность в штатском».

Инна сидела на кухне, а на коленях у неё лежал кот. Он тоже арендовал здесь жильё.
- Какая идиллия! – умилилась Таня.
Хотя сама животных не любила.
- Вот, смотрите, я маникюр сделала. А вот педикюр, - и скинула тапки. - Мне дочь подруги делает, всего за полцены. Представляете, какая она молодец! Другая ещё побрезгует!
Таня, как всегда, восхищалась, не чем надо.
- Большую часть своей жизни в России я проработала на вашем рынке. И маникюр я раньше не делала. И однажды я купила хлеб, протянула деньги, а продавщица смотрит: я – молодая, а руки у меня, как у старухи. «Да я на рынке работаю…»
Была она Другая знакома и с хозяином рынка Б., вот уже девять лет выпускавшего газету «Горожанка». Инна заговорила было о выжигании частного сектора, но Таня оборвала её:
- Им заплатили за эти дома хорошую компенсацию, уж я-то знаю!
С ним она была на короткой ноге:
- Я помню, когда Б. только появился, я торговала на улице. И нас каждое утро обирала рэкетиры. А тут смотрю, его люди этих рэкетиров пинками вышвыривают! И заставили всё вернуть!
- Он очень странно одевается, в какие-то камзолы…
- Да, он любит такое.
Герману очень не нравилась эта кухонная дружба Инны с Таней. Он говорил:
- Шалава беспонтовая!
У Инны с Таней были общие знакомые, но не близкие. Торгаши, начальники рынков. Например, П., начальник другого рынка, на окраине.
- Его первая жена, она застрелилась в ресторане! Он ей изменял!
Жена П. была одноклассницей Харитонова, и он преподносил эту историю по-другому. А Инна на тот момент ещё не достигла такого духовного роста, чтобы бороться со сплетнями.
И Саня тоже предупреждал:
- Ты смотри, с ней особо не общайся!
Но Инна после разочарования в жизни и крушения всех иллюзий на шесть лет ушла в одиночество, и окружающий мир был сейчас для неё открытием.
***
Кот, как уже упоминалось выше, тоже был квартирантом.
После выхода из больницы Инна не знала, что ей делать. Из-за обновления крови она выглядела хорошо, а чувствовала себя плохо.
На второй день после возвращения Герман заставил её резать обои, чтобы подготовить маленькую, самую убитую комнату, где обои ещё не доходили до потолка. У Инны закружилась голова, и она рухнула на постель.
Герман ничего ей не давал. У Инны оставалась ещё небольшая сумма денег на книжке.
И тут Харитонов подогнал ей Ларису Петровну. Это была одна из городских сумасшедших, а параллельно – подруга их старшей по дому, тоже Ларисы. За квартиру Лариса Петровна не платила от слова «совсем», а платящих считала идиотами. Остаток своей сознательно одинокой жизни она проводила за кляузами и посещениями министерств.
Инна помнила Ларису Петровну давно и ужасно бедной, побирающейся по соцзащитам. Поэтому, когда поступило предложение взять на месяц кота, она назначила смешную цену, за которую бабка-салопница её же и позорила:
- Надо же, как дёшево! 
***
В эту субботу надо было посидеть с бабушкой, матерью Олега. Харитонов преподавал, отец его предпочитал дачный участок. А Татьяне Николаевне должны были принести пенсию.
- Так мне же за неё расписываться не разрешат! – удивилась Инна.
- Так мать сама вслепую распишется, она всегда так делает!
И пришли две тётки, и спросили подозрительно:
- А вы кто, её дочка, да?
Бобылке очень хотелось попасть сегодня на общение. И она позвонила Вовану. Тот, разумеется, не сохранил в своих контактах Иннин номер и не узнал её:
- А, Инна! Будет! Я спал! Хорошо, что разбудила!
У Инны кончилась мелочь, и она решила пойти пешком.
Она без приключений добралась до глухой окраины города. Увидев жёлтый коттедж, обрадовалась.
В церкви вовсю шла «спевка хора». Инна засмущалась, замешкавшись в коридоре, но какая-то девочка любезно провела её в кухню. Там уже были Вован, бородатый Саша в очках, старший брат Валеры, и Марья Михайловна в сером деревенском платке, - та, что у Валеры всегда сидела рядом с ней.
Пили чай со слоёным лимонным рулетом. Инна знала такой рецепт: лимон натереть вместе с цедрой, пирог свернуть в бараний рог с пылу с жару.
- Оставьте Владимиру Александровичу! – причитала женщина.
Пришёл Вован, съел кусочек и расщедрился:
- Ин, хочешь, ешь!
- Да вот Марья Михайловна сказала, что я объедаю пастора!
Женщина побелела и стала орать:
- Не было такого!!!
Инна рассматривал её: вся в сером. Вон ведьма!
Прибежала Батракова в чём-то поношенном и нежно-голубом. Она сразу же кинулась к Марье и обменялась с ней какими-то тряпками. Опять двадцать пять!
- Саша, приветствую! Ну как, нашёл работу?
Инна очень удивилась, что родной брат Валеры, проживающего в таких апартаментах, нуждается в работе! Что среди этих господ вообще кто-то в чём-то нуждается.
- У меня много предложений, - лениво сказал Саша.
- Я поговорю о тебе с начальником, - искренне пообещала сестра Юля.
Инне очень хотелось сказать этому Саше: не слушай её, это же лучшая подруга Воровки, никогда не выполняет своих обещаний.
Но Инна пока не могла этого сделать, так как была одна, и не знала, на кого ей опереться.
Батракову Инна боялась: она была уверена, что та испытывает к ней ненависть из-за солидарности с Воровкой. Но Юля неожиданно повела себя с ней очень любезно, как и раньше.
Но вот Вован позвал всех в трапезную – на духовную пищу. Собралось достаточно много народу, в основном братьев, что радовало. Из знакомых – Миша с женой, перс Вася без жены, Вован-второй (сопастор), Славик (похожий на Физрука). Остальных Бобылка не знала.
И Инну очень удивляло, почему нигде, - ни на домашнем общении, ни на церковном, нет Воровки, - такой молитвенницы!
Если на дому у Валеры проходили Евангелие от Матфея, то здесь, в церкви, Деяния святых апостолов. Сегодня была глава пятая, «Грех и смерть Анании и Сапфиры».
Вован поручил читать другому Вовану:
- «Некоторый же муж, именем Анания, женой своей Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома цены своей, а некоторую часть принёс и положил к ногам апостолов».
История оказалась, как по заказу. Некая сестра, продав чужое имение, вполне возможно, что принеся десятину…
Кончилось дело тем, что Анания пал бездыханен, а Сапфира упала у ног апостола Петра и испустила дух.
Вован просто мучил сегодня собравшихся:
- А почему так случилось? Они же всё-таки заплатили!
У Инны остались самые благоприятные впечатлении об этом общении.  Она вспоминала детство, какие-то редкие лучшие дни, вечера, когда они бывали у кого-то в гостях.
Вован говорил о Сапфире и Анании очень и очень долго, он упивался собой. Невозможно было что-то запомнить из его складной речи и выделить главную мысль. В Инне вновь проснулся умерщвлённый журналист, боящийся не выполнить задание. А заданий-то у неё почти и не было – только Праздник танца…
После молитвы Отче наш все пожали друг другу руки, и даже Марья Михайловна протянула ей первой, очень доброжелательно.
Вован стал ругаться, что на разбор Слова мало ходят. Инна удивилась: разве мало? Четырнадцать человек! У сестры Коржаковой это было константой.
- Я понимаю, конечно, братья и сёстры, что все работают, кто-то немощен…
- В прошлую субботу всего три человека было, - ехидно напомнил Славик.
- А две недели назад – я и пастор, - грустно сказала Марья Михайловна.
Это как раз перед Инниным «вторым пришествием».
- Стали критиковать колбасу, - пожаловался Владимир Ильич. – «А колбаску-то, - говорят, - можно и получше брать!»
- Все эти чаепития надо прекращать! – заявил неприятный, какой-то чересчур гладкий, лысоватый брат.
«Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий».
- Поздно очень.
- Хорошо, давайте сделаем в три часа, как раньше! Завтра объявим!
Инна с тоской подумала, как ей идти по такой тьме и грязи пешком три километра, да ещё и через железную дорогу. Но к ней уже подлетела Батракова:
- А мы Гену попросим! – пообещала она.
Геной оказался тот самый лысый брат, призывавший отказаться от ужина Господня. Он-то как раз и нёс служение снабжения, покупая сливочный или сметанковый сыр, варёную колбасу и конфеты «Василёк» утром перед собранием!
Машина брата Гены была не чета железным коням других братьев – «четвёрка».
- Зато вместительная, Ген! - подлизывалась Батракова.
Он высадил их на мосту, и поехал к себе во Флягино.
Инна же была рада пообщаться с Батраковой, хотя понимала, что она может работать на Воровку, собирая о ней сведения. Такая же «личность в штатском», как и тот толстенький из Кабардино-Балкарии.
- Ой, Инка, - затараторила Батракова у китайской стены, где они когда-то впервые встретились, - а ты не могла бы сдать одну комнату?
- Мы никому ничего не сдаём, - отчеканила Инна.
Стоп-машина. Группа Коржаковой, в 2008 году, после её несанкционированного «замужества», постепенно обрезая нити, прекратила с ней, Инной, всяческое общение. К Батраковой она, Инна, тянулась, считая, будто её интеллект на порядок выше других «сестёр», - к тому же, Юля была моложе остальных.
Батракова вроде тоже всегда была не прочь пообщаться с Инной, даже как-то предпочла её общество подруги по мясомолочному институту, но они не созванивались, никуда вместе не ходили. Это была какая-то странная «дружба»… да никакой дружбы-то и не было!
Удивительно, но Батракова позвонила ей с «тётиного телефона» (на своём денег было жалко) в ноябре того же 2008 года. Она встревожено спросила, живёт ли ещё Инна на Новосоветской, почему она её там не видит. Что же, Батракова беспокоилась тогда за неё после странного, скоропалительного замужества? Значит, она не знала, что дирижёр оркестром – её лучшая подруга по церкви Сосункова? Подруги же не всё нам докладывают! Вон, Суркова и Левичева ничего ей не рассказывали, даже на свои свадьбы не позвали!
Потанина сама позвонила Батраковой в апреле 2010 года. Та, по её словам, продолжала жить у матери на Новосоветской. Батракова, как уже было однажды, пообещала ей кабинетную работу. Естественно, она Инне не позвонила, но она и раньше никогда ей не звонила.
- Инка, ну пожалуйста! – канючила Батракова. - К нам в церковь скоро должна приехать Марианна из Струнино! У неё двое детей. Она хочет пойти работать в строительный гипермаркет! Только Марианна платить много не сможет, не более шести тысяч, - она же не знает, сколько будет здесь получать… Я искала ей квартиру, нашла на Вьюнке за три тысячи, но там не было ванны…
То есть они с Сосунковой хотят внедрить к ней шпионку. Но эти сёстры-братья, когда Инна ещё сдуру им верила, как честным и неподкупным «детям Божьим», всегда только глазели, и никогда ничего не снимали, хоть на Новосоветской, хоть здесь! Инна больше никого из них на порог не пустит!
- Инка, - затараторила Батракова, - а ты не считаешь, что это было… неумно, обменяться на трёхкомнатную квартиру? Тебе же тяжело за неё платить!
На тот момент Инна уже смирилась с судьбой, что квартиру они опять поменяют.
- А вот у нас одна сестра, Нина, - продолжала болтать Батракова, - её дом на Вьюнке сломали, и дали квартиру в новостройке. Но она оттуда уехала, потому что там консьержка, и очень дорого платить. Она переехала в пятиэтажку в Леонтьевке, представляешь, Инка? «Мне, - говорит, - там нравится, - у меня рядом огород». К ней прилетает одна и та же ворона, и она её узнаёт и зовёт Клара, представляешь, Инка? А вот другой нашей Нине, ну помнишь, она к Юле Коржаковой ходила, ей так ничего и не дали, хотя у неё дом под снос…
Батракова, хотя Инна и не спрашивала, под завязку обеспечила её информацией обо всех.
- Валера, у него своя фирма по ремонту компьютеров в старом нарсуде! Славик, мой Лёша и Володя вместе сидели. Славик жил в Омске, но он стал там падать, духовно падать, ну, ты понимаешь, Инка? Он снова стал там колоться, и Володя привёз его сюда. А Валера хочет поменяться на коттедж, потому что их много, а квартира маленькая…
И Инне стало больно, что, когда другие улучшают свои жилищные условия, она их ухудшает. Но она же «бесперспективна», как герой Анатолия Папанова из фильма «Отцы и деды».
- А вот наш Владимир Ильич, он живёт без жены, и один воспитывает Настю! А у его бывшей жены теперь другие дети, а про Настю она даже не вспоминает! Представляешь, Инка?
Они уже подошли к её длинному дому, панельному, с глухими зелёными торцами.
- А это мой, Инка! Хочешь, заходи в гости…
Так Инна сделала для себя вывод, что Батракова ей скорее друг, чем враг, и, наверное, ни о чём не знает.
Пока Инны не было, Саня принёс ей большую кастрюлю курино-фасолевого супа и печёнку. Инна рассказала ему о сегодняшнем вечере, и что некий брат Гена хочет прекратить чаепития.
- А если «чаепития прекратят», - очень серьёзно, но умирая от смеха, сказал Саня, - тогда вообще никто ходить не будет!
***
В церкви детей Божьих под руководством пастора Вована и вправду было интересно, гораздо лучше, чем в Овсянке. Вот и сегодня выступал седой брат, - то он пел, как Евгений Мартынов, то как Муслим Магомаев, - хотя у тех разные голоса.
А на воротах стоял брат Миша с планшетом, - такой же лысый, как Вован и Валера.
В объявлениях Вован пригласил всех на «сестринскую конференцию», которая должна была пройти в середине ноября в церкви в Овсянке.
- Сёстры, кто хочет участвовать, после служения подойдите ко мне, я должен отправить сведения о вас в электронном виде. Конференция начнётся в одиннадцать утра, в десять – регистрация, значит, поехать туда нужно в девять тридцать.
От Вьюнка до Овсянки поезд шёл ровно полчаса. Старая гвардия когда-то ездила туда во втором вагоне. И сам Вован из своей Солянки. Тогда он скромнее был, никакой машины у него ещё не было.
Сестра Марта Даниловна в столовой разглаживала ладонями что-то нарядно детское, с крупными белыми горошинами на тёмно-синем поле. Юбка-солнце-клёш!  Да когда носили такое!
- Инночка, я принесла юбочку, да она тебе не подойдёт. Это для девочки для какой-нибудь…
Да Инна ни за что бы такое не надела.
Потанина наблюдала за сестрой Сосунковой, и та за ней, скорее всего, тоже. Делала она и попытки начать разговор, но Инна молчала, как неприступная скала. Вот и сегодня Сосункова подбежала к ней, когда Инна спустилась во двор:
- Инночка, ты тоже можешь доехать домой на машине…
«А разве этот транспорт не для бабок?» - удивилась Инна.
И опять мучительный путь по разбитым дорогам, московский автобус-экспресс, двадцать шесть рублей за билет.
В этот день Никишкова должна была забрать своего кота. Она осталась недовольна содержанием:
- Это как же вы расходовали наполнитель, что извели за месяц весь пакет!
Едва она ушла, выползла Таня, она подслушивала:
- Орала на вас! – подлизывалась она.
А кошка, когда его унесли, просто как человек вздохнула с облегчением.